Агрессия коварного Рейха

Палач досверлил, до конца, а затем резко выдернул, так что хлюпнуло красным фонтанчиком: зрачки глаз у Виолы Таракановой рефлекторно сузились, но улыбка разбитых до крови пышных губ стала еще шире!

— Крепкая баба! Настоящий богатырь! Ну, ничего, я заставлю тебя кричать. — Истязатель, уже шустрее отойдя, принялся раскаливать шомпол на огне, помощник же умело снял с пламени щипцы.

Виола Тараканова смотрела на это, словно перед ней расстелили стол с роскошными яствами. Не бойся и боли не будет, ты её сможешь победить. Вспомни подвиги молодых гвардейцев, когда больше сотни ребят подвергалось бесчеловечным истязаниям, и никто из них не сломался и не выдал.

Палач хуже инквизитора, пропел:

— Женская ножка, поджарим немножко!

Взяв в руки щипцы, истязатель прикоснулся раскаленной добела легированной сталью к женской пятке. Он выбирал наиболее чувствительные места на девичьей стопе космического капитана. Виола Тараканова задышала немного тяжелее, она представила, как бежит босиком по пустыне. Тренировку с быстрой пробежкой по уголькам, когда скорость не позволяет прожечь упругую подошву девчонку. Тут металл очень горячий, нагретый особым способом и палит несравнимо сильнее, чем угольки.

По помещению разнесся запах паленого мяса. Палач потянул его носом:

— Это очень приятно!

Истязатель действовал аккуратно, распределяя ожоги равномерно по всей стопе. Когда жар слишком уж силен, то сгорает не только кожа, но и нервные окончания, так что в данном случае, нужно большое искусство в причинении боли. Виола Тараканова не издавала и стона, то ей больно выдавали глаза и капающий пот, но на лице играла неизменная, белозубая улыбка.

Палач, обладающий огромной физической силой, даже еще пожирающий ведрами анаболики, тем временем принялся ломать точеные, довольно длинные, но отнюдь не лишающих ножку гармоничной красоты и изящества, пальчики.

— Аккуратно сделаю маникюр. Верь, что тебе девчонка-бродяжка будет очень приятно!

Виола Тараканова произнесла с презрением:

— А что именно щипцами? Как нормальный мужик ты я вижу, не можешь!

Длинные руки палача оказались сильнее лап белого медведя. Ген Ши умел находить людей. Пальчики космической воительницы трещали, истязатель начал с мизинчика. Когда раскаленное железо, ломает ногти и пальцы, это чудовищно. Слышится хруст. Теряя терпение, Виола Тараканова пробует дернуться, но ее ноги надежно скованы, а каждое звено цепи, толщиной с большой палец ноги. Даже ее мускулы не в силах порвать, легированный титан.

Отломав, оставив держаться лишь на кожице мизинчик, палац довольно хрюкнул:

— Я молодец! Ты девочка, ловишь наслаждение!

Стряхивая с себя кровавый пот, Виола Тараканова презрительно, хоть это давалось ей нелегко, фыркнула:

— Неплохо только железо слишком холодное!

Палач-горилла, очень гнусно ухмыляясь, ответил:

— Да ничего страшного! Я еще тебя поджарю!

Истязатель медленно сломал, прокручивая вокруг своей оси средний пальчик. Красивые пальцы у Виолы Таракановой, длинные, ровные, изящные. Косточки крепкие, сломать нелегко и могучий палач от усилия даже вспотел. С покатого лба скатилась капелька пота и упала на раскаленные щипцы. Пахнут ноги молодой женщины, очень приятно. Такую, любить большое удовольствие. А мучить это еще лучше. Вот дошла очередь до большого пальца босой ноги. Правда сил сломать уже и его громадным лапам не хватает.

Виола Тараканова рявкнула:

— Ну как иезуит? Ты слабачье! Не можешь даже косточку сломать!

Профессиональный кровопийца ответил:

— Ну, ничего, нам свои, помогут!

