Путь домой

— И тебе их не жаль?

— Не-а. Мне вообще жалко только себя. Тебя вон один раз пожалел, дурак — теперь вот мучаюсь... И вообще, запомни: насилие решило больше проблем, чем ум, честь, совесть, логика и деликатность вместе взятые. И вообще, ничего еще не началось — может быть, и не начнется.

— Начнется. Я чувствую.

— Чем чувствуешь? Задницей?

— А хотя бы и задницей, тебе-то какое дело? И вообще, дай мне один бластер, а то у меня из оружия только нож.

— Ты стрелять умеешь?

— Да, отец учил.

— Из чего?

— У него целая коллекция охотничьего оружия дома.

— Ясно. Охотничий бластер предназначен для охоты. Максимально упрощенная модель, и весит килограмма три максимум. Чтоб ты была в курсе, десантный бластер весит шесть с лишним килограммов без батареи, в некоторых режимах обладает большой отдачей и требует определенных навыков, которых у тебя нет. Так что, извини, оружия я тебе не дам — ты с ним не справишься, а получить в спину заряд из-за того, что у тебя не хватает сил нормально целиться или когда ты режим перепутаешь... Нет уж, извини, мне моя шкура дорога.

— Не может быть! Я сама видела, ты с ним легко одной рукой справлялся.

— А я и посильнее тебя буду, и лучше обучен. Ладно, все. Спать сегодня будешь, не раздеваясь. Я тоже у тебя в комнате переночую. Если что...

Что если что он договорить не успел — из коридора донеслись крики и громкая ругань, то же самое раздалось и во дворе. Петр криво усмехнулся, проверил, легко ли выходит палаш из ножен и перевел бластер в режим огнемета.

— Спорим на бурную ночь любви, что я всех их за пять минут завалю?

— Не смешно.

— Смешно. Просто ты не понимаешь моего юмора. Он для тебя слишком тонкий и, вдобавок, тяжелый, как мой бластер. Не для средних умов, так сказать.

— Хам!

— Спасибо, я знаю, — Петр на миг прекратил пикировку и высунулся в окно. Тут же о косяк ударился средних размеров камень, и улетел обратно во тьму. — Там их всего-то человек двадцать с дрекольем и факелами. Орут про "смерть еретикам" и "выжечь скверну". И командует, кажись, тот монах, которого я побил — видать, так возжелал твоей грешной плоти, что даже о сотрясении мозга забыл.

— Хам!

— Ты повторяешься. Эх, жалко, гранат нет, положил бы их всех и разом... Но, тем не менее, имей в виду — живой тебе к ним лучше не попадать. Это для меня колья и огонь, а для тебя они наверняка припасли кое-что поинтереснее. Впрочем, если что, я всегда смогу уйти — этот сброд воевать никто не учил, а лес здесь рядом, не догонят.

— А я?

— А ты их отвлечешь. Займешь, хе-хе, чем-нибудь.

— Дурак!

— Возможно. Ладно, хорош дураками жить.

С этими словами Петр, секунду подумав, перевел бластер на стрельбу плазменными сгустками и решительно открыл дверь, в которую уже молотили, подбадривая себя пьяными матерками, чем-то тяжелым. Наверно, чьей-нибудь головой. Сразу двое, потеряв равновесие, влетели в комнату. Один устоял-таки на ногах, но лишь для того, чтобы получить короткий удар в челюсть и улететь обратно, а второй упал, и курсант тут же наступил на него тяжелым ботинком, ломая шею. После этого, не теряя времени, он выстрелил в коридор и тут же захлопнул дверь, навалившись на нее всем телом.

Рвануло так что дверь едва не снесло вместе с курсантом — таково уж свойство плазменных сгустков, взрываются они шикарно. Петр помотал головой, избавляясь от неприятного звона в ушах, распахнул дверь, выглянул — ну да, ничего живого, лишь какие-то поджаренные лохмотья на стенах висят да воняют гадостно, да тихо потрескивает занимающаяся пламенем стена. Схватив таз с водой, предназначенной для умывания, Петр выскочил в коридор и в два счета эту стену погасил — не хватало еще пожар устроить да запечься, как курицы гриль. Вернулся, захлопнул дверь, задвинул щеколду. Все действо заняло меньше минуты. Осторожно, чтоб опять ничем не бросили, высунулся в окно...

