Легионер

Да что теперь. Поздно спохватился. Что ж, грамотно провернул Худ. Ничего не скажешь. А с другой стороны, кто я ему и кто он мне? Нашел подходящего дурачка, использовал по максимуму и скинул. Да, опыт не пропьешь. А самое главное, думаю, не простил мне сержант неподчинение его приказу. Армия сильна, пока есть безусловный авторитет начальника. А я не просто нарушил, а еще и сумел из этого выгоду извлечь и не только себе, всем. Получается, что нарушать приказы — даже правильно и полезно. Кто же такое потерпит? Впредь надо быть умнее. Но самое главное, зачем ему было такую сложную комбинацию строить? Ведь проще всего было меня, как кандидата, выгнать из отряда и всего делов. Не годен. И точка.

Зачем все эти отпуска, золото, капральства? Единственная причина — сержант очень спешил уйти из Вольного. Немедленно. А тут местное начальство уперлось, мол, шаланду арестуют, то, сё. Вот и набросал хитроумный Худ план 'на коленке' по-быстрому. А зачем? От чего убегать надо с такой скоростью? Единственная причина — черный маг. Вот и отчалили на первом попавшемся корыте в Нимфей. Подальше от мстительного врага. Значит, опасность настолько велика? Вспомни, что сержант тебе говорил — даже от 'своих' магов лучше держаться подальше, а уж заиметь личного врага среди них — это просто крышка сразу. Так получается. А меня, который их всех спас, просто кинули, как кость псам, на растерзание. Мол, вот он — главный виновник, забирай. Только не таков Кайдан Дуфф. И демоны не сожрали, и имперцы в раба не заколодили, и маги утрутся! Кто предупрежден, тот вооружен. Буквально. Да и амулет поможет вместе с бурлящим в крови эликсиром.

Так что без паники. Продолжаем жить.

Перед таверной Диц меня оставил, сказав, что у него срочные дела и чтобы я без него отсюда не уходил, а он через час прибежит. В кабаке все столы оказались заняты шумными компаниями, заметил относительно свободный. Уселся, махнул рукой, подзывая прислугу. На другой стороне стола сидел дед с пегой бороденкой и хитрым прищуром выцветших глаз. Одетый не то, что бедно, скорее скромно, хоть и добротно. Крепкий еще, хоть и невеликого росточка. Случайный сотрапезник уставился на меня и отнюдь не смутился, когда я посмотрел ему в глаза.

— Что, ардайл, оголодал? — прошамкал, неторопливо прожевывая кашу с разваренными кусками рыбы.

— Есть такое, дедуся. Ты, я смотрю, тоже, вон, как наворачиваешь.

— А что я, каша добрая, как раз по моим зубам, — и он в широкой ухмылке обнажил голые десны с несколькими одиноко торчащими зубами. — Угостил бы старика пивом, хоро-о-шее пиво здешний кабатчик варит, — налегая на 'о', добавил старик. — А я тебе чего полезного расскажу про наши края. Ты ведь новичок здесь.

— Верно, только ночью прибыли в город. За пивом дело не станет, а что ты можешь рассказать?

Начавшуюся беседу прервала прислуга, молодая бабенка с усталым лицом и грязноватым передником поверх длиной юбки. Она молча выслушала мой заказ и, символически протерев стол тряпицей, рванула дальше по залу.

— Слышал я, что у одного здешнего магика слуг побили. Так он теперь тех убивцев разыскивает, хочет лютой смерти предать.

Мне удалось сохранить спокойное выражение лица, хотя внутри что-то тренькнуло тревожно.

— А что магики? На войне видел — мрут так же, как и простецы. Как бы ему из охотника в добычу не обернуться, от доброй пули еще никто не уходил.

Старик хитро посмотрел на меня и согласно кивнул. Поговорить он был явно не против.

— Против пули ни один магик ничего изделать не сможет. Другое дело, глаза отвести стрельцам, живучесть себе слоновью набрать. Это да. В такого попробуй попади. Одна закавыка, что всякое дело требует сил и присмотра. Потому, если внезапно стрельнуть, из засады или еще как, то запросто можно упокоить любого мага. Только бить надо исключительно в голову. И лучше не одну, а разом две, три пули загнать для надежности. Если и выживет такой ранетый маг, долгонько придется ему, болезному, восстанавливаться, а тем временем ловкий человек завсегда успеет дурную голову срезать совсем. Это самое надежное. Да-а...Тогда не дернется. Опять же супротив картечи али ядра никто еще не смог отыграть бравого. Даже и демоны самые наилютейшие от такого гостинца в грусть-тоску впадают враз и навсегда. Сам, поди, знаешь?

— Было дело, воевал с ними за рекой, — скрывать мне тут нечего.

— Ну, вот. Значит, на войне-то видал такое не раз, верно? — Мне оставалось только согласно кивнуть, было дело, видел и такое, да и сам... кое-чего смог... — Потому маги предпочитают всегда под крепкой охраной ходить. И с запасом самых сильных зелий целебных.

Старик отхлебнул пива и продолжил.

— А того больше сидят горемыки в башнях своих и носа наружу не кажут. И для разных дел заместо себя слуг особых посылают. Сервитами именуемых. Понятно, всякие прислужники у волшебников могут быть. И обычный человек им сгодится для простой работы. Навесят амулет и следят за ним. Но такому слуге веры у магов мало. Опять же форс у них такой, особый. И могуществом меряться любят меж собой, у кого слуги сильнее, да у кого их больше.

Самый простецкий прислужник зовется сервусом. Маги часто им головы прочищают, чтоб, значится, ни о чем лишнем не думали. Только приказ хозяина сполняли ежечасно. На деле это рабы. Тупые, зато подчиняются приказам без сомнений. Тех, которые уже эликсирами напитались, но еще в силу не вошли, зовут аколитами. А самые сильные — адиторы. Этих мало.

— Почему?

— Сам подумай. Чтобы толкового прислужника вырастить, много разных зелий тратится, а это дело дорогое и не быстрое, работа опять же большая нужна, волшбство всякое. Между слугой и хозяином связь особая появляется, что первый слышит и видит — все господин знать будет. Но чтобы из простого аколита сотворить адитора, на это многие годы требуются. Опять же волшебники тайнами делиться не любят, разве что за сокровища великие. Чаще всего сами постигают, чего и как. Исследуют, учатся, понятное дело, первые опыты запорют, как пить дать. Сначала просто разум учатся контролировать. Сервусов делать. Потом и прочее всякое. Долгое дело.

— Зато потом через него хозяин даже волшбу творить и говорить может ровно от себя. Их и на советы магов отправляют, сие не возбраняется. Меж собой-то маги шибко недоверчивые. Опаску имеют завсегда, что убить могут али ишшо чего напакостить друг другу. Вот и сидят, как сычи в своих башнях. Чем больше у мага слуг таких, тем больше он разом дел может крутить по всему миру. Но и цена такому слуге высока. С давних пор они меж собой договор держат, что слуг не вбивать до смерти и не портить. Потому как для настоящего старого волшебника, что тот слуга? На один зуб. Вот в давние времена и принялись они друг у дружки слуг резать. И остались одни-одинешеньки. Тогда и за ум взялись. Но закон тот только для слуг и магиков. Простой человек в полном своем природном праве. Если что. И меж собой 'их волшебства' разве что временный мир могут заключать. Для многих магов первого слугу выпестовать — почитай ровно в круг избранных допущенными быть. Да и много ли одному успеть, даже если ты силой особой владеешь? Рук две, ног две. Не разгонишься. Такие дела. Понимаешь теперь?

В ответ я только и смог дернуть черепушкой, понимаю, мол. А в голове крутилось — уж не хотел ли Алезиус из меня такого слугу сделать? Не потому ли и денег давал, и работу подкинул сытную, и лагерь запретил покидать? А нога продолжала болеть и в голове будто хмарь какая сидела. Я и помню ту неделю смутно, как в полусне. Пока медальон не одел, в голове не прояснело. Ел, спал, ходил к магику в шатер, пил очередную отраву, шел работать. Бездумно словно кукла деревянная на веревочках. Видно, готовил меня маг к обряду да не успел. Ушел я от него, сорвался как сильная рыба с крючка. Ищи меня теперь по белу свету... Хрен найдешь. Я-то уж точно помогать магику в том не собираюсь и в лагерь нимфейский не вернусь.

