После Пламени. Венец Феанора

Нолдо молчал, сдвинув брови. Враг ловко играл словами, но суть от этого не менялась: понятие о добре и пользе у Моргота было... своеобразное.

— Ты обманом захватил меня в плен. Тоже будешь утверждать, что действовал во благо?

— Конечно! Как бы я иначе показал тебе Феанора? Разве ты поверил бы, что твой отец жив, не убедившись в этом лично? И я отпущу тебя тотчас, как мы заключим мир.

— Ты убил моих спутников.

— Достаточно было одного твоего слова, чтобы спасти их. Ты промолчал, Маэдрос. Ты сам обрек их на смерть.

Нолдо побледнел, но сдаваться не собирался.

— Ты держишь отца в неволе.

— Я же при тебе вернул ему Сильмариллы! И ты видел его — разве он похож на пленника?

— С виду не похож. И все же ты держишь его. Обманом или какими-то злыми чарами ты поработил его дух.

— Это не обман и не чары, Маэдрос, — Моргот снисходительно улыбнулся. — Это дружба. Ты когда-нибудь слышал такое слово?

— В слова можно вкладывать разный смысл.

— В таком случае мы с Феанором одинаково понимаем дружбу.

— Теперь — возможно, — Маэдрос сжал кулаки. — Но он был другим! Ты толкнул его на предательство, а нас — на убийство!

— Да-а?! — засмеялся Моргот. — Вот только тем и занимался, что толкал вас — и в Альквалондэ, и в Арамане, и в Лосгаре. И решал за вас я, верно, Маэдрос? Но в таком случае вы уже мои!

— Мы никогда не будем твоими, Враг! — вскинул голову пленник. — Разумеется, ты мечтаешь, чтобы нолдор признали тебя Властелином. Мы ведь народ мастеров, мы гораздо интереснее тебе, чем орки.

— В одном ты прав: я действительно охотно принял бы ваш народ под свою руку, — признался Моргот. — Но ни один мастер не сотворит что-либо действительно стоящее, если его принуждать. Так что я готов выделить вам часть своих владений на юге. В обмен на заключение мира. Потому что я, в отличие от тебя, своих подданных предпочитаю видеть живыми, а не героически павшими в бессмысленной войне. Ты сейчас пытаешься обречь нолдор на гибель, а я, напротив, — спасти и дать им возможность жить и заниматься творчеством, а не убийствами.

— Не добыв камень, готовишь оправу, Враг? — холодно усмехнулся Маэдрос. — Уже называешь нолдор своими подданными? Не рано ли?

— Ты искажаешь смысл моих слов, — Моргот явно начал сердиться. — Я не о вас говорил как о своих подданных. Я готов предоставить вам независимость. Маэдрос, ты вообще способен воспринимать хоть что-то, кроме своих надуманных страхов? С кем я говорю сейчас: с королем, отвечающим за свой народ, или с мальчишкой-фантазером, у которого ветер в голове?!

— С королем, — твердо ответил пленник. — И хотя формально я не имею права на этот титул при живом отце, ответственность за нолдор теперь на мне. И я скорее умру, чем обреку их оказаться под твоей властью. Впрочем, когда ты убьешь меня, мои братья ответят тебе то же самое: между нами не будет мира. И подачек от тебя мы не примем.

— Ясно, — неожиданно легко согласился Моргот, поднимаясь и глядя на Маэдроса с высоты своего внушительного роста. — Значит, я добьюсь мира другим способом.

8

Прощай, отец. Скоро за мной придут. Орки. Или огненные чудовища. Или кто-то из майар Моргота.

А может быть, никто и не явится. Достаточно просто не приносить воды, и...

Нет, нельзя думать об этом! Тяжело и... бессмысленно. Все равно не изменить ничего. Хотя я пытался простукивать стены — всю комнату облазил. Безумие? Да, конечно. Только я не надеялся найти выход — просто стремился чем-то себя занять. Чтобы не думать о будущем. Чтобы не было этого отвратительного сосущего холода в животе и в груди.

Нет, мне не страшно. Только противно очень. Противно видеть, во что ты превратился. И вспоминать, как глупо я угодил в плен. И умирать вот так, здесь, пленником — невыносимо противно.

