Влад отставать не собирался. Развернул меня к себе за плечи и тихо спросил:
— Я — что?
— Ничего.
— Готова пустить все коню под хвост из-за того, что ненавидишь меня?
Ирония в его голосе уверенности не придавала. Близость дурманила, словно тибетский воздух оживил проклятие, разрушенное смертью Тана. Было ли оно вообще?
— Я думала, это ты меня ненавидишь после посвящения в скади, — пробормотала я и отвела взгляд. Горячий воздух вдыхался в легкие и обжигал. И когда он успел нагреться, ведь снаружи так холодно, что кожа покрылась пупырышками. А еще дрожь по телу, предательская, которую не скроешь невозмутимым выражением лица.
— Я никогда тебя не ненавидел, Полина. Глупо было так думать.
— Моя фишечка — думать глупости.
— Вдруг тот сон поможет тебе избавиться от кена Гектора? Разве не для этого мы здесь?
— Не знаю, как один кен поможет избавиться от другого, — поморщилась я. — Ведь именно это ты делал во сне — делился со мной.
— В этом есть смысл — я ведь уже избавлялся от кена ясновидца.
— И чем мне это поможет? — нахмурилась. Взяла длинную палку и пошевелила угли в костре. Они тут же вспыхнули и выстрелили в воздух сотнями ярких искр.
— Понимаешь ли, жила помнит каждый всплеск кена. Каждое твое действие, видение или удар отпечатывается на ней навсегда. Поэтому у мужа и жены иногда бывают одинаковые умения, если изначально дар схож. Моя жила помнит, как я избавился от кена ясновидца и...
— Нет! — перебила я и отвернулась. Бросила палку, отошла в сторону. В груди клокотала злость — беспричинная, сильная. Взрывалась внутри и усиливала дрожь.
— Чего боишься? — Влад подошел ближе. Он не прикасался, но я могла ощущать его дыхание у себя на затылке. Подул несильный, но прохладный ветер, костер плескался искрами, и я, поежившись, обняла себя за плечи.
— Барт тоже избавлялся, — упрямо ответила я. Голос получился сиплым, словно простывшим. Слова чиркнули по горлу шершавыми боками.
— Барта не было в твоем сне.
— Неважно.
— Лишь бы не я? — Шепот перешел в разряд откровенного, темнота перестала быть безопасной и впустила его в мое укрытие — человека, впускать которого совершенно не хотелось. От которого остались лишь обугленные воспоминания и рваные шрамы — на теле и в душе.
— Что если так? — Усвоив истину, что лучшая защита — нападение, я обернулась и сложила руки на груди. — Твое общество приносит проблемы. Всегда.
— Видения не врут. — Он даже глазом не моргнул. И отступать, похоже, не торопился. Тридцать сантиметров — нарушение зоны комфорта. Беспокойство и страх, но отступать я была не намерена.
— Смотря как их трактовать. Помнится, Герда мне тоже снилась. Озеро. И глубина — черная, пугающая. Тогда я неправильно поняла и...
— Сколько можно?! — перебил Влад и схватил меня за плечи. Спокойствие улетучилось, меня окатило волной раздражения и злости. — Я пытался тебя спасти. Тебя! Потому что ты важна. Потому что ты должна жить!
— Мужчины, которым я доверяю, выбирают своеобразные способы меня спасти, — пожала я плечами.
— Какие были, такие и использовал, — обиженно ответил он и выпустил меня. Отвернулся, и теперь я могла видеть только спину. По спине эмоции читать сложно. — Я не думал о последствиях. Должен был, но не думал. Думал лишь о том, что, если ошибусь, ты умрешь. Тебя просто... не будет. А сейчас уже ничего не исправить. — Он снова повернулся ко мне, направив на меня пронзительный, словно лазер, взгляд. — Но можно исправить другое.
— Или испортить.
— Поставишь все на кон из-за личных разногласий? Гектор обычно поступает мудрее. Хочешь, чтобы я согласился, что поступил аморально? Окей, я поступил аморально. Я часто так поступаю.
— Не только со мной. Со всеми. Делаешь, как тебе удобно, не думая о чувствах других.
