Дикий дракон Сандеррина

— Потому что ночью тот провожатый отозвал меня в сторону и объяснил, что я тоже уродился таким. И что могу зарабатывать намного больше, чем своим дурацким ясновиденьем, потому что дар у меня сильный. Если наловчусь как следует, буду нарасхват.

— Он тебя в ученики взял? — спросила Кьярра.

— Нет. Этому нельзя научить. Так... показал пару дорог, а дальше, сказал, сам. Или справишься, или погибнешь.

— Ты живой.

— Вот именно.

Я смотрел в огонь, совсем как тогда, на ночном привале. Провожатый — он был уже немолод, но еще крепок, — говорил негромко и отчетливо. О том, какая мне выпала удача. О том, как мало хороших провожатых... И о деньгах не забыл, конечно же. Сразу понял, чем нужно меня поманить — большими деньгами, которые даются не так уж тяжело.

Я спросил тогда: "Вы меня научите, дяденька? Я отработаю!" А он ответил: "Чему тебя учить, дурак, ты уже всё умеешь. Бери да пользуйся, если совладаешь..."

Потом он немного рассказал мне о поворотах, о скрытых дорогах, предложил самому поискать какую-нибудь поблизости. Я и нашел — целую россыпь, на выбор, только жди, пока откроется поворот.

Помню, он немного изменился в лице и поговорил со мной еще с четверть часа. До тех самых пор, когда одна из дорог сделалась доступной. Ну и сказал, мол, проверь, получится ли пройти... Я и шагнул, ума-то еще не нажил.

— То есть он от тебя просто избавился? — удивленно спросила Кьярра, выслушав меня. — Зачем?

— Не знаю. Может, опасался конкурента, молодого да раннего... и прыткого. А может, хотел, чтобы на своей шкуре почувствовал, каково это — скитаться по незнакомым дорогам. И ценил потом свое умение, пускай даже оно мне даром досталось.

— А почему ты не мог вернуться?

— Не сразу сообразил, как. Не запомнил ту, свою дорогу, да и не знал, как их различать. Поначалу бродил наугад, — я невольно поежился, вспомнив первую ночевку в глухом лесу. — Вот тогда-то я порадовался, что ни есть, ни спать не хочу, иначе бы мне туго пришлось. Но ничего, вскоре освоился. Прибился к одним странникам, к другим... Несколько путей выучил назубок, с них начинал, на них зарабатывал, а между делом разведывал другие. Уходил все дальше и дальше... и глубже, если можно так выразиться. В совсем незнакомые края, где и по-нашему не говорят. Но провожатых там тоже ценят, а столковаться и на пальцах можно. Заработал я там хорошо...

— И ты никогда не возвращался домой? — с недоумением спросила Кьярра.

— Почему же? Проезжал как-то мимо... Поселок не узнать, моего дома не было уже. Братья женились, жили совсем в других местах, отец умер, мать к старшей моей сестре перебралась. Так ни с кем и не повидался.

— Они решили, наверно, что ты в лесу пропал.

— Нет. Соседи, кто еще что-то помнил, сказали: они подумали, что я с тем обозом удрал, — ответил я. — Отец решил, будто меня те купцы сманили. Дескать, моё умение им тоже пригодилось, а я всегда до денег жадным был, мне без разницы, кому служить.

— Тебе правда без разницы?

Я кивнул, но сказал все же:

— Есть вещи, за которые я никогда не берусь. Такой... зарок, если хочешь. Но я не сразу сделался таким разборчивым. Сперва меня жизнь пообтрепала.

— А про перчатки ты так и не досказал, — упорно напомнила Кьярра.

— Почти всё, — заверил я. — Понимаешь... Чем старше я становился, тем сильнее проявлялся дар.

— Ты говорил уже.

— Да? Ну ладно... Словом, всё дело в нем. Провожатые по-разному находят дороги и повороты. Кто-то видит... Не могу вообразить, если честно. Кто-то слышит, уверяет, будто дороги звучат совершенно не похоже одна на другую. Кто-то по запаху ищет. А я чувствую вот так, — я поднял руку и пошевелил пальцами. — Отыскиваю их на ощупь. Даже не их, а ветры, которые там гуляют... Я и здесь могу изловить тот или иной ветерок, понять, откуда он прилетел и что с собой принёс. Но, по правде говоря, это сложнее описать, чем проделать.