Прощай, отец. Я прощаюсь сейчас не с тем тобой, что предал свой народ и стал безвольным орудием в руках Моргота. Я прощаюсь с Феанором, которого знал в Амане. С великим мастером, сильным вождем, преданным сыном и любимым отцом. Да, я любил тебя, хотя и не всегда понимал. Пускай тебе и не нужна была эта любовь. Она только отвлекала от творчества.

Снова грохот металла. Четыре удара. Теперь, наверное, недолго осталось ждать.

Братья... Маглор, тебе придется занять мое место. Как старшему. Знаю, тебе это будет тяжко, ты творец, а не воин. Но ничего не поделаешь. Всем нам приходится себя переламывать — ради общего дела. Ради... нет, не победы, на нее шансов слишком мало. Ради того, чтобы Моргот не победил.

Келегорм, тебе, наверное, легче всех. Ты боец и охотник, ты здесь в своей стихии. Позаботься об остальных, постарайся стать им опорой. Ты это можешь.

Карантир и Куруфин... Дома вы были мастерами. Кузнецами, ювелирами. Теперь вам придется стать мастерами убийства. Столь же искусными — иначе в Эндорэ не выжить. И не украшения вам предстоит создавать — оружие. Надежное. Смертоносное. Сумеете ли сохранить хоть память о том, кем вы были прежде? Это трудно, но... постарайтесь все-таки, ладно?

Амрод, Амрас, я привык считать вас детьми. Да вы же действительно еще дети! Мальчишки, горячие, нетерпеливые, не чуящие опасности. Надеюсь, старшие сумеют вас уберечь. От смерти, не от судьбы. Судьба вас ждет та же, что и всех нас. Судьба воинов.

Мне не докричаться до вас отсюда. Мысленный зов обрывается в пустоту — Ангбанд его не пропускает. Так что я просто думаю о вас напоследок. Вы не можете услышать меня, но вы ведь догадаетесь, правда?

Фингон... Не сдержал я своего обещания, друг. Собирался биться за двоих, а теперь остается лишь умереть — одному.

Биться... А собственно, почему бы нет?! Я безоружен, но пояс-то у меня остался. Тяжелый кованый пояс, и углы у звеньев достаточно острые. Дверь открывается наружу, но если встать сбоку от проема и приготовиться, первого, кто войдет, я уложу. А если повезет, то и больше.

9

Отчаянный мальчишка! Несмотря на досаду, мне было жаль его. Очень уж он хорошо держался. Такого бы — да в союзники, эх-х!

Ну, союзником-то моим он все равно станет. Хоть и против воли, конечно.

Я вышел через северные ворота и свернул на тропинку, ведущую в горы. Любимое место для недолгих прогулок: здесь всегда хорошо думается. И руки как будто болят меньше.

Итак. Место предводителя, попавшего в плен, займет Маглор как старший из оставшихся братьев. Так у нолдор принято. Характером этот принц помягче, чем остальные, и, насколько я знаю, очень привязан к Маэдросу. Впрочем, они все любят старшего, я замечал это в Амане. Подозреваю, что именно он их вырастил — вместо отца, вечно пропадавшего в мастерской. А значит, братья по меньшей мере задумаются прежде, чем обречь Маэдроса на мучения. Главное — дать им убедиться, что пленник жив.

Я остановился, любуясь пышными снежными шапками Эред Энгрин. Красиво. Пожалуй, не хуже, чем до войны. Молодцы мои майар, восстановили. Справились.

Осанвэ враждебно настроенного ко мне нолдо невозможно из Ангбанда — моя сила погасит его. Это всё равно, что пытаться разжечь огонь под водой. Общаться с Маэдросом мысленно у его братьев не получится. Значит, он должен быть на виду. Но вне досягаемости. Скажем... с внешней стороны Тангородрима. Поставить парня на небольшой выступ над отвесной скалой, закрепить понадежнее — и пусть работает. На меня. На Ангбанд. На нолдор.

10

— Феанор, я снова говорил с ним, — Мелькор вздохнул, усаживаясь в кресло у окна. — Бесполезно. Он слышит только себя.