— Вот как? Чем же я еще тебя задел?
— Отпусти Лару.
Вырвалось. Я не думала о защитнице атли в тот момент. О Роберте, к слову, тоже, но где-то на подсознательном уровне, наверное, мысль о них не давала покоя. О двух людях, которым не повезло родиться в одном племени, и из-за этого они не могут быть счастливы. Мелочь, которая просто не позволит им построить семью.
А может, мне просто хотелось сменить тему. Разбирать прошлые, давно поросшие мхом ошибки не было ни желания, ни сил.
— Внезапно... — пробормотал Влад и отвел взгляд. — Не думал, что тебя так волнует судьба Ларисы.
— С Ларой мы никогда близки не были, — честно призналась я. — Но Роб — хороший человек, он помог мне. А я — скади, если ты забыл.
— Забудешь тут... — усмехнулся. Горько. С примесью неизвестной мне эмоции, вычленить которую я не смогла. — Неудачный год для атли, все красивые девушки сбегают.
— Ничего, новые придут, — пошутила я. — Будто я всю жизнь об этом мечтала: Лара и Юлиана...
— Да уж, расслабиться сложно, — беззлобно пошутил он в ответ. — Хорошо, Полина, я подумаю. Нужно делать шаги навстречу и идти на компромиссы, если хотим общаться нормально. Я готов, а ты?
Я вздохнула. Ночь обволакивала покоем и заражала сонливостью. Но уснуть все равно не выйдет, особенно теперь, когда я знаю, что могу избавиться от 'подарка' Гектора. И если есть хоть один, хотя бы маленький шанс, что получится сделать это сегодня...
— Сколько нужно кена?
Влад пожал плечами, стараясь выглядеть безразличным. Не только у меня иногда не выходит...
— Сложно сказать.
— Плохо. Лучше бы знал.
Он насмешливо изогнул бровь и спросил:
— Да, но что ты теряешь?
Голову. Я могу потерять голову. Ориентиров больше нет. Никаких. Вообще. Куча вопросов и стая сомнений, кружащих над ней. Выгрести бы это все из души...
Для того, чтобы чего-то добиться, нужно в первую очередь перестать себе врать. Сейчас. Здесь. Признаться себе, что плохая идея для душевного равновесия — позволить Владу делиться со мной кеном. Но в одном он прав — вещие сны даны мне не просто так.
Что я получу от этого обмена? Но главный вопрос — что потеряю?
В палатке было темно, холодно и пусто. Лишь спальный мешок на полу отсвечивал люминисцентными полосками. Не очень-то просторно, даже странно, что Влад ночевал здесь. Что он вообще жил с сольвейгами. Барт однажды впустил Дэна, но Дэн — другое, он изменился, а вот Влад... Не думаю, что такие меняются.
— Садись, — велел он и указал на спальник.
Гладкая плащовка холодила ладони. Пахло травой и печеной картошкой — даже сильнее, чем на улице. Там, снаружи, безопасно, а здесь, в замкнутом пространстве накатила паника. И я себе казалась беззащитной и маленькой. Настолько маленькой, что стало страшно.
Воспоминания. Они всегда приходят не вовремя. А ведь я думала, что давно забыла. И встречу у реки, и улыбку, и случайное прикосновение к запястью. Хотя оно наверняка не было случайным... У Влада все запланировано, выверено и для дела. Он не любит терять время.
Но сейчас то время 'вне-атли' показалось таким настоящим, таким реальным, таким правильным. Тогда я еще не знала о том, насколько ценен мой кен, а драугр не хотел меня опустошить. Тогда я верила, что можно всю жизнь быть счастливой как в один миг — в миг, когда Влад смотрел на меня.
Он и сейчас смотрел, почти как тогда. Только счастья это не приносило. Впрочем, в семнадцать многие смотрят на мир сквозь розовые очки.
Влад молча присел рядом и скрестил ноги по-турецки. Разуться не удосужился. Спальник зашуршал, обозначая свое присутствие. В маленьком, отгороженном от внешнего, мирке каждый звук казался особенно громким. Дыхание вырывалось свистом.
— Холодно? — шепотом спросил Влад и, не дождавшись ответа, снял куртку и накинул мне на плечи.
