— Ну вот, по самому башорг плачет. Шарк, а почему ты в наш журнал перестал писать?
— Но ведь объективно же говно, — закряхтел Шарк. — Я достаточно умный, чтобы сравнить с тем же Дивовым, Лукьяненко там, Рысенком или Шумилом.
— И что? Рассказы всякие нужны!
— Да ну на! Говна и так дохрена!
— И хорошо, — сказал Винни, уронив челюсти как собеседнику, так и слушателю. Поглядел на равно удивленных Шарка и новичка, продолжил:
— Во-первых, это значит: людям интересно не только непечатное слово. Во-вторых, вот смотри...
Винни взял с верстака восковый карандаш и на доске, сбоку от схемы шаровой опоры, изобразил длинный горизонтальный прямоугольник:
— Из десяти шахматистов один хороший игрок...
Поверх появилась вторая ступень, покороче:
— На десять хороших игроков один кандидат в мастера спорта.
Винни нарисовал третью ступень, еще короче, а потом еще и еще:
— На десять кандидатов один мастер спорта, на десять мастеров один международного класса. Десять международников дают одного гроссмейстера...
На самом верху получившейся пирамиды Винни нарисовал фигурку:
— Из десяти гроссмейстеров кто-то пробьется в чемпионы мира. Итак, чтобы вырастить одного-единственного чемпиона мира, на нижнем ярусе пирамиды надо иметь миллион обычных шахматистов... — Винни постучал карандашом по нижнему, самому длинному, прямоугольнику:
— То же самое применимо практически к любому делу, которому нужно учиться. К литературе тоже.
Шарк запыхтел:
— А тебя самого греет перспектива лечь кирпичиком в основание пирамиды, или все же быть на вершине? Ты даже в примере человека нарисовал одного-единственного, который на самом верху. Оговорочка по Фрейду?
Винни пожал округлыми плечами в клетчатой рубашке, охлопал зеленые штаны от пыли.
— Шарк... Но ведь если не будет приза, шанса, надежды достичь этой вершины — ни в литературу, ни в шахматы, ни в программирование твое — попросту никто не придет.
* * *
— Никто не придет, — сказал отец. — И что толку от простоты открытия фирмы, если клиентов нет.
— У нас все же населения побольше, чем в Израиле, — не согласился Змей.
— А покупательная способность? — Отец махнул рукой:
— Помню девяносто первый год. Все надеялись — теперь-то заживем! Можно фирмы регистрировать, официально торговать... На углу Ленина и Карповича настоящий “Ив Роше” появился. Помню, ходили туда как на экскурсию, да и на французском с настоящими парижанками поговорить.
— И как парижанки?
Отец улыбнулся:
— Ну как... Шарм, вкус безупречный. А просто красота — наши точно лучше... Ну ладно, сперва вроде как всем все разрешили. Потом — надо подождать, переходный период, все такое. Ну, ждем. И как-то незаметно указы. Про одно, про другое. То оптовую торговлю запрещают, то растаможку машин устроят, то налог на надомную деятельность.
— Пап, а что плохого в налоге? Сам же хохлов материл: налог не платят, а потом удивляются, что их же старики без пенсии сидят. А откуда пенсии, если налога нет?
— Сын, если налог, так это хоть понятно. Получил деньги — отсыпал в общую кассу. Против этого даже уголовники не спорят.
Отец скрестил руки на груди:
— Но нигде! Ни в какой стране мира! Не берут налог! До того, раньше того, чем ты что-нибудь заработал! Заработок дело такое, может повезти — а может и не повезти. А у нас это никого не гребет. Сперва налог заплати, а потом уже можешь и не работать, всем похер. Самое обидное, что еще и тунеядцем называют. Я, сколько помню, всю жизнь что-то делал.
— Ага пап, я же и клуб начал поднимать с твоих рассказов.
— Вот, и слышать от жирных скотов, от премьер министра, от борщеварок в правительстве — что надо крутиться, чтобы заработать... Пусть на ней, суке вшивой, танки крутятся!
Отец расплел руки, уперся кулаками в серый пластик стола:
— Почему мы не можем с одной работы нормально семью кормить? Почему, кого ни спроси — всем не хватает, все на нижнем пределе выживают?
