— Да нет, с женой и детьми который... Вор! Ну, и пёс с ним. Я про то, что ты не для путешествий денег хочешь. Причина другая. Вот ребята над тобой посмеиваются немножко, мол, прижимистый...

— Говори уж прямо — жмот, — злобно сказал Вася. — Я, наверное, пойду, раз тебе лучше.

С Альбертом тут же случилась обратная метаморфоза: остроумный и лукавый мужичок скукожился в замкнутого неврастеника, обхватил себя руками, принялся качаться на табурете.

— Извини, Василий, не моё дело, конечно. Не уходи, останься.

— Чёрт меня дёрнул разоткровенничаться, — пробурчал Вася. — Давай ещё по кру[...]

● ● ●

Глава 202

«Живьём» Савелий впервые увидел Евсея Портального в Барнауле, сразу после того, как Евсей словил лицом заряд вражеской зелёнки. Таким Савелий его и запомнил: зелёным, словно Шрек. На Халка Евсей, ясное дело, не тянул.

Потом были тонны остроток насчёт молодо-зелено и прочих «зелёный ещё, а во власть лезет». На Савелия эти упражнения влияния не оказали, он отметил, что Евсей Подпольный не стушевался, бодрился и вообще всячески демонстрировал свою неуязвимость.

Впрочем, Савелий тут же почему-то припомнил старый анекдот про неуловимого Джо, которого на фиг никому не надо ловить, вот он и неуловимый...

Вечером, в гостинице, Савелию пришлось записать на полях своей недобитой диссертации мысль: «К сожалению, отечественная оппозиция скатывается к украинским маргинальным сюжетам. Михаил Двупроцентов, а теперь Евсей Кагальный. Зелёнка. Скоро начнутся мусорные контейнеры и проч.»

Он покинул Барнаул недовольным: запланированная и согласованная по электронной почте беседа с Евсеем Кавайным не состоялась, повестка дня политика-миноритария была перечёркнута зелёной струёй из вражеской клизмы.

В самолёте Савелий впервые всерьёз задумался о том, что диссер надо бросать. Работа застопорилась едва ли не год назад. Вся накопленная статистика потеряла актуальность. Ветры политики задули совсем в другие паруса. Фигура Евсея Орального стала ещё менее серьёзной. Какие выборы-2018?! С неснятой судимостью? Или с зелёной рожей на плакатах? Детский сад, трусы на лямках.

Допивая отвратительный кофе, Савелий со странным мазохизмом смаковал мысль об уходе из института. Завязать. Пойти уже работать. Кому он только нужен? В Росстат резюме закинуть? И сколько он будет получать? Или в глубинку уехать. Губернаторские выборы вернули, значит, можно воспользоваться давним предложением бывшего однокурсника Толика и сгинуть где-нибудь в провинции, пиарно сражаясь на стороне какого-нибудь номинального рязанского кандидата, вдохновенно проигрывающего московскому ставленнику.

Не торговать же идти. В автосалон. Зачем тогда диплом?

Нет, решил Савелий уже на трапе, диссер надо дописать. Лучше потом зацепиться за социологическую службу. Купала-центр. А то и ВЦИОМ. А потом начать ходить на телешоу жанра «Давайте, поорем!», где все становятся немного Шириновскими нá голову.

Сим победим, да.

Савелий сразу поехал к Маше, по пути купив вина, цветов и пельменей.

Палец уже коснулся кнопки дверного звонка, и тут Савелий остановился. Его вдруг окончательно настигло внутреннее чувство нереальности, противоестественности происходящего. Будто сейчас ему надо быть совсем-совсем не здесь, а в абсолютно другом месте. Возможно, в иной вселенной. А то и дальше...

Лютая ненависть горячей волной пробежала по телу Савелия. Отвращение к себе, двери, звонку, букету, вину и особенно к пельменям виртуально проникло внутрь Машиной квартиры и заползло в каждый её уголок. И к Маше. К ней отдельно. И троекратно.

Гипотетическая Маша гипотетически предстала перед яростным гипотетическим взором Савелия как скелет из старого клипа «The Chemical Brothers». Или из шкафа. Или ещё откуда-нибудь.

За дверью было тихо — все соратники обитали кто где. Маша, скорее всего, уже вернулась с работы. Может быть, она легла вздремнуть.