Она пахла кожей. Костром. Его одеколоном. Чужие запахи окружили, сбивая с толку.
Я боялась. Нет, не так, как боятся смерти или чудищ из сна. Больше. Понимала, что та, кто выйдет из палатки после случившегося, возможно, уже не будет мной. Вернее, будет, но другой, и эти изменения пугали.
— Ты дрожишь... — Он коснулся моих рук. Сначала осторожно, словно боясь обжечься, а потом по-хозяйски, крепко, и принялся растирать. Руки казались ледяными по сравнению с его горячими ладонями. Постепенно тепло возвращалось, наполняло меня и расслабляло.
— Лето кончилось, — зачем-то сказал Влад, и я поймала его взгляд. Молчала. Слов не было, они испарились, развеялись с дымом костра, оставшегося снаружи. — Если будешь прятаться, ничего не выйдет.
— Я не... — Голос сорвался, охрип, и я прокашлялась. — Я не прячусь.
— Хорошо.
Он не предупреждал. Все случилось резко и неожиданно. И следующий выдох вырвался стоном. Я слишком расслабилась, чтобы закрыться, ванильный кен проник под кожу. Опьянил. Сбил с толку.
И подумать бы о том, что я обещала себе когда-то. Не впускать. Не забывать. Не доверять больше. Думать совершенно не получалось. Мысли спутались клубком пушистых ниток и рвались при попытке их распутать. Эмоции стали ярче. Страх растворился в удовольствии, ладони горели от прикосновений, голова кружилась.
— Если ты будешь делать так, я не смогу тебе помочь, — шепнул Влад мне в ухо, и я вынырнула в реальность. Реальность тоже была туманной, пропитанной ванилью. Я поморгала и мотнула головой. Тут же поняла, что, как в пошлом любовном романе, кусаю губу.
Стало стыдно, уши полыхнули, а Влад улыбнулся.
— А ты думала, будет как? Со мной?
— Чего? — резко спросила я и расцепила ладони. Стыд множился сожалением — не стоило соглашаться.
— Ну, с Эриком было проще — он сразу тебя к себе привязал... так.
— Эрик мне жизнь спас, — возразила я. — Не нужно сравнивать.
— Что ж, возможно, сейчас своим кеном я спасаю его жизнь. Какая ирония судьбы, ведь тебе понравился... процесс.
— Прекрати!
— При обмене нельзя укрыться, Полина.
— И не собиралась от тебя крыться! — выдохнула. Ночь плескалась темнотой и пачкала кожу, одежду, оставляя видимыми лишь силуэты. Дышать было трудно, внезапно стало жарко и захотелось наружу — на улицу, под небо с крупными звездами, а лучше войти уйти в горы и спрятаться там в какой-нибудь пещере. Лишь бы не здесь... не так... не с Владом. Но я слишком долго убегала, чтобы позволить себе такую роскошь. А сейчас, после случившегося, врать себе не имело смысла. — Что ты хочешь услышать? Что у меня есть к тебе чувства? Они есть. Было бы странно, если бы не было, после всего... после всех лет, что мы прожили в одном доме. Но это ничего не меняет.
— Это меняет все! — выдохнул он яростно и взял меня за руку. От прикосновения последние капли самообладания таяли на глазах. — Для меня.
— Ты можешь надеяться на что угодно, я не могу запретить. Не знаю, что будет завтра, знаю одно: мы верим в то, во что хотим верить. Я верю, что нужно думать сейчас о том, как помочь Эрику. Понимаю, для тебя это неприятно и, возможно, больно, но иначе нельзя. Ты знаешь правила игры, ты играешь в нее столько лет. И сам учил, что нужно быть преданной племени. У меня оно есть. Я — скади, Влад. Этого не изменить. Эрик — мой вождь. Я устала от игр, и больше не буду играть в них. Ни с тобой, ни с кем-то еще.
— Боишься поверить, что я не играю... — Он склонился совсем близко, я могла почувствовать его дыхание на коже. — Почему ты даже не даешь мне шанса доказать?
— У тебя было множество шансов. Может, стоит дать шанс мне решить что-то самой?