Попади мне в руки волшебный амулет на неделю позже и кто знает, чем бы все обернулось. Мог сам притащить волшебнику на показ, смотрите, ваша ученость, чего из рыбины выпало. Эх. Дела. А с другой стороны, кому-то и такая участь за счастье. Живешь на всем готовом, голову не ломаешь ни о чем. Силы в тебе с избытком. Все кланяются, боятся. Слуга — не чушка бездумная, сам видел. Просто накрепко привязаны они к своему хозяину. Не оторвать. И зачем калека-ардайл магику понадобился — прислужник и раб верный из меня негодный. Это наверняка. Может, просто проверял на мне зелье свое да волшбство? Кто теперь узнает... И ведь сразу начал волю мою гнуть, наушничать заставить хотел. Да-а-а.... Прав, ой, прав сержант. Простому человеку от магов надо подальше держаться. Здоровее будешь.

Теперь бы проверить, что во мне другие маги могут разглядеть... Алезиус-то наверняка разглядит изменения. Первое, что развивают начинающие маги — это память. Так что на забывчивость ни один из них не жалуется. Могущественный артефакт ощутимо изменил меня, исцелил и насытил энергией. Потому попадаться на глаза этому бакалавру никак нельзя.

Размышления прервала прислуга, притащившая поднос полный еды, пиво мы с дедком к тому времени успешно приговорили, так что заказали по второму кругу.

— Мы уж с тобой сколько разговоры разговариваем, а имени твоего, уважаемый, так и не спросил.

Дед опять хмыкнул и ответил:

— Рыбарем зовут, в здешних краях народец всякий живет и многим старые имена вспоминать ни к чему.

— А меня Каржасом кличут, дед Рыбарь. Будем знакомы, как говорится.

— Со всем моим почтением, эх, и доброе пивко у пройдохи кабатчика! — И старик присосался к свежей кружке хмельного, который только что притащила расторопная бабенка.

— Благодарствую тебе, дедуся, за науку твою. Только скажи мне, откуда ты столько всего знаешь? Очень мне интересно. — А сам, не теряя времени, принялся поглощать принесенные блюда, начав с густой похлебки.

— А тебе ль не все равно, внучек, откель знаю? Аль сомневаесси в словах моих? Так то напрасно.

— Тоже верно. Ты мне вот чего лучше тогда скажи, раз ты такой дока. Есть у меня товарец — добыча добрая, с бою взятая. Хочу ее пристроить с выгодой. По торгу прошелся, вроде присмотрел, кому можно предложить и по цене прикинул. Может, ты лучше наводку дашь? Тогда — половина от того, что сверху зайдет от моей цены — тебе. По-честному, не обижу.

— Хех, отчего не подсказать хорошему человеку? А что за добыча? Обскажи в подробностях.

— Сапоги, сумки, пояса, тесак, пистоль, зелья разные... — я подробно перечислил собранную за эти дни добычу, а дед лишь согласно кивал, мол, давай дальше. Закончив со списком, добавил, — вещи все отменного качества.

— До вечёра все разведаю, чего и почём.

— Лады. Ты, Рыбарь, еще вот что мне скажи, тут у вас домик или ферму прикупить сколько стоит?

— А нашто тебе? Ради спросу антересуешься али по делу?

— Сам пока не знаю, вот ты мне вечёром расскажешь, глядишь, чего и надумаю. Ты вот, дед, сам, где живешь?

— У лодки своей на причалах сарайку поставил. Там и живу мал-помалу.

— Жить все одно где-то надо, почему бы и не здесь? Вот и хочу понять, на что серебра хватить может у меня. Опять же, дом построю, за ним и пригляд нужен будет, я-то, верно, буду в разъездах почасту.

— Хех, раз такое дело, особливо все разузнаю. — Хитрый прищур и беззубая улыбка.

— Давай, тогда до вечера. Заодно и поужинаем.

— Уж это завсегда с нашим вам удовольствием, всенепременно.

— Только не здесь. Приходи в гостиницу 'Белуга'. Я там остановился.

— Это запросто, это мы лехко.

Я рассчитался за обед. Оставалось дождаться Дица, который вскоре и прилетел. Улица встретила новой порцией шума и гама. Стоит осмотреть окрестности. Тем более и проводник есть толковый.

Глава 7. Будни вольного города.

Город стоял на руинах. Явственно ощущалось, что когда-то был он красив. Мощеные камнем мостовые с тротуарами, общественные колодцы и подземные цистерны для сбора дождевой воды, канализация, столбы уличного освещения с давно потерянными фонарями. Может, когда-то там и магические светильники стояли? Кто знает. Теперь же повсюду пустые оконные проемы, голые стены без крыш и дверей, обвалившиеся каменные заборы, битый кирпич и черепица, утопающие в зарослях одичалых розовых кустов. Но видно, что жизнь возвращается. Через каждые два-три участка с развалинами идет стройка или ремонт. Стучат топоры, везут лес, мешают раствор, кладут камень.

Крепостная стена надежно перекрывает основание мыса, на котором и стоит город, широкой подковой охватывая все подножие холма, и доходя с двух сторон до берега моря. На вершине горы лишь развалины небольшого замка. Ни одной башни и целой стены не осталось. Разве что фундамент и груды тесаного камня, которые потихоньку растаскивали себе на стройки новоселы. Сама гора стоит ближе к западной бухте и на той стороне у нее почти отвесные склоны. Лишь у самой кромки моря между горой и береговыми кручами остается узкий проход, надежно перекрытый горой слева, воротной башней по центру и морскими обрывами справа. На этой стороне сам берег очень высокий, саженей тридцать-сорок и обрывистый, так что даже пытаться штурмовать его задача огромной, я бы даже сказал, неподъемной сложности. На три стороны — северо-запад, запад и юг гора крута и обрывиста, а вот на восток и прилегающие к нему северо— и юго-восточные склоны спускаются к морю отлого, оставляя людям место для застройки.

Между замковой горой и берегом океана до самой оконечности мыса оставалось широкое пространство, где и стояла когда-то большая часть города. Вид с вершины открывался роскошный. Бухты, порт, набережные и пирсы, улочки и площади, рыбный рынок у причалов, склоны самой горы и даже равнина за пределами городских стен — все это становилось видно как на ладони любому досужему наблюдателю, взявшему на себя труд подняться наверх.

На запад от города развернулся широким полукружьем залив, версты три от берега до берега, но мелкий и весь усеянный скалами и камнями, тут и там торчащими черными клыками из бирюзовой глади воды. Зовется залив Каменным, Акульей Пастью или просто Злодеем. Оно и понятно, опасное местечко. Да и обрывы с этой стороны высокие, спусков нет. Зато восточный берег ниже, и более отлого спускается к морю, вниз ведут вырублены в камне широкие ступени в несколько пролетов, сама же скала у кромки воды всего две-три сажени высотой. Что поделать, я горец, душа радуется от высоты и широты горизонта. Постарался запомнить, что и где располагается, какие улицы есть и куда ведут. На память и раньше не жаловался, а теперь с амулетом трудностей и вовсе не стало. Достал записную книжку черного и на чистом листе быстро набросал по памяти карту города, потом сравнил с натурой — ни одной ошибки.

Стены Гераклеи тоже сильно пострадали, ров и вовсе заплыл и почти исчез в бурьяне и грудах мусора, но часть башен странным образом уцелела, да и стены, собранные из крупных блоков, не везде обрушились. Видно, что горожане первым делом постарались исправить эту ситуацию, озаботившись обороной со стороны предполья. Часть провалов и проломов они заложили камнем, в части выставили деревянные щиты. Опасается здешний народ за безопасность или показывает готовность отстаивать вольность свою. А скорее — то и другое сразу.