Змей доел борщ. Помолчали. Солнце на кухню заглядывало только утром, так что сейчас ничего не слепило. Наконец, Змей сказал:
— Пап, у тебя же знакомые по всей планете. В Америке разве не так? Ну, там же надо брать патент на занятие чем-то, еще до начала работы.
— То-то и оно, сынок, что не так. Там понятие личной свободы, privacy, куда святее, чем для наших Гагарин и Сталинград, вместе взятые. С одной стороны, помираешь от голода — пока в голос не заорешь, никто не почешется. А с другой стороны — какие бы ты ни делал опыты, эксперименты и всякое такое — никто не вмешается до тех пор, пока не нанесешь конкретному лицу явный ущерб, исчислимый и доказуемый.
Теперь тарелки собрал отец и сразу отнес в мойку. Вернулся:
— Ладно там “Белый Легион”, у них все же какие-то намеки на политику. А ты сам припомни, как твой клуб приходят закрывать. Каждый год по три раза, как по расписанию. Какому-нибудь алкашу или его тупой бабе привидится, что у вас там притон с блекджеком и шлюхами — и ты ходишь, оправдываешься. Как виноватый!
— Ну, в исполкоме-то нас не сдают.
Отец даже задохнулся:
— Вот именно! А перехочет исполком? Или там Легата вашего задвинут? Чисто по внутрикарьерным раскладам? И не станет у вас клуба! Не за косяки ваши, не по вине! Не потому, что людям вы не нужны — а потому, что кто-то где-то за вас решает!
Продышавшись, отец сказал уже спокойно:
— Если я уехать хочу, так вот по этой главной причине. Вот, нефть сейчас дорогая, и потому зарплаты большие. Нефть подешевеет — упадут ставки. А мне именно и обидно, что не по умению цена, а с барского плеча. Старый я уже за подачками нагибаться.
— И что ты думаешь с этим сделать?
— Не знаю, сын. Я вон, по молодости, тоже интересовался оппозицией всякой. И там говно, только не казну, а гранты буржуйские пилят. А я не настолько сволочь, чтобы своими руками устраивать здесь Донбасс ради замены одного вора на другого. У них вон дни зимой короче летних: крадут! От перемены мест в парламенте сумма откатов не меняется!
— Пап, так это получается, нигде выхода нет?
— Сын, чего ты от меня хочешь? Я не доктор, волшебного рецепта не знаю... Ты сейчас куда?
— На клуб. Раз уж так все херово, не хочу терять последние месяцы мирной жизни... Тьфу, вот это я ляпнул... Нет, не детства, как сказать?
Не найдя слов, Змей махнул рукой:
— Что должно — а там будь, что будет.
* * *
— ... Что будет неоспоримой заявкой консорциума “ИнтерМарс” на пространство Эллада. Напоминаем подписчикам нашего канала: система взаимосвязанных куполов на низменности Эллада возведена робототехническим комплексом еще три месяца назад. И то, что первые десять тысяч колонистов Домена высаживаются только сегодня, доказывает: не все земляне заинтересованы в изменении устоявшегося миропорядка. Значительное влияние консервативных сил может затормозить развитие даже Проекта, не говоря уж о действиях отдельных государств или частных предприятий сколько угодно крупной формы...
* * *
Форму спортивную Сергей оставил на клубе. Из костюмов быстро подобрали ему жесткие штаны с кожаными вставками на коленях — сам попросил жесткие, чтобы не оконфузиться еще раз. К штанам логично подошли высокие шнурованные ботинки — а там и футболку-китель-кепи подобрали под городской военный стиль.
Сергей заикнулся, что его наверняка ищут — просто не упоминая, кто. Но Змей отмахнулся:
— Я тебя сам проверил, еще когда ты спал. Оперативный сказал, нет ориентировки на тебя!
Сергей тихонько застонал. Проверил он, теленок провинциальный! Интернат не будет шуметь на всю сеть. Ориентировка наверняка имеется, не спит же охрана, просто Змею кто такой допуск даст?
— Змей... Меня, наверное, семья сама ищет. Людей послали, а в сеть не объявили. И потом — вчера ориентировку еще не разослали. А сегодня — как знать.
— Людей... — Змей не стал уточнять: “людей” в смысле бандитов — или “людей” в смысле частных сыщиков. — Честно говори: что на тебе?
— Только побег. Самоволка! Зуб даю!
— Ты что, в армии? Ты же мальчик еще... А! Суворовское училище, типа, кадет?