Влад на удивление спорить не стал. Кивнул и серьезно сказал:
— Хорошо. Ты чувствуешь его здесь? — Положил руку мне на живот и добавил: — Мой кен?
Чувствую ли я его? Да он, вероятно, шутит! Я теперь его везде чувствую, не только в жиле. В венах. В крови. На коже. Он впитался и стал частью меня. Выгнать бы. Вытравить. Вернуться домой и обо всем забыть. Гектор не собирается меня убивать, Владу он обещал не причинять зла, так зачем все это?
Словно прочитав мои мысли, Влад сказал:
— Поможешь себе, научишься помогать другим. Это важный дар, Полина, так что постарайся почувствовать его.
Другим. Мирослав тоже в опасности. И если он все еще жив, я должна сделать все, чтобы помочь.
Кивнула.
— Отлично. А теперь отпусти его, позволь ему вести тебя. Отдели кен Гектора. Он серый, без запаха и вкуса.
Серый. Клубится в жиле, распространился по организму ядом, врос невидимыми щупальцами в плоть, просочился в душу. Черт, я никогда его не выгоню!
— Справишься, — подбодрил Влад, и ухо приятно защипало от его дыхания. Он взял меня за руку и положил ладонь туда, где только что лежала его собственная — мне на живот. — Помнишь, как прогоняла нали? Сделай то же, только позволь своему кену вытянуть это из тебя. Просто тяни.
Тянула. Открыла ладони, подцепила серую массу и рванула...
Боль ослепила. Сначала резануло жилу, живот скрутило, а перед глазами поплыли багровые круги, и я закрыла их. Боль юркими змейками поползла вверх, к легким и сердцу, и вниз — к паху и ногам. Она просочилась в руки, начиная с плеч и вниз, к ладоням, сводя тело судорогой, лишая самообладания.
— Больно... — простонала я и попыталась отнять руку от живота. Влад не позволил — прижал еще сильнее, почти вдавил и приказал:
— Не смей! Продолжай.
Продолжала. Вернее, продолжало тело, разум ведь отключился. Боль стала частью меня, растворила в себе, и меня не стало. Совсем. От меня осталась ладонь и жила, выталкивающая кен ясновидца. Он цеплялся, словно паразит, и выходить не хотел. Шипел, плавился, переплавляя меня, заставляя кричать от боли.
Я кричала. Кусала губы до крови. Билась в конвульсиях, а Влад держал меня, обнимая, и шептал что-то ласковое, ненавязчивое. Мне было все равно. Хотелось его прибить. Ударить, чтобы замолчал. Лишь бы прекратить это, прекратить боль...
Не знаю, сколько это длилось — несколько минут, часов или же вечность.
Сначала возвратились запахи. Дым костра. Мускус. Ваниль. Потом звуки — прерывистое дыхание и шепот. Затем, постепенно, начиная от кончиков пальцев, мелкими покалываниями, вернулись ощущения собственного тела.
— Больно, — повторила я. — Ты не сказал, что будет так больно.
— Не сказал, — спокойно ответил Влад и поцеловал меня в висок.
— Ненавижу тебя!
— Разве ты не этого хотела — свободы? — иронично спросил он, и я выдохнула.
Свобода. Она всегда дается слишком тяжело. И за нее всегда приходится чем-то расплачиваться: раздирать тело на части или же принимать в жизнь одиночество. Одиночество больше не пугало. Стало все равно...
Свободна. Во мне больше нет отравы. Я вольна делать, что хочу. Но хочу ли я?
Хочу. Но вовсе не одиночества. Ваниль все еще плескалась в венах — Влад переборщил. Впрочем, он никогда не делает ничего просто так.
— Тебе было так же больно? — спросила я и повернулась к нему. Тут же об этом пожалела. Он слишком близко. Сидит серьезный и смотрит — не в глаза, на губы. И от взгляда этого тело снова цепенеет. Его кен все еще говорит во мне. Определенно он, что же еще?
— Не так же — у меня гораздо дольше не получалось, — ответил он тихо.
— О... — вырвалось у меня. Я попыталась отвернуться, но он не позволил. Сжал мой подбородок и потерся носом о мой нос.