— Ты не только ветры чувствуешь, — протянула Кьярра. — Вообще всё, да? И поэтому стараешься ни до кого не дотрагиваться? Я заметила, тебе неприятно ко мне прикасаться.

— Да, — признался я, — потому что ты... Слишком горячая. Не в смысле — обжигаешь кожу, это-то ерунда, а вот что при этом творится внутри... Вот ведь! Не могу описать, слов не подберу... Это очень сильное ощущение, как... кипящим маслом на открытую рану — вот самое слабое подобие. Я от тебя буквально глохну и слепну, ничего вокруг уже не разбираю, а это опасно, я могу не заметить чего-то важного. Так что извини, без острой необходимости я к тебе не прикоснусь.

— Не надо, — согласилась она. — Неужели ты даже в перчатках это чувствуешь?

— Именно. В них — слабее, конечно.

— А как же те, которые видят и слышат? — удивленно спросила она. — Они тоже как-то... ну...

— Отгораживаются, да, — кивнул я. — Кто-то носит темные очки. Знаешь, что такое очки?

Она помотала головой.

— Такие стекла на носу, чтобы видеть лучше. Но те провожатые, наоборот, делают стекла потемнее. А кое-кто, я слышал, вообще повязку надевает, как слепец. Другие затыкают уши. Или нос. Кому с чем повезло, одним словом.

— Ничего себе... Тебе меньше всех повезло.

— Это как посмотреть. Провожатого сильнее меня я еще не встречал. А что до ощущений... привык за столько лет: говорю же, это постепенно проявлялось. Если бы сразу — точно бы свихнулся: всё вокруг ощущается по-разному, от этой мешанины порой в глазах темнеет... Но деревья там, животные — это полбеды, — добавил я, помолчав. — Хуже всего люди.

— Поэтому ты и руки никому не подаешь? Я слышала, чародеи говорили между собой...

— Именно. Это — как обухом по лбу. Привыкаешь со временем, конечно, но всё равно неприятно. Если я просто к кому-то притронусь — еще полбеды, да и не выйдет никогда никого не касаться, если только не живешь отшельником... Опять же, бывает полезно узнать, что человек сейчас чувствует, — перебил я сам себя. — Но на прямой контакт я иду редко.

— А как же ты с женщинами? — непосредственно спросила Кьярра, и я ответил:

— Представь себе, есть способы, при которых мне руки задействовать не обязательно. Многим такое нравится.

Она задумалась, наверно, пыталась представить в силу своего скромного разумения, что это за способы такие. Я же подумал, что разговор надо сворачивать. И так слишком много выложил о себе... Конечно, всё это не более чем слова, и ничего особенно важного я не рассказал, не назвал ни имен, ни мест, но... Хватит на сегодня задушевных бесед.

— Сложно, — сказала вдруг Кьярра.

— Что именно?

— Живется тебе сложно, — пояснила она. — Теперь понятно, почему ты не захотел Тродду.

— И почему же?

— Разве приятно сразу понимать, что женщина чувствует?

— Иногда это удобно, — усмехнулся я. — Но чаще всего они переживают, щедро ли я им заплачу, что подарю и позову ли снова, когда опять окажусь в их краях. Ну и гадают, что приключилось с моими руками, как же без этого. С другой стороны, если попадается такая, которой нравится заниматься этим делом, а посторонние мысли ее не занимают, вот тогда... недурно выходит.

Кьяра снова задумалась, а я добавил:

— Тродда бы наверняка упивалась бы победой. Вот это — не самое приятное ощущение, ты права. А теперь, когда ты узнала всё, что хотела...

— Еще не всё, — перебила она и зевнула. — Но другое подождет. Ты же не уйдешь потихоньку?

— Нет. Сперва нужно решить, что делать дальше. И где тебя прятать.

— Разве здесь плохо?

— Хорошо, только припасов надолго не хватит, с твоим-то аппетитом. А выбираться за провиантом... опасно, сама понимаешь. Не хочется мелькать лишний раз.

— Я потерплю, — заверила Кьярра. — Главное, вода есть. Я ничего тут не испорчу, обещаю! И потом... Ты меня спас, и я должна тебе помочь, вот так.

— Э, нет, постой! — нахмурился я. — Мы квиты — бежали-то вместе. И если на то пошло, это ты меня спасла. Я бы замерз насмерть, не согрей ты меня.

— Тем более.

— Что — тем более? Или ты рассуждаешь, как какой-то древний мудрец: раз уж спас кому-то жизнь, то обязан заботиться о нем до самой его смерти?

Я представил, как за мной до скончания дней моих будет таскаться сторожевой дракон, и невольно улыбнулся.

— Это не очень долго, — серьезно сказала Кьярра. — Люди мало живут.

— Тебя запросто могут убить, — любезно ответил я.

Она пожала плечами: мол, убьют так убьют, эка невидаль...

— Ложись-ка ты спать, — сказал я после паузы. — Время уже позднее.

— А ты?

— А я не сплю, забыла? Подумаю, что предпринять в первую очередь.

— Например? — любопытно спросила она.

— Например, неплохо было бы разыскать того, кто все это затеял. Из-за него я теперь работать не смогу спокойно!

— Почему?

Я застонал про себя и объяснил:

— Мы с тобой так шумно сбежали, что не заметить это было сложно. Нас пока не нашли, но наверняка ищут. Тебя так уж точно: и тот, кто приказал тебя поймать, и, думаю, другие личности тоже. Про меня-то понятно: если я ухитрился уйти, то ищи — не ищи, ничего не выйдет, пока сам не решу объявиться.

— И что тогда?

— Да знать бы! Может, и ничего. Скажу, что дракон взбесился, чародеи его не удержали, а я успел сбежать. Еще и неустойку стрясу... А может, кто-нибудь захочет узнать подробности этой истории. Есть, знаешь, умельцы — как начнут расспрашивать, мигом выложишь даже то, о чем давно забыл. И попадаться им в руки мне совершенно не хочется...

Я покачал головой.

— И ведь только всё наладилось, дела пошли... и на тебе! Неужели опять уходить придется?

— Опять? Ты уже откуда-то убегал?

— И не один раз, — усмехнулся я. — Сбежать — не проблема, устроиться на новом месте — тоже, но хотелось бы захватить побольше наличности. С ней как-то легче живется. А я ее с собой не ношу, сама понимаешь. Хочешь не хочешь, а к Веговеру наведаться придется. Может, он что полезное расскажет...

— Он первый тебя и выдаст, — заметила Кьярра.

— Не думаю, — я поднялся и потянулся. — Укладывайся, где хочешь, а я пойду прогуляюсь. Здесь, возле дома, не переживай.

Снаружи было прохладно. Ветер поднялся — кроны сосен тихо гудели в вышине, — но он не нес с собой никакой тревоги и тем более беды, наоборот, успокаивал и шептал на ухо о том, что пока можно ни о чем не беспокоиться. Но только пока. А потом... Видно будет.

Я вернулся в дом и обнаружил, что Кьярра устроилась на ночлег на половичке у очага. Свернулась клубком — ей только хвоста не хватало, чтобы обвиться сверху, — поджала колени к груди и, похоже, уже уснула.

Посмотрев на нее, я все-таки не выдержал, принес подушку, подсунул Кьярре под голову — кажется, уже немного привык, и прикосновения к ней ощущались не настолько болезненно, — потом укрыл одеялом. Под утро тут бывает прохладно, а по полу дует.

"Если выживем, — подумал я, растянувшись на своем лежаке, — может, поищем тебе новый дом, получше прежнего. Там, где людей нет".

9.

— Рок, — услышал я, открыл глаза и встретился взглядом с Кьяррой. — Уже утро.

— Ты ранняя пташка. Солнце едва встало.

— А я раньше, — пожала она плечами и отстранилась. — Привыкла. Иначе охоты не выйдет.

До меня она не дотрагивалась, только потянула за рукав, чтобы... разбудить? Однако...

