Московский Лес

Зрители взревели от восторга. Сергей внимательно оглядел трибуны — среди сетуньцев и окрестных фермеров, собравшихся поглазеть на интересное зрелище, мелькнули знакомые плащи.

"...золотолесцы? И не один — четверо! Судя по платью, не из рядовых. Ну-ка, ну-ка..."

Он сощурился, пытаясь разглядеть узор на браслетах.

"...вот так сюрприз! И что же вам здесь понадобилось, таким важным? Не на это же балаган явились полюбоваться..."

Ракопаук тем временем продолжал заливаться трескучими трелями. С место он не трогался, демонстрируя непоколебимую уверенность в себе.

— Хорош, а? — сетунец пихнул его локтём. — В холке почти два метра!

Создание походило на помесь арахнида и невиданного ракообразного. Восемь суставчатых ног, треугольная головогрудь с широким затылочным гребнем, ощетинившимся длинными остриями — в точности, как у трицератопса. Пасть — отверстие, окружённое венчиком шевелящихся то ли жвал, то ли челюстей. Поверх него россыпь глубоко утопленных в хитин белёсых пузырей размером с шарик для пинг-понга — глаза. Спина защищена хитиновым панцырем, и Сергей по собственному опыту знал, что его сегменты способны удержать сноп картечи из двустволки.

— Где вы его раздобыли?

— У них гнездо в развалинах ТЭЦ, выше, по Бережковской набережной. — вполголоса отозвался сетунец. — Но там такие крупные не водится, так, мелочь, размером с собаку. Они всё время друг друга жрут, вот и не успевают вымахать...

— А этот?

— Мы ещё в январе отловили полдюжины особей и держали в ангаре — чтобы подросли к Посвящению. Выжили, правда, только три, но больше и не надо.

— Так мало соискателей?

— Было десять. Посвящение проходит в три раунда: сначала схватка с щитомордником, потом с чернолесской выдрой. Кто уцелеет — будет иметь дело с ними. В этом году до третьего раунда добрались двое.

— А остальные?

— Два трупа, четыре раненых. И двое отказались.

— Серьёзно у вас...

— Иначе никак. Понизишь планку — сразу пойдут потери. Нет уж, пусть, опыта набираются...

— ... соискатели могут выбрать оружие. Как видите, Андрей Пархоменко кроме рунки взял ловчую сеть и клевец. Стоит отметить, что...

— Хреновый выбор. — прокомментировал Тур. — Сеть хороша против четвероногих — шипомордника там, баюна. А у ракопауков кромки клешней — как бритвы, прорежут на раз...

Парень двинулся вдоль края арены, обходя гадину по дуге. Та двинулась в противоположную сторону — противники медленно, не сводя глаз один с другого, выписывали круги. Когда соискатель оказался напротив Сергея, тот разглядел его лицо — мертвенно бледное, испещрённое вздувшимися сине-багровыми сосудами. И глаза — выпученные, налитые кровью.

— Парень под вашей отравой?

— Да. Эликсиры улучшают реакцию, мышцы резче работают и чувства обостряются. Этот, судя по всему, крепко на них подсел. Если провалится — всё, конец, тем, кто не охотится, эликсиры не положены.

— И что с ним будет? Умрёт?

— Нет, есть способы... но, поверь, Бич, бывают вещи и похуже смерти.

— Верю. И что, у вас все на них сидят?

— Типун тебе на язык! — Тур сплюнул через плечо. — Не больше половины.

— А сам?

— Бог миловал...

Ракопауку надоело бессмысленное кружение. Он остановился — боец тут же замер — отщёлкал очередную трель и двинулся на противника.

— Сейчас прыгнет... — прошептал сетунец. — Они всегда так...

Договорить он не успел — тварь распрямила, как пружины, задние пары конечностей и взвилась воздух. Парень этого ждал — перекатом ушёл в сторону и сразу вскочил на ноги, раскручивая сеть.

Ракопаук развернулся и снова бросился в атаку. На этот раз он не стал прыгать — резко, с места ускорился, головогрудь вскинулась ещё выше, бивни-клешни взлетели для сокрушительного удара.

Боец не стал бросать сеть. Уходя с линии атаки, он хлестнул ею, целя по второй паре конечностей. И промахнулся — неуловимым движением ракопаук сложился, как перочинный ножик, и сеть запуталась в шипах гребня. Рывок — парень, чтобы не полететь с ног, выпустил сеть и отскочил, выставив рунку перед собой.

Ракопаук мотнул головогрудью, зацепил докучливую сеть кончиком клешни. Треск, обрывки во все стороны....

"...один-ноль в пользу членистоногой скотины...."

— Ну, всё... — обречённо прошептал Тур. — Ему крышка. Сейчас прижмёт к решётке и...

Но парень не собирался сдаваться. Он прыгнул вперёд, нырнул под занесённые клешни и ударил, целя в сочленения сегментов.

Он попал. Тварь издала оглушительную трель и повалилась на спину, скребя гребнем песок арены. Клешни бестолково мельтешили, пытаясь захватить древко рунки, намертво застрявшей в панцыре.

"...один-один?.."

Болельщики неистовствовали:

— Красава!

— Добивай его!

— О-лэ — олэ-олэ-олэ!

— Молодец, Лёха!

— Мо-чи! Мо-чи! Мо-чи!

— О-лэ — олэ-олэ-олэ!

— Вали гада нах!

Но боец не спешил. Он вытащил из-за пояса клевец — топорик с длинным, слегка изогнутым шипом вместо лезвия (Сергей отметил, что движения его стали неловкими, неуверенными) и шагнул к бьющейся в судорогах гадине. Внезапно ноги его подкосились и парень мягко осел, повалился лицом вниз. Из-под живота медленно расползлось по песку тёмное пятно.

Ракопаук наконец перевернулся, повёл буркалами — и бочком-бочком посеменил к лежащему врагу.

"...и-и-и — чистая победа! Увы, не той стороны...."

Ш-шихх-хрясь!

Тяжёлый болт врезался точно в центр головогруди. Проломил хитин и глубоко, по середину древка, вошёл в плоть. Ракопаук от удара осел на задние ноги, широко, словно в недоуменном жесте, раскинув клешни.

Ш-шихх-хрясь!

Второй болт ударил чуть выше первого. Тварь издала затухающую трель, суставчатые ноги-ходули подогнулись и жвала уткнулись в песок. Решётка, перегораживающая коридор, уже ползла вверх, на арену высыпали служители вперемешку с бойцами-сетуньцами в блестящих кольчугах. Двое подхватили тело неудачника, остальные, вооружённые длинными пиками, окружили поверженного ракопаука и принялись деловито его добивать, привычно целя в стыки хитиновых пластин и белёсые шары глаз.

Возле ст. метро "Университет"

Чащоба, в которую превратился Ломоносовский проспект, поражала воображение. Джунгли здесь соседствовали с подмосковным березняком, субтропические бамбуковые рощи — с плейстоценовыми секвойями и таксодиями. "Малая Чересполосица" — бурчал Гоша — нигде в Лесу больше нет такого салата...

На вопрос Егора — "а где Большая Чересполосица?" — он лишь неопределённо хмыкнул.

Фауна Малой Чересполосицы не баловала разнообразием. В-основном, здесь обитали обычные для средней полосы виды — Егор вздрагивал при виде белки, взлетающей по шипастому стволу сайбы, или кабаньего выводка, весело хрумкающего дикорастущими ананасами. Попался и реликт, ровесник давешнего саблезуба-баюна — здоровенный, с корову, вомбат оторвался от веток орешника и проводил людей меланхолическим взглядом.

К метро "Университет" вышли неожиданно. Гоша раздвинул завесу проволочного вьюна, и упёрся в облупленную колонну. Из окон буйно лезла наружу ползучая растительность, но низкий подиум, окаймляющий павильон, был чист — ни травинки, ни кустика между плотно пригнанными плитами, лишь возле входа громоздятся россыпи белёсых, в бурых пупырях, шаров.

— Жгучие дождевики — Гоша показал на ближайшую гроздь. — Внутри уйма спор. Заденешь — лопается и ф-ф-фух, облако на пять шагов! Если вдохнуть — лёгкие выжжет, глаза, никакие лекарства не помогут. А грибница отрастит ложноножку, дотянется до трупа и будет сосать соки.

— Экая пакость... — Егор попятился.

— Ещё какая! — жизнерадостно подтвердил "тёзка". — Хочешь посмотреть?

— Что?

— Как они лопаются. Красиво же!

Предложение застало Егора врасплох.

— Но ведь... а споры?

— Отойдём за колонны, не достанет.

— А как сделать, чтобы они полопались?

— Шмальни из ракетницы, и всех делов! Если Шапиро спросит за потраченный боеприпас — скажешь, почудилось что-то, ты и выстрелил. Имел полное право!

Комок красного огня со свистом ударил в гроздь дождевиков. Раздалась череда громких хлопков, и место действия затянуло густым облаком. Гоша не соврал — зрелище вышло красивое. Споры дождевика имели золотистый цвет, и даже здесь, куда не доставали лучи солнца, поблёскивали, подобно туче крошечных конфетти из золотой фольги. Клубящаяся масса расползалась, приближалась к колоннам, за которыми укрылись Егор с лешаком.

— Валим отсюда!

Сучковатая пятерня сцапала Егора за рюкзак. Лешак бесцеремонно волок повисшего в лямках попутчика, и тому оставалось только скрести каблуками по земле да перебирать без толку ногами.

И вдруг всё кончилось. Лешак остановился, огляделся и бережно прислонил напарника к стволу дерева, услужливо подсунув под седалище рюкзак.

— Оу-уй! — Егора подбросило вверх так. — Что ж ты творишь, а? Там же топор с кувалдой, а ты их живому человеку под задницу! Под свою, деревянную подложи, Буратина хренов!

— Ох ты, ёшкин кот... — Лешак виновато развёл руками.. — Ну, извини, паря. И за дождевики прости, это я зря...

Гримаса на лешачиной физиономии, была такой комичной, что Егор едва удержался от смеха.

— Да ладно, чего там... тем более — действительно красиво! Вот, значит, какая ты, экспериментальная микология!

— Она, родимая... — подтвердил Гоша. — Ты как, идти-то сможешь?

На бегу он не выбирал дороги — ломился через подлесок, как кабан сквозь тростники, и пару раз чувствительно приложил напарника о стволы деревьев.

— Справлюсь.

— Дальше легче будет. Здесь есть тропинка — ведёт примерно куда нам нужно и никогда не зарастает...

Егор вдел руки в лямки и охнул — ушибленное плечо отозвалось болью.

— Давай понесу... — засуетился лешак. Он отобрал у напарника рюкзак со связкой инструментов, закинул на плечо. — Ну, потопали помаленьку?

— Да, сейчас... — Егор обернулся. Сквозь прореху в кустарнике, виднелся павильон станции, затянутый золотистым туманом. — А что там внизу?

— В метро-то?

— Ага.

— Ничего хорошего. Почти все тоннели затоплены, а которые не затоплены — заросли всякой поганью. Когда деревья из-под земли попёрли и по всему городу отрубилась связь и электроснабжение, кто-то подал сигнал "Атом". По нему в метро должны были запираться гермоворота — на случай ядерной войны, понимаешь? Ну, они и заперлись, и отрезали всех, кто был внизу.

— А почему их не открыли? Наверняка ведь поняли, что никакой войны не было?

— Открыли, да не везде — где корни деревьев помешали, а где станции затопило, и открывать стало некому. На "Университете", ворота так и стоят закрытые, и никто не знает, что внизу. Да и кому сдалось туда лезть? Разве что, подземникам, а те — бр-р-р....

— Подземники?

— Те, кто выжил в метро и их потомки. Только они уже не люди.

"...кто бы говорил..."

Видимо, Гоша угадал его мысль. Он наклонил голову, пряча глаза, помолчал, потом заговорил — глухо, без прежнего жизнерадостного скрипа.

— Возьми меня и обычных лесовиков. Есть разница?

"...кто бы спорил..."

— Они среди людей живут, пищу едят человеческую, овощи, на грядках выращенные, воду кипятят, готовят на огне...

— А в что, сырым питаетесь?