Ну, там все стояли молча, разинув рты и глядя вверх. Еще бы — они-то здесь были для массовки и чтоб никто через окно не сбежал, и вдруг грохот, треск, огня сверканье, в тучах снова замыканье... А главное, никто ничего не видел. Вот и не поняли пока, что сваливать надо. Ну, как говорится, умный поймет, а проблемы дураков — только их проблемы.

Хорошая штука бластер — очередями стрелять умеет и отдача при этом невелика. Р-раз — и во дворе только куча трупов. Нет людей — нет проблемы, как говорится.

Повернувшись к Виктории, Петр сразу же обратил внимание на ее позеленевшее лицо и зло выругался:

— Не здесь, едрит твою, не здесь!

Схватил за шкирку, подтащил к окну. Вовремя — все съеденное девушкой полетело на улицу. Полюбовавшись на неаппетитное зрелище, подошел ко все еще валяющемуся на полу трупу и выволок его за дверь. Снова подошел к Виктории, закончившей свое грязное дело, и сейчас сидящей у окна и соперничающей лицом со стеной. Подхватил по дороге кувшин с водой и, глухо матерясь, вымыл ей лицо. Не подействовало, а жаль, пришлось надавать по щекам...

— Ну что, пришла в себя?

Девушка слабо кивнула, но взгляд ее стал, наконец, осмысленным.

— Да, спасибо...

— Навязалась на мою голову. Оставайся здесь, закройся.

— А ты?

— А мне тут еще кое с кем потолковать надо.

— Не уходи...

— Молчать, дура! Не будь тебя, я бы сюда и не заехал. Будешь вопить — вообще оставлю и поеду дальше сам.

Подействовало. Во всяком случае, не мешала Петру. А курсант без помех спустился по почти не пострадавшей лестнице и отловил трактирщика, спрятавшегося в небольшой комнате позади кухни. После короткой доверительной беседы, прошедшей в теплой, дружественной обстановке и стоившей трактирщику всего-то двух пальцев на левой руке и одного уха, Петр спокойно пристрелил его и отправился искать тех святых отцов, которые случайно уцелели после экспресс-выяснения, кто же из них круче.

Дом местного священника (оказывается, именно он начал конфликт и теперь валялся во дворе хладным трупом) стоял на другом конце деревни (а немаленькая был деревня, дворов в двести) и отличался добротностью постройки и ухоженностью. Ничего удивительного — строили наверняка всем миром. Хорошо здесь святые отцы устроились, надо будет учесть на будущее.

Окна в домах не горели, но Петр, благодаря ноктовизору, отлично видел, как задергиваются занавески и шарахаются подальше любопытные. Его всегда удивляло, как в деревнях разносятся новости. Вроде никого и не было, никто не видел, а знают все и сразу. Особенности сельского менталитета, блин. Вот и сейчас, похоже, о результатах изгнания дьявола знали все поголовно. То, что дьявол идет изгонять священника тоже, наверное, никого не удивляло. Ну и хрен с ними, не палить же деревню — только заряды впустую тратить...

В доме оказался только один человек — тот самый, который был трезв этим вечером и пытался полемизировать. В два счета скрутив его (тот и не пытался сопротивляться — потерял дар речи от изумлений), Петр прикрутил бесчувственное тело к стулу, привел в себя несколькими полновесными оплеухами, и только после этого поздоровался. А дальше, не теряя времени зря, вколол ему сыворотку правды и начал задавать вопросы.

В трактир Петр вернулся лишь через час, поднялся по печально поскрипывающей лестнице и вошел в комнату, благо Виктория открыла сразу, узнав по голосу. Прошел, устало плюхнулся на кровать и замедленными движениями развязал шнурки на ботинках. Стянув тяжелую обувку, курсант с наслаждением пошевелил пальцами и только после этого обратил внимание на стоящую и не отрывающую от него взгляда Викторию.

— Что так смотришь? Али в морду хошь?

— Не смешно.

— Как знаешь. В общем, сейчас дрыхнем, а рано утром сваливаем. Эти святые отцы — те еще уроды. Я как-то в городе не озаботился уточнить, а здесь вот поговорили по душам... Словом, они и есть настоящие хозяева в этом городе и окрестностях, князь — так, фикция. То-то они пальцы гнут, словно у них вторая жизнь в запасе... Вернее, эти уже не гнут, ну да нам от этого не легче. К счастью, граница недалеко, уберемся без проблем, а крестьяне нас ловить не рискнут.

— А сами эти... ну... святоши?

— Пока до города дойдет весть, пока оттуда придет помощь... Время есть, немного, но есть. Да и то сказать, организовать здесь погоню будет некому, да и гнаться, собственно, тоже.

— Ты их...

— Ну да. Один во дворе, двое в коридоре. Они, кстати, охраняли четвертого — он какой-то среднеразмерный член местного святого синода, задержался здесь проездом.

— А сам он?

— Да я его удавил. Быстро и почти безболезненно, кстати. Буду еще оставлять за спиной живых врагов. Это, знаешь ли, не самый лучший способ дожить до старости.

— Чудовище!

— Ага. Сволочь он и чудовище. Был. А еще — дурак, что со мной связался. Жалко только, когда отстреливался, я много зарядов потратил. Меня наш инструктор за такое убил бы и на переподготовку отправил. Кстати, хочешь хохму? Тот мафиози, который в городе командовал, тоже их ставленник. Умные люди — объединили власть духовную, светскую и криминальную. Пес с ними, Вик, ты как хочешь, а я буду спать.

— Это ты — чудовище! Как можно спать после всего...

— Крепко, — перебил ее Петр. — Крепко и спокойно. До утра нас никто не рискнет трогать, а день будет долгим. Все, ложись давай, я на полу лягу. Кстати, а почему я чудовище? Я вот думаю, что наоборот, тут все козлы, один я д'Артаньян.

— Да потому, что убиваешь...

— Так, девочка, — Петр встал, резко взял Викторию за плечи и встряхнул. — Я убиваю, когда мне угрожают, и намерен поступать так и дальше. Не нравится — пошла вон. А теперь спать!

Девушка даже не почувствовала, как ее шеи коснулся инъектор. Только что она готова была психовать, орать, скандалить (понятное дело — стресс и все такое) — и вот она уже спит. Четыре часа сна искусственного, который перейдет в сон здоровый. Жаль, конечно, что за это время вся одежда пропитается витающими здесь неприятными запахами... Впрочем, она уже пропиталась. Аккуратно уложив Викторию, стянув с нее сапоги и прикрыв одеялом Петр, подумав, решил на полу не спать — жестко все-таки, да и натоптано уже изрядно. Вместо этого он разворотил тонкую дощатую стенку между комнатами и соединил их вместе, после чего настроил сигнализацию, завалился на собственную, застеленную чистыми простынями кровать и благополучно проспал до утра.

Утром они выехали, когда еще только начало светать. Виктория была непривычно молчалива — очевидно, вчерашние переживания сказывались. Петр с трудом заставил ее съесть несколько кусков холодного мяса — видно было, что она еле сдерживает рвотные позывы. А вот пила она, напротив, много и жадно. Хорошо хоть, протестовать не пыталась, только спросила у Петра:

— Скажи, а тебе самому не противно вот так вот, убивать всех подряд?

— Противно, конечно, чуть подумав и проанализировав свои ощущения, ответил Петр. — Но, если честно, я стараюсь обо всем этом просто не думать, иначе можно сойти с ума. Домой вот вернусь — тогда да, там я порефлексирую с чувством, и в унитаз поблюю, и на курсы психологической реабилитации схожу, а сейчас — извини, пусть лучше сдохнут те, кто оказался на моем пути, чем я, любимый.

— Значит, все-таки есть шанс вернуться домой?

— Ну да, — ответил Петр, мысленно выругав себя за то, что проговорился. — Здесь есть аварийная база с передатчиком. Свяжусь, вызову помощь. Только извини уж, но тебя я пристрою в каком-нибудь городе по дороге, со мной ты не пойдешь.

— Это еще почему?

— Ну, во-первых, я тебя предупреждал, что не слишком тебе верю. Во-вторых, извини уж, но с тобой я просто не дойду. Ты у меня на ногах будешь висеть, как гиря. Поэтому оставлю тебя в городе, у меня одного больше шансов. Если дойду — прилечу за тобой, там, на базе, должен быть планетарный бот, это стандартное оснащение. Ну а не дойду — хотя бы жива останешься.

— А...

— Никаких "а". В одиночку я намного мобильнее. Оставлю тебе денег, их у меня пока хватает, и пойду дальше. Заодно уведу за собой погоню — искать-то нас будут обязательно, пусть даже и негласно. А ты затеряешься — главное, найти город побольше и купить там домик, такой, чтоб не выделялся. Ну и тебе придется осторожность проявлять. Девка ты видная, внимание обращать все равно будут, но, будем надеяться, сумеешь слиться с толпой.

— Но...

— Вопрос закрыт. И потом, я не хочу видеть рядом шпиона, пусть графа и уважаю.

— Откуда ты знаешь? — теперь на ее лице был испуг.

— А я и не знал — я предполагал. Потому что сам предпочел бы наблюдать за ситуацией и быть в курсе дела, а Косецкий — мужик умный и осторожный. Поэтому, думаю, граф тебя банально завербовал, и не факт, что ты сама на него вышла — скорее, это он тебя перехватил. Впрочем, как раз это и неважно, главное — ты сама только что подтвердила мои предположения, поэтому сиди и молчи в тряпочку.

Судя по лицу Виктории, она осталась при своем мнении, но вот именно сейчас перечить не рисковала. Очевидно, на нее произвело впечатление то, с какой легкостью курсант расправлялся со своими врагами, и потому она побаивалась спорить с маньяком, которым теперь, безусловно, его считала. Ну и ладненько, больше боится — меньше проблем.

В дороге, правда, она потихоньку пришла в себя, повеселела даже, к обеду и вовсе выглядела, как обычно. Петр давно заметил, что многие люди, заходя в лес, как будто оставляют снаружи свои проблемы и заботы, собственно, он и сам был таким, а лесов здесь было даже в избытке. Похоже, и на девушку диковато-красивая местная природа произвела благоприятное впечатление. Ну, вот и славно.

Часам к четырем пополудни они пересекли границу княжества, о чем Петр тут же сообщил Виктории. Та моментально повеселела и тут же сникла, узнав, что местные границы — это, скорее, черточки на карте и преследование, разумеется, продолжится. А так как они едут быстро, но рекордов не ставят, то завтра к полудню их, скорее всего, нагонят.

— Тогда зачем нам это все?

— Как это зачем? Если бы я убил их там, то это был бы бой с правительственными войсками, а здесь мы на равных. Нападение на нас, с формальной точки зрения, будет обычным разбоем, а раз так, то, когда я их убью, официального преследования местных властей можно не опасаться. Кругом выгода.

— Ты их что, опять убивать собрался?

— Ну разумеется. Зачем мне навязчивые поклонники? Я же не педик какой, чтобы чувствовать удовольствие от того, что за мной бежит толпа здоровых мужиков.

Виктория снова надулась, но промолчала. Молодец, девочка, похоже, до нее начало доходить, что ее голос здесь не только не главный, но и вообще, если вдуматься, не голос. Так, писк. Да и аналогия с гомосексуалистами была оригинальная — на большинстве планет федерации за подобные извращения вешали. Ну, не было сейчас такого понятия, как политкорректность — оно устарело несколько сотен лет назад, и теперь его смысл мог объяснить разве что какой-нибудь историк.

Ночевали вновь на придорожном постоялом дворе. На сей раз деревни в окрестностях не наблюдалось — хозяин жил здесь с многочисленной семьей, точно рассчитав место дневного перехода. По его словам, раньше именно здесь, на удобной поляне, останавливались караваны, а потом его дед построил это заведение, и стоянка приобрела более-менее цивилизованный вид. Нельзя сказать, чтобы Петра такое положение дел не устраивало — кормят вкусно, постели мягкие, клопов нет. К тому же комнат хватало — для караванов был не сезон. Цены, правда, были кусачие, но денег у Петра хватало, и ночь путешественники провели с относительным комфортом.