Сергей только кивнул. Интернат совсем не училище, но какой смысл разжевывать.
Змей немного подумал и развил бурную деятельность. Через четверть часа Сергей уже имел синие глаза — клубный доктор Сумрак подобрал контактные линзы. Затем девчонки в пять минут сделали русые волосы Сергея платиновыми. Наконец, в ботинки Змей самолично вырезал хитрые стельки. Ходить в них стало не то, чтобы неудобно — непривычно.
— Так и надо, — одобрительно кивнул Змей. — Кинематика походки — самый точный признак. Нейросеть будет искать именно по нему. Еще бы запах тебе поменять... Но это надо Лиса просить. А с него станется вколоть беличью виагру или кошачий афродизиак типа валерьянки... Нет, перегибать не будем. Линзы нормально сидят?
— Линзы да. Ботинки...
— Ну, просто не бегай в них. Типа: новые ботинки, ноги натер. Последний раз говорю: за тобой ничего нет? Кражи там, долгов, обиженных девушек, угона машины по пьянке, травки там, порошка? Сергей, честно говорю. Если есть, никто словом не упрекнет. Еды на два дня, и проводим до следующего клуба. Мы в твои дела не лезем, судить мы тебя не будем. Нам просто неохота клуб подставлять. Согласись, потерять это все, — Змей обвел рукой базу, перед воротами которой они говорили, — будет обидно!
Сергей пожал плечами: как тут докажешь? В теории, медицинский сканер — особенно мощный и новый, стоящий в клубе, можно настроить на распознавание образов, типа как детектор лжи. Но даже Сумрак вряд ли это умеет. И откуда Змею знать, что спрашивать?
— Зуб даю, — повторил беглец, — никакой ни мокрухи, ни мутной движухи, ни долгов!
— Список не потерял?
— Вот список, а вот рюкзак.
Змей молча поднял собственный рюкзак и так же молча качнул головой в сторону остановки. Сергей закинул рюкзак на спину и подростки направились за покупками.
Змей шагал, опустив голову, хмуро бормотал в нос. Беглеца же все вокруг интересовало само по себе. И ярко-зеленые автобусы, и рослые березы, листва на которых кое-где чуть заметно пожелтела к далекой осени, и серо-синий асфальт — все это Сергею казалось в новинку; он и вертел головой во все стороны.
Хрустя галькой дорожки, попутчики взобрались на откос трассы, выше головы Сергея, и прошли чуть вправо, к асфальтовому карману, огороженному черно-белыми бордюрными блоками. Деревянная лавка из светло-серых брусьев с лохмотьями когда-то желтой краски, да табличка с расписанием — вот и вся остановка.
На остановке переминались пятеро младшеклассников из летнего лагеря — в спортивной форме, но с ранцами и нашивками школ. За дорожным шумом Сергей не разобрал, о чем те разговаривали. Лавку оккупировали объемная тетушка с не менее объемными сумками — и столь же внушительного размера дяденька, в правой руке держащий литровку пива, а в левой вяленую рыбину. Рыбину дядька меланхолично обстукивал об угол скамейки, тетенька жаловалась на жизнь:
— ...Пока сына от армии отмазывала, дочь пошла служить по контракту!
Дальше за остановочным карманом обочины затягивал плотный ковер рыжей травы, подвяленной солнцем и ветром, почти как вобла у дяденьки, для полного сходства еще и присоленной пылью.
А еще дальше к закату и правее, в сторону далекой автозаправки, заслоняли ветер четыре березы, тянущиеся снизу, от самой подошвы насыпи. Разглядывая березы, Сергей сперва уперся глазами в глаза же — зеленые, нахально раскрытые, яркие — и только потом вокруг пары зеленых огоньков прорисовался пушистый кот, не особенно и заметный среди шевелящихся под ветром листочков. Кот сидел на тонкой веточке, порывался слезть — но развернуться не мог. Пытался двинуться вперед — ветка угрожающе раскачивалась, кот немузыкально завывал. С третьего вопля его, наконец, заметили. Допрыгнуть до ветки у школьников не получилось; тетенька и дяденька предсказуемо не пытались. К удивлению Сергея, не попытался спасать животное и Змей. Лидер клуба задумчиво смотрел сквозь березовый занавес, на улочку внизу, параллельную трассе, на разноцветные домики, среди которых Сергей не находил даже пары одинаковых.
