Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Наконец, Erasure "Love to Hate You". Мне там понравилось совместное скандирование ОУОУО в самом начале песни. Можно будет задействовать голоса не только "звездочек", но и музыкантов. Да, и прикольный клип с "дурдомом" в музыкальной студии можно было бы потом повторить. Не для Союза, конечно, но для МТВ — самое оно.
Запасным вариантом у меня шло Ace of Base — Beautiful Life. Эту песню я приберег для гастролей в Штатах. Американцам тоже придется бросить "бросить кость". Конкуренция среди поп-групп огромная, постоянно надо выдавать хиты и быть на вершине чартов. Тогда и на концертах аншлаги и продюсеры любят.
* * *
*
После собрания и репетиции мы чествовали Ладу... первой советской пиццей! Называлась она так же как и вчерашний торт — "Олимпийская" — и была сделана, как положено из теста, сыра, томатной основы и кусочков колбасы салями. Которые в свою очередь были выложены в олимпийские кольца. Пицца была не совсем советская. Сделали ее два итальянца — Роберто и Карлос, которые увидели по ТВ репортаж о реформах в СССР и приехали к нам на специальном автофургоне. В котором можно было готовить пиццу. И что удивительно — их пустили! Видимо работал эффект нашей дружбы с Италией, визит Кальви в Москву, после которого Косыгин закупил несколько линий по производству пицц. Но они еще не были, видимо, смонтированы.
И вот Роберто с Карлосом колесили по столице, собирали огромные очереди. Как они договорились по налогам, с санэпидстанцией, где брали ингредиенты — я не знаю. Но какое-то разрешение у них было. Наверно, что-нибудь в рамках какого-нибудь ново объявленного фуд-фестиваля.
Для большей части коллектива — пицца, разумеется, не была экзотикой. В Риме мы ели настоящую, аутентичную. На тонком тесте, из дровяной печи, все как положено. В автофургоне такую не сделаешь. Но поностальгировать было приятно. И питательно. Хотя и не очень полезно для фигуры. О чем мне тут же сообщили все наши студийные дамы.
— Это к Григорию Давыдовичу — перевел стрелки я — Он заказывал пиццу к нам. За что ему респект и уважение! Этих Роберто с Карлосом на Селезневской еще долго вспоминать будут!
Я выглянул наружу. Возле фургона итальянцев, раскрашенного в красные тона и огромной надписью PIZZA, стояла целая толпа народу. Студийным охранникам и милицейскому патрулю, что теперь всегда дежурил возле нашего входа, даже пришлось наводить порядок. Очередь двигалась, но очень медленно. Ну сколько там у них может быть заготовок под пиццу? Сто? Двести? Вряд ли больше. Выложил сверху салями, ветчиной или шампиньонами, засунул в электропечь, пять минут и вот продукт готов. Плати пять рублей. Цены, конечно, кусаются.
— Не по-человечески отмечаем — Леха доразлил седьмую по счету бутылку шампанского, что на наш большой коллектив было совсем еще детской дозой — Надо бы в ресторан.
— Леш, у нас аврал — пожал плечами я — Готовьтесь еще клип по "Japanese Girls" снимать срочно. До отлета должны успеть — кровь из носа.
"Звездочки", прямо как музыканты днем, дружно застонали.
— Может в Прагу? — гнул свое Леха. На него влюбленными взглядами одновременно смотрели Света и Львова. Неужели они не замечают соперницу? С другой стороны влюбленная женщина часто "слепа".
— Отметим как следует после Японии — попытался съехать с темы я — Сразу после возвращения. Обещаю зеркальный зал в Праге. Соберем всю Москву...
— Так уже-е всю Москву — усмехнулась Альдона — Все в отпусках будут или на гастролях в Сочи, Ялте...
— Виктор, Алексей и Альдона правы — осторожно заметил Клаймич — У меня знакомый метрдотель в ресторане Дома Кино. Я сейчас позвоню и нам все устроят по высшему разряду. Ну что?
На меня уставились десятки умоляющих глаз. Устал коллектив. Надо дать роздыху.
— А ладно! Поехали!
— Урааа — по студии понесся вихрь людей, которые побежали готовиться к празднику
* * *
*
В ресторане Дома Кино было шумно. Несколько компаний что-то уже праздновали. На сцене играли пузочесы. И они играли нас! Когда вошли — заканчивали "Трава у дома". Стали усаживаться за большой общий стол — продолжили песней... "Перемен". Я аж рот открыл от удивления. Но откуда?? Цой вряд ли бы стал отдавать песню на сторону. С другой стороны на квартирнике было полно народу, в том числе и музыкантов. Могли слизать ноты. Слова тоже.
Солист грамотно подвел к песне. Даже толкнул речь о борьбе за права негров в США. И про "пылающий город" Нью-Йорк сказал. Все по моей "методичке", не подкопаешься. Народ в зале ответил свистом и аплодисментами. Публика тут собралась творческая, а значит, свободолюбивая. Все всё понимали и каждый держал "фигу в кармане". А то и две. Какие уж тут "негры"...
— Витя, это, правда, твоя песня? — удивились кое-кто из наших, кто не был ни на квартирнике, ни в Ялте как Альдона — А почему мы ничего не знаем?
— Ему за нее от Суслова прилетело — пояснил всезнающий Клаймич — Вот и не распространялись.
— Да, я написал. Для одного талантливого парня из Ленинграда. Цоя. Но смотрю уже пошло в массы
— Интересно, платят ли они отчисления за нее — хмыкнул Григорий Давыдович — Я узнаю у директора ресторана
— Я же не регистрировал ее в ВААПе. С чего бы им платить?
— А кого они тогда вписали в рапортичку?
Я присмотрелся к солисту. Курчавый лохматый парень. Незнакомый. Худой. Держится независимо. Одеты музыканты ВИА были в модную потертую джинсу. Пожал плечами. Невозможно все контролировать. Пусть играют. Тем более посетителям нравится. Некоторые даже подпевают. Перемен они хотят... Ну, ну...
Мы сделали богатый заказ услужливым официантам и начали поздравлять именинницу. Нам никто не мешал и, похоже, даже не заметил. В зале было темновато — освещалась хорошо лишь сцена — многие курили и клубы дыма поднимались к потолку. Веселье потекло своим чередом, пузочесы перешли к западной танцевальной музыке, коллектив активно принялся плясать и произносить тосты. Тамадой работал Клаймич. При этом он еще успевал и меня шепотом просвещать:
— Суслов страшный человек. Сколько он судеб сломал... Берегись его, Виктор.
— Да я как бы уже почувствовал на собственной шкуре. Одно это персональное дело сколько нервов стоило.
— Персональное дело это тьфу, ерунда — резал отсидевший в СИЗО директор — У меня есть друг. Режиссер Марк Донской. Ты его вряд ли знаешь. Но в 65-м году он был очень известен. Ему поручили снять фильм про Ленина. А заодно еще один фильм. Документальный. О съемках фильма про Ленина. Документалисты писали все: как режиссер репетирует с актерами, как монтирует материал и так далее. Когда фильм был снят, его назвали "Здравствуйте, Марк Семенович!" и показали по Центральному телевидению. Премьера была приурочена к юбилею. Донскому в марте 66-го года исполнилось 55 лет.
— И что? — заинтересовался я — Этот Донской перешел на ТВ кому-то дорогу?
— Не на ТВ. В Политбюро. В день премьеры Суслов дома смотрел телевизор. Увидел "Здравствуйте, Марк Семенович!". И тут же позвонил Месяцеву. Тот до Лапина руководил Останкино. "Срочно остановите фильм!" А это же эфир на всю страну!
— "Как так Михаил Андреевич?!" — Месяцев был в шоке
— "Вы что себе позволяете? Что показываете?" — Клаймич передразнил голос Суслова — "Какой-то старый еврей похлопывает Ленина по плечу и указывает: "Пойдешь туда, скажешь сюда, а потом вернешься и сядешь! Показывать на всю страну, как Ленину наклеивают усы, бороду, как промокают лысину? Это же профанация светлого образа вождя. Немедленно прекратить показ!"
— И все. Показ фильма остановили, Марка занесли в черный список. Он даже захворал сердцем — директор тяжело вздохнул — До сих пор оправиться не может. В 73-м ему удалось выбить съемки фильма "Надежда". Такой идеологически выдержанный. Про жену Ленина — Крупскую. Вроде бы простили. Но работать все-равно нормально не дают.
Мнда... Реалии жизни в СССР. Какой-то сморчок Суслов — ломает людям судьбы. Фанатик чертов.
Мне надо было все обдумать и освежиться. Я вышел в компании Лехи в туалет. Рядом пристроились охранники из 9-ки. Без них ни шага. Пока шел, обратил внимание на высокого усатого мужчину в черной водолазке и клетчатом пиджаке за соседнем столом. Да сегодня прямо день открытий! Леонид Филатов. Собственной персоной. Рядом сидела главная красавица советского кино — Александра Яковлева. И еще десяток малознакомых мужчин и женщин. Уже в туалете я сообразил, что это съемочная группа фильма "Экипаж". Который именно сейчас подходит к своей кульминации. Нет это не взлет самолета с пылающего острова. Это первая в советском кино эротическая сцена между Филатовым и Яковлевой. Снятая через аквариум и потом на монтаже здорово кастрированная. А не ее ли народ празднует? Снимают, так сказать, стресс. То-то Яковлева так напряжена, мало улыбается.
Подойти познакомиться? Это же Яковлева! Пожалуй, нет, мне на сегодня хватит впечатлений. Возвращаюсь к нашему столу. Праздник идет своим чередом, нас все-таки узнают и теперь надо готовиться к ажиотажу поклонников. "Не зарастет народная тропа". Первым в сопровождении Вячеслава подходит высокий седой мужчина с длинным носом. Похож на кавказца, но фамилия и имя русское — Дмитрий Николаевич Соболев. Профессор. Доктор технических наук. Завсегдатай Дома Кино. Он просто говорит несколько теплых слов о нашей музыке, чокается с Клаймичем рюмками. За ним уже стоит очередь желающих познакомиться, выпить на брудершафт. Охрана с трудом сдерживает народ.
А значит, пора собираться по домам. Обнимаемся, прощаемся. Я размышляю над тем, чтобы поехать с Альдоной к Веверсам домой. Раз уже ее папаша у нас прописался. Но меня останавливает всеобщее внимание. Леха, охрана... Зачем уж так явно компрометировать девушку? Хотя сама Альдона похоже не против. Размякла, оттаяла...
Но на выходе, в фойе мы сталкиваемся с Лещенко. Певец приехал в компании каких-то знакомых, видимо догуливать. Думаю проскочить мимо, но нет.
— Виктор, Гриша! — Лещенко в модном, блестящем пиджаке выглядит на все сто — Какая встреча! А я уже думал к вам на Селезневскую заехать, поблагодарить.
— За что? — удивляюсь я
— "Городские цветы" отлично идут. А с песней "Все пройдет" меня хотят на фестиваль в Сопот послать. Сегодня звонили из Минкульта
Отлично! Значит, от меня все-таки Демичев "отполз". Хорошая новость.
— Я вот что хотел спросить — замялся Лещенко — У вас ничего новенького нет на примете? Хочу пластинку с песнями Виктора Селезнева выпустить
Губа не дура! Я смотрю на Клаймича — тот на меня.
— Готов финансово соответствовать — неправильно понимает наше молчание певец — За ценой, так сказать, не постою
— Дело не в деньгах — я тяну время — Хотя они тоже лишними не будут. Мы тут на гастроли в Японию улетаем...
— Ну хотя бы одну? Новую?
— Виктор, у тебя что-нибудь есть? — в разговор включается Клаймич
— Есть один мотивчик — за рукав отвожу Лещенко в сторону, в угол фойе. Клаймич идет следом, сделав знак окружающим подождать.
Пропеваю куплеты знаменитой песни, что "сел мне на уши", пока копался в айфоне:
— Птица счастья завтрашнего дня
Прилетела, крыльями звеня...
Выбери меня, выбери меня,
Птица счастья завтрашнего дня.
Пахмутова и Добронравов пока еще не написали "Птицу", а значит можно ее предложить певцу. Тем более для моего репертуара она не очень подходит. Лещенко внимательно вслушивается в слова, кивает в такт.
— Вроде бы ничего — слова простые, но цепляют.
Лещенко довольно улыбается.
— Песня вторых секретарей обкомов и райкомов — смеется Клаймич.
Мы недоуменно смотрим на директора
— Ну как же... Ты только что пел: "Запад будит утро завтрашнего дня. Кто-то станет "первым", но не я"
Мы присоединяемся к смеху Клаймича. Действительно, двусмысленно звучит.
— Да, ладно — машет рукой Лещенко — Про счастье, про завтрашний день... Годится! Певец жмет мне руку — Завтра же заеду, порепетируем.
— Часам к трем — Клаймич достает свою записную книжку — кондуит и что-то записывает. Григорий Давыдович теперь пытается все планировать. В том числе и мое время. По мне так — пустая затея. События несутся — успевай крутиться.
— А по деньгам я завтра с утреца наберу, ладно Лев?
— Разумеется!
Лещенко еще раз жмет нам руки, уходит. И тут же возвращается.
— Я тут слышал нехорошее... Не знаю, правда или нет. Говорят, что Суслов готовит какое-то коллективное письмо. Некоторые... скажем так... коллеги, подписали.
— Что за письмо? — обеспокоился Клаймич
— Против Виктора. О бездуховности его музыки и все такое прочее. Подробностей не знаю
— Ну и черт с ним — я машу рукой — Сколько можно думать об этом. Устал.
И потом у меня есть Веверс с Щелоковым. И Пельше. Который, впрочем, сейчас с Романовым в Вене. Переговоры с американцами затянулись, Генеральный должен вернуться в Москву только завтра. Поехать что ли во Внуково 2 встретить патрона? Интересно, пустят? Если с Щелоковым — пустят.
— Молодой он еще — извиняюще произносит Клаймич — На сцене только год
А ведь точно! Ровно год назад Клаймич меня первый раз поставил на сцену мвдэшного санатория "Салют". До этого я пел при Бивисе и Сенчиной "Маленькую страну". Но это было не в счет.
— Расскажи, Лева, Вите как тебя начальники чуть не пустили под откос — попросил Клаймич Лещенко — Ну после того концерта в Колонном зале Дома союзов. Поделись так сказать опытом
— У меня там не было политики — покачал головой певец — Я просто слова забыл. Глупо получилось. В приказном порядке вызвали к руководству оркестра Гостелерадио и заставили впрячься в это мероприятие. За три дня до концерта! Пять песен. Среди них три новые: "Песня о Ленине", "Ребят позабыть не смогу" и "Приезжай на Самотлор".
— Три песни за три дня? — удивился я
— Точно. Ну и я как-то легкомысленно отнесся. Одна репетиция и один прогон с оркестром. Выхожу на сцену — камеры уже работают, зал встречает тепло. И я понимаю, что забыл слова песни о Ленине. Тушите свет. Поворачиваюсь к дирижёру оркестра. Юре Силантьеву. "Слова забыл!". А он мне — "в партитуре смотри"! А там одна "рыба". Аранжировщик бессмысленные слова записал. Я к музыкантам — а они уже не слышат, начали вступление играть. Силантьев мне "Пой, сука, пой". А как петь? Одну фразу вспомнил — "Солнцем согреты бескрайние нивы, в нашей душе расцвела весна..." — и стопор. Ну я ее по кругу пустил, а дальше хор вступил. Как-то пропел. Ладно, думаю, "Голубую тайгу" то я помню! На зубок знаю. Приготовился. А ведущая — Света Моргунова — объявила "Приезжай на Самотлор". Тут меня во второй раз накрыло. Начался новый кошмар, слов не помню, идет вступление. Силантьев видит, что я "ни бэ ни мэ", у него у самого не выдерживают нервы. Он задает оркестру бешеный темп — скорее бы закончить. Я что-то мычу, импровизирую. Закончили. На деревянных ногах ухожу за кулисы. А там уже начальники. Орут. Ну и меня долбанул микроинсульт. Отнялась правая рука, следом онемела правая половина лица. Отвезли в больницу, откачали.
— И чем все кончилось? — я тихо охреневаю
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |