Презумпция лжи (Агония 3)

Как ушел? Рабочее же время...

— Кабинет можно открыть?

— Можно — афганец подал мне ручку, толстый истрепанный гроссбух и ключ от кабинета...

— Да нет, мне ненадолго. Я ключ от дома забыл в кабинете. Поднимемся вместе, я ключ заберу и все, зачем расписываться...

Пожав плечами, афганец спрятал журнал сдачи-приемки кабинетов. Вместе мы поднялись на этаж, афганец отпер дверь, замер на пороге — в кабинеты, тем более в этот кабинет ему входить было категорически запрещено...

Я прошел к своему столу, забрал из ящика ключ, положил в карман. Глянул на аппаратуру — она работала в автоматическом режиме, как будто дело было ночью. Катушки с лентой стояли свежие совсем, должно было хватить и на ночь и на остаток дня. Странно все это...

Домой мы приехали, когда по-местному было всего два часа дня — обычно задерживались до шести-семи часов вечера (блин, до восемнадцати-девятнадцати, военный...). Михеев высадил меня у подъезда и сам куда-то укатил. Делать было особенно нечего. Плотно пообедал, два часа затратил на то, чтобы как следует прибраться в квартире. Все-таки не дело грязью зарастать, даже если живешь один. Глянул на часы — девятнадцать ноль-ноль. Делать совершенно нечего, книжек мало и все они перечитаны не по разу. Оставалось только сходить, прогуляться...

Выходя из подъезда, я наткнулся на Михеева — тот сидел перед подъездом на корточках, как это было принято у афганцев, и смолил сигарету. Причем смолил с такой жадностью, как будто это была последняя сигарета в его жизни...

— Андрей Леонидович...

— Садись ...

Сидеть так на корточках, при том, чтобы не затекали ноги и потом не болели колени, я не мог, поэтому уселся на сколоченную из подручных материалов лавку перед подъездом. Огляделся — вокруг никого не было...

— Как думаешь, что сегодня произошло? — вдруг спросил Андрей Леонидович

— Не знаю... — пожал плечами я

— Вот и я — не знаю! — вдруг ответил Михеев с каким-то остервенением в голосе — ни хрена не знаю!

— Андрей Леонидович...

— Короче так, Сергей! — оборвал меня он — о том, где мы были ни слова. Поверь, это все не шутки. Если что — скажешь, что мы к Копысову ездили в танковую по делам, он подтвердит. Я уже договорился. Понял?

— Понял но...

— Никаких но! Завтра будем разбираться со всем этим... А пока — держи язык за зубами!

Андрей Леонидович смял пальцами окурок, докуренный им почти до фильтра, отбросил в сторону, поднялся...

— Иди, спи! — бросил он и сам скрылся в подъезде...

Но разобраться "со всем с этим" Андрею Леонидовичу было не суждено. Потому что утром я обнаружил его труп...

Каспийское море, пограничная зона

Траверза г. Решт

Пятнадцать километров от иранского берега

Ночь на 21 сентября 1978 года

Уже к вечеру погода стала ощутимо портиться — задул северный, уже пронизывающий холодом в это время года ветер, небо заволокло тучами. Каспий волновался, море покрылось белыми барашками. Быстро темнело.

У рыбацкого причала порта Решт, которым пользовались только рыбаки, да мелкие купцы — крупных городов и портов у Ирана на каспийском побережье не было — остановились два почти новых полноприводных грузовика "Мерседес" с тентованными кузовами. Удивительно — но в такую плохую погоду они ехали, не зажигая огней. Остановились машины у самого края пирса, из кузова шедшей первой машины выпрыгнуло несколько человек...

— Быстрее!

Машины сразу тронулись — в условленное время, ровно через четыре часа они снова будут здесь, на месте — а восемь человек, одетых как рыбаки в грубую и удобную брезентовую одежду, толстые шерстяные свитера, длинные, выше колена сапоги из черной резины, бросились вперед, по пирсу. Там, у самого конца длинного деревянного, укрепленного на сваях помоста терся о причал небольшой, с виду насквозь проржавевший траулер.

Люди торопились, такая операция проводилась ими не первый раз и не второй — но никто не расслабился, никто не наплевал на меры безопасности. Передача происходила только в такую погоду, суда старались вбирать каждый раз разные, автомобили на месте не стояли, а за рулем всегда были свои люди. Стукачей у САВАК (иранская служба безопасности — прим автора) было много и никому не улыбалось оказаться в застенках шахской службы безопасности...