— Ты обещал, что не убьешь его, — Пламенный с усилием приподнялся и сел на ложе.

— Твой сын не умрет, — заверил его Вала. — Во всяком случае, от моей руки или по моему приказу. Но это единственное, что я тебе обещаю. Отпустить его я не могу, сам понимаешь.

— Но ты что-то придумал, — предположил Феанор, вглядевшись в лицо друга.

— Придумал, — сдержанно согласился Вала. — Тебе это очень не понравится, но... Маэдрос все-таки поможет мне прекратить войну. И убережет от гибели остальных нолдор, хотя и против своей воли.

— Благодарю, Мелькор, — мастер откинулся на подушки.

— Ты не спросил, что именно я собираюсь с ним сделать, — удивленно заметил Восставший.

Феанор криво усмехнулся, глядя в потолок.

— Я спросил бы о сыне. Но не о том, кто отрекся от меня. Ты сохранишь Маэдросу жизнь — этого более, чем достаточно. В остальном поступай с ним по своему усмотрению.

11

Прекратить войну... Плохо же ты знаешь мой народ, Мелькор! Столько времени провел среди нас в Амане, смотрел, разговаривал — и ничего не понял.

Нолдор не остановятся ни перед чем! Они скорее все полягут, безуспешно пытаясь уничтожить тебя. Они же за мной пошли там, в Амане! Не струсили, не усомнились, не отступили. Это самые храбрые, самые отчаянные, самые верные, самые лучшие из моих сородичей!

Глаза щиплет... гл-лупости... я не могу плакать, не умею и никогда не умел. И не стану! Вот, прошло.

Говорить о своем плане ты отказался. Просто спросил, доверяю ли я тебе. Я ответил: да, доверяю. Еще в Амане я привык полагаться на твое слово. А сейчас мне ничего другого и не остается.

Остановить войну ты не сможешь, но попытаться вправе. Только вот скверно, что ты делаешь это в одиночку.

Невыносимо валяться здесь! Я хочу, я должен действовать! Вместе с тобой: ошибок-то наделали оба. Если бы не эти проклятые раны!... Ничего. Я справлюсь с ними, друг. Так быстро, как только смогу. Все силы направлю на это, все мысли.

А Маэдрос... Вот уж кому повезло, что я ранен! Иначе за те слова... нет, я наверное, не убил бы его, но рука у меня тяжелая. Хорошо, что мой бывший сын сейчас у тебя, Мелькор. Это лучше для него, чем попасться мне.

12

Что это? Шаги? Показалось?

Нет, и вправду, шаги.

Я приготовился. Раскроить череп первому вошедшему, выхватить его оружие, потом...

Дверь распахнулась.

— Брось пояс, — раздался холодный голос.

Я замер. Тот, снаружи, не мог меня видеть, не мог знать...

— Брось! — повторил приказ тот, за дверью.

Бросить, говоришь? А если... мфффф... Пояс отлетел в сторону: внезапно нагревшийся металл обжег мне пальцы.

В комнату вошел мужчина в тунике цвета запекшейся крови поверх черной рубахи. По облику — эльда, только очень высокий. По сути — враг. Следом за ним появились двое вооруженных орков.

Майа Моргота окинул меня цепким взглядом серых глаз, указал подбородком на дверь и вышел. Один из его подручных демонстративно взялся за рукоять кривого меча, второй оскалил клыки и облизнулся. Голыми руками я бы с ними не справился, а умереть в бессмысленной схватке можно было и позже.

Я пожал плечами и вышел в коридор. Там ждали еще двое орков.

— Куда его, Повелитель Саурон?

— За мной, Рданг.

Саурон этот чем-то напоминал Моргота, но у Врага движения всегда были по-кошачьи мягкими, словно бы с ленцой, или, наоборот, молниеносными, будто бросок хищника из засады. А этот майа выглядел исключительно собранным и деловитым: ни ложной расслабленности, ни хоть одного лишнего жеста. Он размеренно шагал впереди, следом за ним — один из орков. Еще двое воинов Моргота держались по бокам от меня. Четвертый — сзади. Я не сопротивлялся: сейчас шансов вырваться у меня не было. Оставалось ждать удобного случая.

13

Коридоры сделались темнее и шире. И дышать с каждым шагом становилось труднее. Почти как тогда, около ворот Ангбанда. Маэдрос закусил губу. На лбу и висках выступил пот, одна капля покатилась вниз, щекоча скулу.

Тяжелая решетка с лязганием втянулась в пол, пропуская идущих. Поворот. Еще один короткий коридор. Заметно потеплело, на стенах впереди заплясали багровые блики. Враждебная мощь навалилась на плечи, обручем сдавила голову. Горячий воздух обжигал горло. Казалось, сердце вот-вот лопнет, не выдержав чудовищной нагрузки. Но конвоиры по-прежнему бодро шли вперед, будто не ощущали этой невыносимой тяжести.

А потом не стало ни стен, ни пола, ни потолка. Вокруг, скованное, подчиненное высшей силой, ревело и билось подземное пламя, отделенное лишь невидимой перегородкой.

Маэдросу казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Только падать не стоило: все равно поднимут. А не поднимут, так волоком дальше потащат. Лучше уж самому идти... хоть не радовать врагов слабостью.

Путь сквозь огонь, казалось, никогда не закончится. А потом перед пленником внезапно оказалась стена. Нет — створки огромных ворот, совершенно гладкие, сделанные из какого-то незнакомого — камня? металла? сплава?

Ворота открылись сами собой. Пленнику никак не удавалось избавиться от ощущения, что крепость обладает собственным недобрым разумом, и лишь чья-то воля — легко догадаться, чья — не позволяет ей уничтожить чужака, проникшего внутрь.

В лицо ударил порыв ледяного ветра. Мелкие снежинки иглами впились в кожу.

Маэдрос жадно глотнул холодного воздуха. Дурнота отступила, муть перед глазами рассеялась.

— Иди, — один из орков подтолкнул пленника.

Над головой возвышался Тангородрим. Низкие, темно-бурые тучи скрывали его вершины. По склону вверх уходила лестница — не то прорубленная, не то проплавленная в скале. Саурон и шедший следом за ним орк начали подниматься по слегка припорошенным снегом ступеням.

Маэдрос быстро огляделся. С одной стороны — скалы, с другой — долина. Даже если сейчас вырваться — далеко тут не убежишь, все как на ладони. Да еще этот майа! Ничего не поделаешь, придется идти.

Поднимались долго. Лестница закончилась небольшой ровной площадкой между отвесным склоном и пропастью. Земля внизу была почти неразличима, скрытая тяжелыми тучами, липнущими к скалам. Чудилось, что мир исчез, провалился в безвременье, и нет больше ничего — лишь облака вокруг, снег, секущий лицо, и равнодушный черный камень под ногами.

Саурон подошел вплотную к уходящему вверх склону. Маэдрос заметил толстую скобу, словно вросшую в скалу, и прикрепленный к ней браслет наручника. Майа коснулся кончиками пальцев металлического кольца, и оно разомкнулось.

14

"Я добьюсь мира другим способом"... Так вот, что задумал Враг! Ловушку! Братья же освобождать меня кинутся, и тогда... Не-ет!

Я метнулся к краю площадки — всего-то несколько шагов до бездны. До смерти. До освобождения!

Орки были начеку: один бросился наперерез, другой повис у меня на плечах. Я быстро пригнулся, скидывая врага в пропасть. Падая, он сбил с ног и увлек за собой второго. Я потерял равновесие, упал на одно колено, рванулся вверх и вперед — и не смог даже приподняться с земли. Она притягивала меня, как магнит притягивает железо. Я зарычал от отчаяния. Попытался ползти — мышцы сводило от усилий, но все же я продвигался. На локоть ближе к цели. На ладонь. На полпальца.

А потом силы кончились. Словно во сне, я увидел, как Саурон нагнулся над пропастью и одним движением втащил на площадку за руку одного из упавших орков. Видимо, тот успел зацепиться за край. Надо же — отстраненно удивился я — спас. Не знал, что для майар Моргота орочья жизнь значит хоть что-то. Впрочем... из-за погибшего-то никто не озаботился.