Савелий достал мобильный и посмотрел время. Да, восьмой час вечера.

— Here we go! — прошептал он, развернулся и пошёл по лестнице вниз.

Между вторым и первым этажами ему навстречу вырулила Маша.

«От судьбы не уйдёшь», — с горьким мазохизмом подумал Савелий.

— Ну, здравствуй, Маша, я Дубровский.[...]

● ● ●

Глава 485

Трупчинов допил свежую кровь собственноручно умерщвлённого младенца и забросил Кубок Власти в тёмный угол Зала УПА. Младенец лежал тут же, на подносе. Стол был залит кровью.

Сидящий в кресле Петро Перший смотрел на это всё с вялым оцепенением, всем сердцем желая оказаться где-нибудь на другом конце света.

— Если ты и окажешься, то только на другом конце тьмы, — проговорил Трупчинов, и очи его пылали, и это была отнюдь не метафора.

— Александр Валентинович, вы всё-таки секретарь совета национальной безопасности... — промямлил Петро Перший.

Трупчинов подошёл к президенту, склонился над ним. Было нечто унизительное в том, что Петру пришлось смотреть на него снизу вверх, да и ситуация зашла в какие-то потёмки, из которых Петро Первый уже не чаял выбрести.

— Это тупик, Петя, — сказал Трупчинов. — Ты уже осознал, что проиграл. Грузинская клоунада пусть обманывает плебеев. Настоящая утрата власти происходит тогда, когда бурятские шаманы начинают пить твою энергию, пока ты спишь. Такой лидер нам не нужен. Ты слаб, Петя. Ты проиграл. Повтори это.

— Я слаб. Я... проиграл... — Губы стали чужими, так бы Петро Перший не сдался.

Спрятав лицо в ладонях, он предался высшему отчаянию: «Да какой не сдался бы! Я уже сдался. Уже... У Пьянуковича хотя бы был путь к отступлению... А я влип. В долбаном бункере УПА, чёрт!

— Посмотри на меня.

Голос Трупчинова изменился или Петру Першему почудилось?

Он поднял лицо и вместо Трупчинова узрел того, кого предпочитал никак не называть даже мысленно.

— Не время дрыхнуть, — весело и деловито сказал неназываемый. — Пора вставать!

И от души влепил Петру Першему смачную пощёчину.

Громкий шлепок привёл президента в явь. Явь ему не понравилась. Наяву он лежал, приложившись головой о ступеньку, застеленную ковровой дорожкой. Наяву вокруг него столпились люди, присутствующие на новогоднем приёме, и на их лицах Петро читал тревогу, недоумение, злорадство и даже презрение. Особенно его уколола гримаска жалости, написанная на личике одной журналисточки из президентского пула.

— Тихо, тихо, поднимаем! — донеслось до ушей Петра Першего откуда-то сверху. — Дорогие гости, не беспокойтесь, в последние дни господин президент почти не спал, это просто обморок.

«Да за что же мне это! — страдальчески подумал господин президент. — Даже в обмороке достают!..»

Его поставили на ноги, он вполне овладел своим телом, улыбнулся, махнул рукой, дескать, всё нормально, не волнуемся, продолжаем пить и жрать на бюджетные деньги.

И тут он встретился глазами с Трупчиновым. Трупчинов смотрел на него совершенно бесстрастно. Как на отработанный материал.

Ну, хоть глаза не горели.

«Надо обязательно от него избавиться», — решил Петро Перший, позволяя охране увести себя с приёма.

Впрочем, то же самое думал и Трупчинов, потягивая из фужера шампанское.

● ● ●

Глава 541

Арбат скучал, пережидая мелкую морось. Марик, Альберт, Савелий и Маша с Викой кучковались возле памятника Булату Окуджаве.

Остальных не было по разным причинам. Но акция есть акция. Правда, и Надя не подошла, а ведь именно она должна была раздать плакаты и обрисовать план действий.

Телефон Альберта «булькнул» — пришла эсэмэска.

— От Нади. «Всё отменяется», — прочитал он.

— Почему? — Вика с досадой теребила ремень сумки, на которой красовался стикер «ПРОВАЛЬНЫЙ-20!8».

— Не пишет, — сказал Альберт. — Наверное, планы изменились.

Все впали в ступор.

Марик хлопнул в ладоши и спросил:

— Ну, чё, соратники, пойдём покемонов ловить?

Соратники переглянулись, Маша покрутила пальцем у виска.

— Why so serious? — не унимался Марик. — Ну, хотя бы в кофейню... Там тепло и кофе...

Девушки закатили глаза, но худосочная Вика замёрзла и поэтому ответила за всех:

— Веди.

Они двинулись было, но тут им преградил путь статный молодой человек с монгольским разрезом глаз.

— Добрый день, — сказал статный молодой человек и улыбнулся.

Зубы были ровными, причёска деловой, пальто и брюки брендовыми.

Савелий решил, что это какой-то турист. Вика просто хотела в тепло и почти не рассматривала незнакомца. Марик приготовился послать неместного в Бирюлёво пешком. Маша метнула короткий виноватый взгляд на Савелия: она уже успела подумать, чем бы она занялась с незнакомцем наедине. Савелий узнал этот взгляд — Маша была патентованной нимфоманкой. Правда, якобы «в завязке».

Незнакомца раскусил только многоопытный Альберт, но не подал вида, что видит в нём спецслужбиста.

— Здравствуйте, — ответила за всех Маша и улыбнулась, чуть наклоняя голову вправо.

Статный молодой человек отзеркалил этот жест и, продолжая мило улыбаться, сказал:

— Нам с вами надо срочно поговорить. У меня мало времени и совершенно чёткий приказ держаться от вас подальше. Я так понимаю, вы ничего не помните...

— Э... — Марик был явно растерян, как и все остальные кроме Альберта.

— И из какой вы охранки? — по-ленински щурясь, спросил старый оппозиционер.

— Из царской. — Незнакомец развёл руками, показывая собеседникам ладони, мол, я бы и рад но...

— Поговорим в кафе? — с надеждой пролепетала Вика.

Савелию захотелось снять куртку и набросить ей на плечи, но что подумает Маша?..

— Можно и в кафе, — согласился молодой человек, ловко выскальзывая из пальто.

Через пару мгновений оно уже было на плечах Вики.

Савелий посмотрел незнакомцу в лицо. Тот подмигнул, кажется, слишком понимающе, и Савелий совершенно смутился.

Как-то совсем затих Марик, оцепенела Маша, только Альберт переминался с ноги на ногу и стрелял глазами по сторонам, будто прикидывая, как бы врезать по тапкам. Смыться. Слинять. Или просто драпануть.

— Не надо волноваться, — сказал ему незнакомец. — Наша беседа ни к чему никого не обяжет.

— Свежо придание... — прошептал Альберт, и Савелий его расслышал.

И тут же понял, что это был не шёпот, а мысль.

Незнакомец приложил палец к губам и уверенно зашагал к кафе.

Оппозиция зашагала за спецагентом, как детишки за неким крысоловом.

От ощущения какого-то спектакля или мутного сна Савелий крепко зажмурился и испугался: хотя он закрыл глаза, его ослепил яркий свет, и огромный грузовик на полном ходу...

— Эй, ты чего? — недовольно спросила Маша, подталкивая резко остановившегося Савелия.

Он ошалевшим взглядом обвёл соратников и уставился на незнакомца.

— А, — протянул тот. — Ты уже вываливаешься, да?

— В смысле? — просипел Савелий.

— Нет времени объяснять, — сказал статный молодой человек с монгольским разрезом глаз, достал из-за пазухи пистолет и направил Савелию в лоб.

«Чёрная дыра, а не дуло», — неуместно подумал Савелий, зажмурился, и... ничего не произошло.

Он открыл глаза. Статный молодой человек с тревогой смотрел на него и чего-то ждал. Никакого пистолета. Все соратники также застыли в ожидании.

— Строго говоря, мне надо поговорить со всеми вами, даже и с отсутствующими участниками вашего «октябрятского звена», — сказал молодой человек. — И как можно быстрее. Пойдёмте уже в ваше кафе.

Он развернулся к Савелию затылком, сделал пару шагов, и тут Савелий увидел, как в аккуратно постриженной голове незнакомца мгновенно появляется дырка.

Мгновения спустя Савелий ощутил на лице что-то мокрое, но не дождь. Что-то липкое.

Маша завизжала.

Тело статного молодого человека сделало ещё один шаг и упало, как подкошенное.

— Валим! — крикнул Марик.

Савелий ощутил, что его схватили за руку и потащили.