Сам корабль выглядел старым, насквозь проржавевшим и всеми покинутым. Но впечатление было обманчивым — двигатель содержался в идеальном состоянии, корпусу тоже было далеко до катастрофического состояния. Все дело было в том, что хозяин иногда использовал этот корабль для перевозки контрабанды. Сегодня же ему была уготована иная миссия...

Сходен на причал брошено не было, но это никого не остановило. Один за другим люди перепрыгнули с заливаемого соленой водой причала на раскачивающуюся под ударами волн палубу. Трое бросились в машинное отделение, еще трое — в рубку. Двое остались на палубе, держась за снасть, чтобы не упасть...

— Зачем вы нам помогаете? — спросил один из "рыбаков" по имени Махмуд на хорошем английском языке. Такое знание языка было не редкостью для иранцев — сначала в стране господствовали англичане, теперь вот — американцы. Махмуд их ненавидел так яростно, как только может ненавидеть человек...

Несколько лет назад у "рыбака" была семья. Любящая жена и радость очей — маленькая проказница Алия. Была и работа — в крупной нефтесервисной компании, в Тегеранском офисе. Он родился в великой стране, которую мудрый и справедливый шахиншах железной рукой вел к процветанию — так он считал. Но все рухнуло. В один день.

Дочь и жена погибли — громадный армейский грузовик, за рулем которого был пьяный американский сержант, буквально размазал их бампером по стене. Вскоре выяснилось, что жена ждала еще одного ребенка — сына. Махмуду она об этом сказать не успела...

Суда не было. По закону, подписанному шахом, американцы имели право экстерриториальности. Что бы они ни сделали — судить их было нельзя. Не судили и этого пьяного американского сержанта — просто по-тихому увезли из страны. А отчаявшегося Махмуда, который дерзнул обратиться за справедливостью с письмом к самому шаху, вызвали в САВАК и разъяснили политику государства в этих случаях. Ну и побили немного дубинками...

Отчаявшийся Махмуд нашел утешение в мечети. Раньше не особо религиозный, теперь он пропадал в мечети целыми днями, молясь за спасение невинных душ. И мулла заметил его. Он оказался единственным, кто выслушал Махмуда, и он оказался единственным, кто посоветовал, как отомстить...

Через какое-то время Махмуд оправился от горя, вышел на работу. Взяли его с радостью — все-таки такого специалиста по ремонту насосных установок было еще поискать. Но теперь у Махмуда была другая жизнь. В одной жизни он был скромным инженером, сломленным горем от потери семьи. В другой — воином, идущим по пути борьбы с неверными, с развращенным режимом шахиншаха, с Большим Сатаной. Он готов был убивать американцев прямо сейчас — но мулла объяснил ему, что гораздо полезнее он будет в другом...

И вот он делал это уже в восьмой раз. Он и еще несколько верных людей в нужное время брали две машины, принадлежащие нефтесервисной компании, и ехали в Решт, где их уже ждал корабль. С ними всегда ехал еще один человек. Называл он себя Али — хотя Махмуд был уверен, что это не его настоящее имя. Но это было неважно, Али так Али. Самое главное ведь не в имени, а в том, что человек делает для братства...

Темными ночами, не зажигая ходовые огни, они выходили в море, как будто на рыбацкий промысел. В нужном месте Али сигналил фонарем — и через десять-пятнадцать минут к ним подходил другой корабль, тоже без ходовых огней. Корабль этот был странный — ни один из членов его экипажа никогда не произносил ни слова. В темноте не было видно — но Махмуд почти был уверен, что это боевой корабль. А на этом море боевые корабли были только у одного государства — у Советского Союза. Ему принадлежал весь Каспий — у Ирана оставалась только тонкая полоска вдоль берега. После того, как с одного корабля на другой перебрасывали концы и закрепляли, начиналась погрузка.

Грузили всегда одно и то же — длинные зеленые деревянные ящики без обозначений. Много — каждый раз несколько десятков штук, часто больше сотни. Перегрузив груз, неизвестный корабль рубил концы и отчаливал, исчезая во тьме словно призрак.

А Махмуд со своей командой возвращались в порт, перегружали ящики на машины и везли их на склад. По злой иронии судьбы это был склад американской компании — той самой, где и работал Махмуд. Склад был большим, а кладовщик входил в исламское братство — поэтому спрятать ящики было несложно. После этого в течение нескольких дней за ящиками приезжали братья — говорили условную фразу, и Махмуд отдавал им нужное количество ящиков. За то время, пока он занимался этим делом, по грубым прикидкам Махмуда, он доставил в страну и передал братьям не меньше тысячи таких вот ящиков...