— Я-то? Мне пища ваша не нужна, только вода и...

Гоша протяжно скрипнул — как показалось Егору, печально.

— Не жалеете, что так изменились?

— Так ведь все меняются! — философски заметил лешак. — Кто сильнее, кто слабее, но — все. Ты тоже изменишься, когда Лес в себя впустишь, только сам не заметишь. Сначала глаза зеленеют, особенно у женщин. Это ещё можно поправить — поживи месяц за МКАД, они прежними сделаются. Если кожа пойдёт зеленью, это уже сигнал: ещё чуть-чуть, и хода назад не будет. А когда совсем зелёной станет, как у белок или аватарок — тогда всё...

"...что — всё? И опять это слово — аватарки..."

— А причём здесь подземники? Мы же о них говорили?

— Как — причём? — удивился лешак. — Лес, он ведь не только вверх растёт, под землю тоже. Только там вместо травы с деревьями — грибы осклизлые, плесень да водоросли. Подземники этим всем и живут — без света, без свежего воздуха, жрут грибы, крыс, слизняков, сами стали, как крысы и слизняки. Даже перепонки между пальцами отрастили — тоннели-то почти все затоплены. Я сам их не видал, а вот Бич много чего рассказывал...

— Бич? Мне про него говорили...

— Самый первый егерь на весь Лес! — наставительно проскрипел Гоша. — Он с вашим Шапиро приятельствует, частенько заглядывает в Универ. Если увидишь — опробуй его расспросить, столько всего порасскажет! Если захочет, конечно. Бич — он не из болтливых.

"..не то что ты, колода трухлявая..."

— Если увижу — спрошу. Пошли, что ли?

Егор продирался сквозь подлесок, стараясь не отставать от проводника, и гадал: с чего это Гоша решил с ним пооткровенничать? Хотя — чего он рассказал, кроме того, что можно услышать в коридорах Универа или на кухне, в общаге? Студенты, правда, наплели бы ещё сорок бочек арестантов — они в этом плане ненадёжный...

А Гоша чем лучше? Столетний замшелый пенёк с мелко-хулиганскими наклонностями! Тоже мне, источник информации...

"...а что, есть из кого выбирать?.."

Москва-река,

Бережковская наб. — Выставочный Центр.

— Вот такая у нас теперь жизнь, Бич. Не знаем, чего ждать...

Они стояли у парапета. Ниже по течению вода пенилась среди изломанных бетонных глыб — автомобильный мост, в отличие от старого, железнодорожного, не устоял перед натиском разбушевавшейся флоры. Корни подрыли опоры, обрушив полотно Третьего Кольца в воду.

— ...на Тинге чуть до ножей не дошло. Когда Сердрик объявил, что даёт золотолесцам пять бойцов для экспедиции — народ взбеленился. Стали орать: "Сердрик нас под Золотые Леса укладывает! И так уже творят в Стане, что хотят..."

"Тингом" называлось собрание, на котором решали все сколько-нибудь важные дела. Сердрик бессменно возглавлял Тинг с момента его создания. Слухи о его разногласиях с некоторыми ветеранами Стана, ходили давно — один их "оппозиционеров" как раз и излагал сейчас Сергею эту историю.

— Что за экспедиция?

— На Северо-Запад, к Щукинской Чересполосице. О подробностях Сердрик не распространялся, говорит — слово дал молчать.

— Ну, раз слово — тогда конечно...

— Не нравится мне это, Бич. Заперся с золотолесцами, всю ночь проговорили. Наутро вышел — бледный как смерть, руки трясутся, и сразу приказал собирать Тинг.

— Золотолесцы — те, что наблюдали за Посвещением? Непростые ребята, из верхушки...

— Разглядел?

Сергей кивнул.

— Они самые. Зачастили к нам, торчат неделями напролёт... Сердрика словно подменили: рассорился с ветеранами, собирает вокруг себя молодёжь, не прошедшую Посвящения и отправляет их в охотничьи экспедиции. А те и рады: орут, никакого Посвящения вообще надо, пора менять старые порядки...

"..а ведь верно! Вот и у щенка из "Мистера Панина" не было знака посвящения..."

— И многие недовольны Сердриком?