Громадный помощник истязателя подсунул специальное механическое приспособление, вроде станка для отрифтовки цинковых и стальных деталей. Большой палец сжало, послышался треск. Палец, брызнув опаленной кровью сломался, живодер удовлетворенно произнес:

— А теперь левую ножку!

Процесс пытки весьма приятен. Косточки ой как трещат, да еще пылает сожженная кожа. Девушка терпит, и даже дразня злого изверга, высунула язык.

Садист-мучитель говорит:

— Если ты во всем признаешься, что строила козни и хотела завоевать планету. — Дебильная рожа ухмыльнулась. Так же выдашь сообщников, что хотели свергнуть божественный "совет четырех" мы прекратим пытку и будем тебя хорошо лечить.

Виола Тараканова, сдерживая рвущийся из легких крик гордо, ответила:

— Что мне ничтожества ваша боль! Это испытание сильных, которое не каждому дано в жизни!

Покончив с ломкой пальцев на ногах, изувер хотел взяться за руки, но врач остановил его:

— Нужно будет, чтобы эта стерва еще кое-что для нас подписала, так что руки оставьте в покое.

Палач-садист, ухмыляясь, согласился:

— Да оставим это на сладкое! А сейчас будем лупить ее плетью!

Помощник истязателя, достал из пламени плеть, из тонких цепочек. Фай Родис скосила глаза, юмор не изменил дочери Счастливой Земли:

— Что же это отличная баня!

Подлый изверг в такт юмора, ответил:

— Прекрасный веник! Тебе глупышка будет очень приятно, и ты будешь балдеть! Он размахнулся и врезал. По мощному телу космической дивы прошлась судорога.

— Ну как нравиться?

Виола Тараканова ответила, своим становящимся, когда она хотела как дьякона низким голосом:

— А что? Отлично! Только вот удар слабоват!

Помощник врезал снова. Тупой кровопийца произнес:

— Два!

Снова удар, отсчет:

— Три! Четыре!

Девушка-рейнджер напрягает мышцы живот, ее хочется врезать палачу, но она никак не может его достать.

— Ну, подойди ко мне по ближе!

— Да ты и так хороша! — Отмахивается горилла.

Постепенно спина, плечи и ягодицы капитана звездолета превращаются в сплошное кровавое, покрытое ожогами месиво. Виола Тараканова все смотрит упрямо, и на очередной вопрос:

— Назови, где прячется подполье, которое посещало ваши запрещенные сеансы? — Воительница-героиня рычит:

— В твоей плевой бороде!

Палач взялся снова за раскаленные щипцы и схватил командира экспедиции, за алый сосок, грубо повернул его!

Виола Тараканова на это выдавила из себя:

— Изысканная ласка!

Палач продолжил пытку с другой грудью. Щипцы не простые, а накаленные, боль от них, что и не передать словами. Что испытывает женщина Эры Встретившихся рук? Словно раскаленная лава залило все тело, от покрытой каштановыми волосами головы, босых, покрывшимися крупными волдырями пят. Внутри тебя словно торнадо, а сердце строчит пулеметной очередью.

Но главное все равно не показать боль, не выдать, ни криком, не стоном!

Тут неожиданно голова Виола Тараканова мотнулась, и она потеряла сознание.

Врач вскрикнул:

— Откинулась!

Изощренный живодер, приложил ладонь к мощной, жилистой, но при этом изящной шее космической воительницы:

— Да нет! Сердце достаточно надежно бьется! Может продолжить?

Виола проснулась от собственного дикого крика, к её босым ногам поднесли факел. Девушка подскочила, и без того болящие от едва заживших волдырей подошвы запылали пульсирующей болью.

Надсмотрщик пробурчал через респиратор:

— Иди жрать стерва и за работу!

Виола ожидала, что их поведут в какую-то отдельную комнату и станут давать бурду, но вместо этого сунули в руки тюбик с какой-то пастой. И рыкнули:

— Жри быстрее!

Виола хотя не ожидала подобного, но было голодна, и стала глотать маслянистую смесь. Чувство голода ослабела. И так получалось более гигиенично, если учесть, что мыться негде. Выдавив в себе тюбик Виола закашляла, и получив бича отправилась на работу.

Снова тоже самое долби кирками, нагружать шуфлем в вагонетки, а потом вдвоем или втроем толкай их. И выматывает такая работа, словно из тебя выжимают лимон. А тело становиться липким и вонючим. И сама ты голая, словно дикарка. И еще удивительно, как тело не царапается.

Виола, тем не менее, не теряет присутствия духа и вкалывает словно лошадка в каменоломне. И постепенно её работа даже чуть-чуть увлекает. Хотя постоянно свистят плети надсмотрщиков и опять натирают руки и ноги оковы. Виола впрочем, не тушевалась и, даже сочиняя на ходу, запела;

Я родилась принцессой во дворце,

Познала роскошь — золота палаты...

Прекрасна жизнь алмазная в венце —

Но наступает скоро час расплаты!

Противника вторгся и земля горит,

Дворец разрушен — рухнут с треском стены,

Империя казалась — монолит,

Но вот пришли из ада перемены!

Что получилось, страшно и сказать,

В оковы девку босой заковали...

Теперь над августейшей править тать,

В мечтах остались коммунизма дали!

Каменоломни стали мой удел,

Труд рабский, и тяжелый и суровый...

Царит в сей шахте жуткий беспредел,

Лишь к телу голому обновы!

Плеть пляшет по моей нагой спине,

И камни ноги босые терзают...

Мой мир теперь в растерзанном дерьме,

В нем торжествует беспощадный Каин!

Что делать — я сама и не пойму,

Жестоко все и беспросветно тоже...

Зачем Всевышний допустил орду,

Позволил прикоснутся плетью к коже!

Грешили мы конечно — спору нет,

Но без греха ведь жизнь знай не малина...

Когда тебе конфеты на обед,

Не знаешь даже где тут середина!

Но верю, рабство кончится, пройдет,

Грядут, я это знаю перемены...

И солнце снова жаркое взойдет,

Осветит преисподней жуткой стены!

Тогда рабыня спину разогнет,

И скинет вмиг тяжеленные оковы!

С морозом будет теплый Новый год,

Хотя старик он тоже сед, суровый!

Я буду бегать в радости и знай,

Найду себе прекраснейшего принца...

А в государстве станет светлый рай,

Об этом уверяют в блеске лица!

От песни стало легче дышать, прибодрились и упавшие, было духом дети. Так прошел и следующий день каторги. Конечно же, тяжело, но Виола держалась. Затем она снова уснула, но уже ей почти ничего и не привиделось. Кроме только огромной кучи мусора, в которой девушка тонула, и никак не могла выбраться. Во сне некоторые рабы особенно дети кашляли кровью, но Виола не просыпалась. Весьма ужасное получилось место для отбывания рабства.

На следующий день повторилось тоже само. Сильно болели мышцы, ныла буквально каждая косточка. Но хоть во время труда звенела каждая жилка, девушка не поддавалась. Вот в изнеможении свалилась младшая кузина Олимпиада. Её попробовали поднять жесткими ударами плетьми. Виола бросилась на выручку девочке. Досталось и ей тем более неудобно бежать в цепях. Правда, детям милосердно не сковывали, сбитые ноги. Виолу задержали и хорошенько врезали. Затем появился врач в респираторе и вколол что-то девочке. Последовали распоряжения... Детей забрали и погнали наверх.

Виола отчаянно спросила:

— Куда их?

Громила надзиратель чрез противогаз снисходительно пробурчал:

— Переводят работать на поверхность! Тут слишком вредные испарения!

Виола с трудом выдохнула из себя:

— Спасибо!

И получала снова плеткой... Единственным утешение было, то, что дети будут хоть в относительной безопасности. Виола же ишачила в каменоломнях, девушка была нагая и беспомощная, чумазая и грязная, как чертиха. И не нее не жалели ни работы ни плетки. Вкалывать заставляли пятнадцать-шестнадцать часов, не хватало времени на сон и восстановление сил. И каждый день в муках умирали рабы. Их прижигали раскаленным железом, и убедившись, что они мертвы поддевали под тощие ребра крюком, и волокли в выгребные ямы.

Вот так без всяких похорон — топили в фекалиях! Скверно, очень даже скверно!

Виола опустилась почти на самое дно рабства, и теперь могла познать его во всей красе.

Девушка вкалывала на рудниках, трясла цепями, и ломиком. Толкала тачки, буквально надрываясь. Ей был не мил свет, боль переутомленном теле адская.

Несколько раз на день надзиратель задавал вопрос:

— Любишь Александра?

Грязная, измученная, избиваема плеткой и дубинками с электрошоком девушка упрямо твердила:

— Нет! Ненавижу!

Тут уже буквально нашла коса на камень. Упрямство девчонки, и её несокрушимая воля против жестокого и как кажется даже всесильного Супербогача. Виола измучилась, но её тело воистину оказалось железным. Она сумела выжить в самые первые дни и недели. И постепенно здоровая плоть привыкла к нагрузкам. Проработав достаточно длительное время Виола уже не чувствовала себе такой обессиленной, и не падала на камни моментально отключаясь. Нет, она уже могла немного прежде чем уснуть повертеться и поговорить.

Но никто из рабов не знал ни русского, ни украинского, ни английского языка. И это стало барьером. Кроме того невольники от побоев, непосильной работы, и ядовитых испарений смешанных с трупным запахом, мочой и фекалиями умирали слишком уж часто. И сил на что-то решительной у них не было. А Виолы оказался воистину стальной или даже титановый организм.

Она, конечно, продолжала страдать физически, но муки моральные и жуткая скука усиливались по мере адаптации юного тела к нагрузкам. Так хотелось хоть с кем-то поговорить и пообщаться. Хоть кому-то излить душу, или тривиально посмотреть телевизор. Но этого не было, что стало весьма мучительным.

Однако и ей неожиданно улыбнулась счастье. Рядом с ней бросили, мощного мускулистого невольника. Он был очень похож на африканца, хотя тут все чумазые и черные. Мускулистого раба приковали на ночь цепью, и помести рядом с ней. Виола невольно отшатнулась, но мощный, широкоплечий невольник проскулил:

— Не бойся меня! Я МГУ закончил!

Голос у африканца был мягкий, с небольшим акцентом, но язык русский.

Виола протянула ему руку, произнеся:

— Я так рад встретить, хоть такого русского человека!

Чернокожий пожал девушке руку, причем сделал это аккуратно и предложил:

— Давай дружить!

Виола ответила с приятной ухмылкой:

— Давай!

Африканец ударил себя в широкую грудь и произнес:

— Меня зовут Бомбоко!

Девушка, сверкнув яркими на черном фоне зубами, ответила:

— А меня Виола...

Негр весело ухмыльнулся:

— Виола Тараканова?

Девушка намного смутилась и проворковала:

— Почему Тараканова?

Чернокожий с наивной улыбкой ответил:

— Потому что вы отличные детективы пишите!

Девушка звонко расхохоталась. Давно она так не смеялась. Нет, этот африканец определенно поднимает ей настроение.

После чего они стали работать вместе. Негр всячески старался помочь девчонке, но получал плетью наравне с ней, а может и больше. Но его появление зародило у Виолы надежду. Что, мол, не все люди сволочи, и что можно с кем-то поговорить.

Когда рабочая, а точнее рабская смена закончилась чернокожий предложил Виоле:

— Давай убежим отсюда!

Девушка тяжело вздохнула и заметила:

— Это очень трудно...

Бомбоко рассудительно заметил:

— И, тем не менее, реально. Тут давно добывают изумруды, и рубины. Нарыли множество ходов, целые лабиринты. Если сбить со следа собак, а в такой вони как тут они полуслепые, то можно пройдя шахты выбраться за пределы колючей проволоки и вышек.

Виола растеряно произнесла: