— Видно по всему, придётся мне на старости лет маненько полетать.
Стёпка про себя присвистнул: ого! Выходит, заключение в бочонке страшнее жуткого полёта в никуда. Или это гном просто такой безрассудный.
— Ну что ж. Ты выбрал, — Купыря склонился к Зебуру. — Говори.
— Морох нас провёз, — обречённо признался гном. — Колдунец бродячий из Беловражья. Золотом взял за услугу, стервец, да едва и не выдал нас на въезде стражникам. Чудом убереглись.
— Чудом, говоришь, — усмехнулся Купыря. — А не из Оркланда ли вы то чудо в своих котомках притащили? Молчишь? Ну, ладно. Я своё слово держу: лети на все четыре стороны и на глаза мне больше не попадайся. В другой раз так легко не отделаешься.
— В другой раз ты меня не изловишь, — мрачно пообещал гном.
— Лож супостата в ковш, — сказал Стёпке вурдалак.
Стёпка аккуратно уложил гнома головой к камнемёту.
— Переверни! — потребовал гном.
Стёпка послушно перевернул его головой назад.
— Гниляк ты вонючий и больше никто! — вместо благодарности рявкнул гном. — Руки бы тебе пооторвать по самые уши, ворюга!
— Счастливого полёта, Зебур, — прогудел Гвоздыря. — Желаю тебе угодить в навозную кучу. — он заговорщически подмигнул Стёпке. — Думаю, мы больше не свидимся.
— Попусту надеешься, — прохрипел гном, скосив глаза на вурдалака. — Дважды мы возвертались, а где два раза — там и третий. Не один Морох на золото падок.
— Ну-ну! — ухмыльнулся Гвоздыря. — Будем, значить, со всем нашим нетерпением вас в гости поджидать. Гномоловок наготовим побольше. Стреляй, паря!
— А тебя, гниляк из гниляков, я запомнил, — гном обратил сумрачный взор на Стёпку. — Крепко запомнил, так и знай. Никуда ты от нас не утаишься. Мы тебя вскорости отыщем, и ты пожалеешь, ты страшно пожа...
Подавив сомнения, Стёпка топнул по рычагу
Бум-м-м!!!
Злобный Зебур унёсся в "мировое пространство", и его последнее "...ле-е-ешь!" унеслось вместе с ним, перелетело за реку и упало куда-то в дремучую таёжную зелень... а хоть бы и в навозную кучу. Неужели эти подлые гномы ухитряются выживать после такого выстреливания?
— А ничего ему не содеется, — словно бы прочитав его мысли, сказал Купыря. — Лбы у них, поганцев, крепкие что твоя наковальня. Мне бы такой. Да и Отхожая топь — место шибко мягкое.
— Мягкое и смердящее, — хохотнул Гвоздыря. — Долгонько ему отмываться будет после купания. А и то: напакостил — получай!
Он ослабил ремни камнемёта, опустил уже безвольный ковш на упор и присел рядом с Купырей. Стёпка тоже сел.
— Однако, мы теперь долго их не увидим, — расслабленно сказал Купыря голосом вполне счастливого человека. — Ни одного тварёныша в замке не осталось. Сам не единожды проверил. И кладовую их велел замуровать.
— А я сегодня утром ещё одного гнома видел, — сообщил Стёпка, поразмыслив. — Он меня разбудил.
— Быть этакого не может! — всполошился Купыря. — Где? Когда?
— Как раз перед тем, как вы мне ларец отдали. У Смаклы в каморке, под лежанкой. Я в него кросс... сапогом швырнул, а он в нору удрал.
— Серафианова младшего слуги каморка? Сколько раз ему говорил: попроси у хозяина оберег от гномьего племени... Ай-яй-яй! Опять придётся по подвалам шарить, — Купыря ожесточённо подёргал себя за бородку. — А ты не брешешь?
— С чего бы? — обиделся Стёпка. — Он мне своей мотыгой чуть палец не отрубил. Вот — ноготь почернел уже. Кукарекал ещё гад. Издевался.
— Это Хамсай, — совсем закручинился монашек. — Обманул, поганец, обвёл вокруг пальца. А я-то думал, что Зебур его всерьёз изгнал. Нелады у них промеж собой вышли, золото оркландское поделить миром не смогли... А он, гляди-ка, не ушел. Сокровища вернуть надеется, не иначе. Я же его тайничок-то давеча тоже отыскал. Худо дело.
— Ты, Купыря, слишком шибко-то не переживай, — сказал вурдалак. — Уж на что наши чародеи в магии сильны, а и то не могут извести под корень подлое гномье племя. Ну и леший с ними. От Зебуровой семейки избавились — уже хорошо.
Купыря посмотрел на свои перевязанные пальцы, вздохнул и сказал, подставляя солнцу загорелое, без единой морщины лицо:
— Отец-заклинатель меня живьём съест. Поторопился я похвастать ему... Обрадовать старика хотел.
— Нынче поутру гонца видел, — сообщил не в тему Гвоздыря. — Вести важные, никак, получили?
— Получили, — кивнул Купыря.
— Торопился гонец очень, — добавил вурдалак. — Коня мало не загнал.
— Служба такая, — протянул монах. — Не все магическим умением владеют, потому и гонцы порой надобны.
Они помолчали несколько минут. Стёпка всё никак не мог решить, уйти ему или побыть ещё немного на башне. Его словно какая-то сила удерживала, как будто он ещё не всё выполнил. Хотя, что он мог здесь выполнять?
— Недобрые, поди, вести? — не выдержал вурдалак.
— Невесёлые, — согласился Купыря. — Того и гляди навалятся.
Откровенничать он явно не стремился.
— Да мы уж глядим, — вздохнул Гвоздыря. — Все гляделки наскрозь проглядели.
— Недолго ждать осталось, помяни моё слово.
— А ничё. Отобьёмся, — вурдалак подмигнул Стёпке и выразительно огладил рукоять меча. — Не в первый раз. Пущай хоть сам Сиятельный Д?Орк явится под эти стены. Пообломаем ему рога-то. Вон и племяш нам подмогнёт.
Если бы знал Гвоздыря, насколько пророческими окажутся эти его сказанные в шутку слова насчёт помощи от племянника! Если бы знал об этом сам Стёпка!
— А к тому оно идёт, друг ты мой клыкастый, что и впрямь явится. И не один. Серафиан на совете давеча обмолвился... — Купыря посмотрел на изо всех сил прислушивающегося Стёпку. — Не буду мальца пугать.
А малец этот, промежду прочим, очень даже хотел, чтобы его испугали. В смысле, чтобы рассказали поподробнее, кто такой Сиятельный Д?Орк, вправду ли у него есть рога, скоро ли он явится под стены замка, и с кем, и как с ним собираются воевать, и вообще всё о приближающейся войне, которую здесь, похоже, не слишком боятся.
Но Купыря, понятное дело, не собирался посвящать лжеплемянника во все эти столь волнующие тайны, и Стёпка, в оба уха слушавший полный недомолвок разговор, поскучнел. Никому он здесь был не нужен и всем он здесь был чужой. Кроме Ванеса, конечно, но где он сейчас — Ванес? За какими-то горами, у каких-то элль-фингов. Дёрнул же его чёрт ссориться со Смаклой! До утра не мог потерпеть, экскурсант конопатый! Тащись теперь за ним неведомо куда в то время, как самые интересные события, судя по всему, будут происходить именно здесь, в Летописном замке!
От таких мыслей и от отчётливого понимания того, что изменить ничего нельзя, настроение у Стёпки заметно испортилось. Даже в таком мире нельзя почему-то поступать так, как хочется! Это несправедливо! Разве о таком он мечтал? Ну, Ванёк!..
Монах с вурдалаком завели речь о скорой выплате жалованья и о возможном увеличении оного за доблестное участие в обороне замка, ежели таковая состоится. Вурдалачье жалованье Стёпку мало интересовало. Это было как-то не волшебно, не магически. Дома папа с мамой тоже часто говорили о деньгах, о зарплате... Скучно. Говорили бы лучше о войне, о рогатых орклах или о гномах хотя бы.
Стёпка задрал голову, проверить, не дракон ли пролетает в вышине, притворившись безобидным облачком? К сожалению, это было всего лишь лёгкое безобидное облачко, притворившееся драконом.
И тут что-то заставило его оглянуться. Какое-то словно бы дуновение или отблеск. Он повернул голову и замер.
Правее камнемёта, над ступеньками в воздухе дрожали зыбкие очертания движущейся человеческой фигуры — смутный размазанный силуэт на фоне светлого неба.
У Стёпки внутри тоже всё задрожало. Привидение! Настоящее! А Смакла, глупый, уверял, что всех давно вывели. Не всех!
Разглядеть привидение подробно он не успел, потому что оно почти в ту же самую секунду растворилось в воздухе. Он посмотрел на Купырю с вурдалаком. Те преспокойно беседовали, не подозревая о привидении... Которого, впрочем, возможно, и не было...
Нет, было! Вот оно снова появилось, но уже чуть поближе, у самого камнемёта.
Стёпка вцепился изо всех сил в деревянную поперечину, так что пальцы побелели, и смотрел, смотрел на постепенно проявляющийся силуэт.
Фигура постепенно потеряла прозрачность, и Стёпка очень отчётливо увидел высокого широкоплечего воина в пластинчатых доспехах. Воин был без шлема, зато в каждой руке держал по мечу. Он сражался с невидимым Стёпке врагом, тесня его к краю башни. Мечи в его руках казались живыми — они отбивали удары, взлетали и рубили, защищали и неутомимо нащупывали слабое место в обороне врага. Или даже двух врагов. Или трёх. Всё происходило в полнейшей тишине, и Стёпка понял, что видит не привидение, а ожившую картинку из прошлого. Или из будущего. Нет, видимо, всё-таки из прошлого.
Воин разделался с врагами, оглянулся и стал выцветать, растворяясь в воздухе. Вот он обратил к Стёпке прозрачное до неразличимости лицо... И в его грудь вонзилась невесть откуда прилетевшая призрачная же стрела с белым разлохмаченным оперением. Она словно выросла из груди — раз! — и уже не вырвать её и не изменить ничего, потому что угодила она почти точнёхонько в сердце. Воин качнулся, выронил меч из правой руки, рванул ворот... Вторая стрела вонзилась рядом с первой, на удивление легко пробив кольчугу...
У Стёпки отчего-то пронзительно заломило в висках, ему захотелось закрыть глаза и ничего больше не видеть. Словно это могло спасти раненного воина. С трудом он заставил себя смотреть. Почему-то казалось, что это очень важно.
Воин тяжело опирался на меч, пытаясь устоять, но уже было ясно, что жить ему осталось считанные мгновения. О том, что перед ним призрак давным-давно умершего человека, Стёпка не думал, он переживал за воина, ему хотелось, чтобы тот вопреки всему выжил...
Воин посмотрел ему прямо в глаза, и у Стёпки появилось отчётливое ощущение, что призрак увидел его сквозь прозрачную толщу прошедших лет или даже столетий. Этого не могло быть, но воин кивнул чуть заметно и с трудом протянул руку. В широкой окровавленной ладони лежало что-то похожее на медальон или иконку. И такая требовательность была в призрачном взгляде, что Стёпка шагнул вперёд и протянул руку навстречу. Медальон упал в его ладонь и, неощутимо провалившись сквозь руку, канул в вечность. Не Степану он был предназначен, и не Степана видел умирающий воин перед смертью...
— Что с тобой, отрок? Опомнись! — встревоженный Купыря тряс Стёпку за плечи. — Да слышишь ли ты меня?
Стёпка с трудом отвёл взгляд от почти полностью растворившегося в воздухе воина и растерянно оглянулся.
— На тебе лица нет, — сказал Купыря. — Что стряслось?
— Я... привидение видел, — Стёпка показал рукой. — Вот здесь стояло... стоял. С двумя мечами.
Купыря как открыл рот, так и замер. Вурдалак медленно встал:
— Каков он был из себя?
Стёпка, запинаясь, описал, как мог, привидевшегося ему воина.
— А рубец?.. Шрам у него был на лице?
Стёпка прикрыл глаза, вспоминая, потом нерешительно кивнул и провёл указательным пальцем наискось по переносице и правой щеке.
Купыря с вурдалаком понимающе переглянулись:
— Это он...
— Кто "он"? — тут же спросил Стёпка, ожидая и страшась услышать какую-нибудь леденящую историю про призрака, появляющегося время от времени на дозорной башне и предвещающего скорую гибель тому, кто его увидел.
— Князь Крутомир, — негромко и с отчётливым почтением произнёс Купыря. — Он погиб на этой башне двадцать с лишком лет тому назад во времена Чёрного нашествия.
— Крутомир Косая Сажень, — поправил вурдалак с не меньшим почтением. — Мало кому, паря, довелось видеть его образ. Да, почитай, что и никому, окромя двух чародеев. И подвезло же тебе, ежели ты не соврал.
— Нет, — сказал Стёпка. — Я его взаправду видел. Он прямо тут сто... ял.
Князь лежал, неловко подломив руки, и призрачный ветер прошлого шевелил оперение на стрелах, и призрачная лужица крови уже натекла на вполне осязаемые камни дозорной башни. Князь умирал. Но это было не та красивая смерть в бою, какой её часто показывают в исторических фильмах. Здесь всё было проще и страшнее. Грубая рука обломила древки стрел, дёрнула ворот кольчуги, зашарила в поисках... Стёпка, кажется, знал, что надеялся найти владелец руки, надеялся и не нашёл. Голова мёртвого князя мотнулась в сторону, на неё наступили сапогом, затем... Стёпка закрыл глаза, а когда решился открыть их, призрачного видения уже не было.
Купыря с вурдалаком не мешали, ждали молча. Они-то не видели ровным счётом ничего.
— Так он и погиб, — глухо промолвил Гвоздыря, выслушав Стёпкин рассказ. — Стрелы были, понятно, отравлены. Обычные нашего князя не взяли бы. Элль-финги умеют варить неотразимые яды... Да и дозорная башня в ту пору гораздо ближе к земле была. Принесло же князя на неё тем утром...
Стёпка не понял, каким это образом башня раньше была к земле ближе, а теперь вон на какой высоте. Это что же, получается, что за прошедшие двадцать лет замок основательно подрос? Это что же, он как дерево растёт, да?
— Мёртвого, говоришь, обыскивали, — Купыря смотрел на Стёпку, но взгляд его витал где-то далеко. — Знаю я, что они искали, убийцы. Искали да не нашли. До сей поры никто найти не может. Пропала вещица, сгинула без следа. Словно он её с собой в небесный чертог унёс.
— Что? — спросил Стёпка.
— Княжий оберег, передаваемый из поколения в поколение. Нет его больше, и князей таёжных никто признавать не хочет. Ты последнего видел. Покажи, где он лежал.
Стёпка подошёл к ТОМУ месту, хотел показать и замер. На камнях был виден довольно чёткий силуэт лежащего безголового тела. И как он его раньше не заметил! Посмотрев на Купырю, он понял, что тот ничего не видит. Тогда он пальцем осторожно обвёл силуэт:
— Здесь. Вот так он лежал. Я его... Я очертания вижу, очень хорошо. Только он, кажется, без головы.
Купыря кивнул:
— Верно. Серафиан тоже говорил мне, что князя... здесь. А голову его в подарок кагану забрали.
— А кто его? С кем он сражался?
— С ворогами сражался. Оркландские рыцари ходили войной на Великую Весь. А дорога туда у них одна, через Таёжный улус. Крутомир задержать хотел — и ему почти удалось. Он великий воин был и очень мудрый князь. Кабы не погиб тогда, многое сегодня в нашей земле по-инакому повернулося бы... Элль-фингский каган Ширбаза, будь проклято его имя по обе стороны гор, с Оркландом сговорился, ну и привёл своих ханов к замку. С гибелью князя, почитай, и Княжество Таёжное кончилось. Остались от него ныне только улусы... Да воеводы, коих весский царь разве что не с руки кормит.
Купыря замолчал, глядя под ноги, словно надеялся разглядеть недоступное ему. Молчал и Стёпка. Теперь, после того, как он своими глазами видел последние минуты жизни князя, он чувствовал себя как бы причастным ко всему, что творилось здесь, в этом мире. И почему-то даже как бы немножко за это ответственным. Наверное, потому что у него едва не получилось взять у умирающего князя оберег. Стёпка ещё раз на всякий случай растопырил перед глазами ладонь правой руки. Нету оберега, ни следа ни осталось, ни отметины. А жаль.