Кьярра тоже это заметила, поскольку сказала:

— А говорил, не засыпаешь никогда.

— Приврал, — усмехнулся я. — Иногда проваливаюсь ненадолго, если сильно устал... и очутился в безопасности. Обычно сам этого не замечаю.

— Наверно, у тебя и голова болит от того, что ты не спишь, — заявила она.

— Тебе почем знать, что у меня болит?

Кьярра снова пожала плечами.

— Чувствую. Когда мы все были в обозе... тебе было как-то не по себе. Но так, терпеть можно. Потом совсем хорошо. А когда мы сбежали, то там, в снегах, ты просто упал. Шел-шел, даже говорил что-то, смеялся, а потом рухнул... и не шевелился. Я испугалась, что ты умер.

— Надо же... — я сел и внимательно посмотрел на нее. — Я этого не помню. Вернее, как упал — помню, но...

Я осекся. Ведь было, было! Думал еще — из жары в такой холод, наверняка без приступа не обойдется. Вот и не обошлось. Видимо, я лишился сознания раньше, чем почувствовал, как раскаленный обруч стискивает голову.

Обычно после такого я лежу пластом сутки, а то и больше. А в этот раз... К слову, а сколько я провел под крылом Кьярры?

— Мы убежали до рассвета, а сюда пришли под вечер, — ответила она на мой вопрос. — Сам посчитай.

Выходило, меньше дня. Или повезло, или дело тут... хм... в целебных свойствах дракона.

— Один ученый человек сказал мне, — сообщил я Кьярре, — что мы не приспособлены ощущать так много всего. У обычных людей чувства намного слабее, чем у провожатых. Вот мы за это и расплачиваемся. Не я один страдаю, уверен. Но все мы об этом помалкиваем, потому что...

— Нельзя выдавать свою слабость, — закончила она. — Это я понимаю. Кто-нибудь может подстеречь тебя, когда ты не сможешь отбиваться.

— Да. Или подумает: зачем мне хворый провожатый, так вот сляжет на середине пути, и что делать? — усмехнулся я. — Словом, этот секрет я храню надежнее, чем загадку своих перчаток.

— Ты их нарочно показываешь, — уверенно произнесла Кьярра. — Чтобы смотрели на них — они яркие, красные, бросаются в глаза и запоминаются... Чтобы думали о них, говорили о них. А на остальное не обращали внимание. Так?

— Именно. Я развел тайны вокруг них, люди чего только не напридумывали... А главного и не примечают. Если на то пошло, я могу обойтись и без перчаток, если вдруг придется скрываться, — добавил я. — Не слишком приятно, но вполне терпимо. Зато без такой яркой приметы меня поди поищи.

— Сарго догадался, что с тобой не так, — нахмурилась Кьярра. — Он же отдал тебе твои снадобья.

— Да... Будем надеяться, это знание ушло с ним... в утреннее небо дымом костра, — высказался я как можно более поэтично и пояснил, видя, что Кьярра не поняла: — В смысле, умерло вместе с ним.

— Но он не умер, — удивленно сказала она, и я выронил сапог, который как раз собирался надеть.

— Как — не умер? Там огонь полыхал до небес!

— Я не хотела убивать... — пробормотала Кьярра, опустив голову так, что я видел только каштановый затылок. — Мама говорила: если дикий дракон убьет человека, люди никогда не оставят его в покое. Найдут и отомстят. А там было много людей, да еще чародеи... Я просто зажгла возы, чтобы стало ярко и шумно. Волы напугались и взбесились. И лошади. Может, кто-то обжегся, но не насмерть. А я просто хотела убежать...

— Ясно... — протянул я и все-таки обулся. Планы придется менять на ходу. Я-то исходил из того, что чародеям пришел конец, но если они уцелели, картина перестает быть радужной. Ну да ничего, и не в такое встревал, выжил ведь. И теперь выживу. — К слову, Кьярра, а как ты ухитрилась меня догнать?

— Просто, — удивилась она. — Люди не очень быстро бегают.

— Да нет же! Я свернул с той тропинки на скрытую дорогу, миновал поворот, понимаешь? А ты последовала за мной.