— Зачем? — Али смотрел куда-то вдаль, на раскрашенное темно-серым небо, сливающееся с бушующим морем — потому что мне платят за это. Вы продаете — я покупаю...

Махмуд согласно кивнул головой. Хотя словам Али он не поверил ни на грамм, дальше он расспрашивать не стал.

— Пойду в рубку. Поднимайся и ты, можешь простудиться...

— Я еще постою немного...

Полковник ГРУ ГШ МО СССР Павел Степанович Варяжцев проводил Махмуда тяжелым взглядом...

Траулер переваливался с волны на волну, тяжко падая всем своим корпусом в двух — трехметровые провалы между серыми, солеными валами воды. Если бы Махмуд знал, что ночью будет такое волнение — почти штормовое — в море он бы не пошел...

— Бесполезно. Надо возвращаться... — пробурчал он, исподлобья взглянув на стоящего в углу тесной рубки Али. Тот держался за поручень и, несмотря на мертвенную бледность лица, был совершенно спокоен...

— Нет. Груз надо забрать...

— Какой груз? Мы не сможем его перегрузить при таком волнении. Надо возвращаться!

— Нет! — упрямо возразил Али — мы пришли за грузом и мы его заберем

— Шайтан с тобой... — в сердцах бросил Али — но если тебя смоет за борт, вылавливать тебя никто не станет!

Ничего не отвечая, Али запахнул дождевик, открыл дверь на палубу и провалился в воющую ветром серую мглу. Вода хлестанула в рубку, казалось, что корабль уже тонет, зарывается носом в соленые валы Каспия...

— О Аллах, покарай безумца, он же и нас угробит! — пробормотал кто-то...

— Держи курс! — жестко сказал Махмуд, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в заливаемых водой иллюминаторах...

Корабль появился как всегда неожиданно и бесшумно, словно призрак. Махмуд даже его не увидел — вообще через залитые зеленоватой соленой морской водой иллюминаторы сложно было чего-то увидеть. Но по тому жесткому удару в корпус судна, от которого все едва не попадали с ног, он понял — корабль здесь. Он пришел...

— Мехмет, держи курс. Остальные со мной.

Из остальных был всего один человек — тоже член исламского братства, по имени Сулейман, работавший вместе с Махмудом. Еще двое поднялись снизу, из машинного отделения. Перетаскивать ящики, да еще при таком волнении — задача не из легких.

Трагедия случалась внезапно. Концы удалось передать и как следует закрепить со второй попытки, что при таком волнении было просто удивительно. После чего все члены команды траулера, за исключением одного в рубке и одного в машинном отделении — без них никак нельзя было обойтись — поднялись на заливаемую волнами палубу с тем, чтобы принять груз.

И тут, после особенно сильного удара стихии — стена соленой воды буквально накрыла траулер сверху донизу — Махмуд вдруг услышал отчаянный, едва слышный в реве разбушевавшейся стихии отчаянный вскрик похожий на заячий. Обернулся — Сулейман уже летел за борт, в разбушевавшуюся черную бездну. В рейс он вышел первый раз и как вести себя при волнении на море, как страховаться — не знал...

— Сулейман! — Махмуд рванулся чтобы помочь, но не прошел и двух шагов по бешено раскачивающейся под ногами, скользкой палубе, как кто-то ухватил его за плечо и силой вернул на место...

— Ему ничем не поможешь! Понял?! Работай!

Внезапно, прямо над сцепившимися над бездной кораблями орудийным раскатом грохнул гром, ослепительно яркая молния на миг разрезала темноту. В свете молнии искаженное гневом лицо Али показалось Махмуду лицом демона...

Афганистан, Кабул

21 сентября 1978 года

Ночь я провел тяжело. Снилась Наташа. Живая. Почему-то она всегда мне снималась живая, но это было еще страшнее — потому что я знал, что произойдет дальше. И не мог этого предотвратить...

Проснувшись, я даже сначала не понял, где я и что происходит. Заполошно огляделся, понял — Афганистан. Кабул. С минарета уже неслись азаны, добавляя колорита в этот древний, наполовину и сейчас средневековый город. В горле пересохло, сухой как наждачная бумага язык, казалось, не помещается во рту.

Шлепая босыми ногами по холодному полу, прошел на кухню, взял с плитки давно остывший чайник, с наслаждение высосал всю остававшуюся в нем воду прямо из горла. Немного полегчало, хотя настроение оставалось — не приведи Аллах.

Еды дома я, конечно же, не приготовил, в дукан (лавка — прим автора) не ходил давно и в холодильнике у меня — мышь повесилась. Так то я дома обычно не готовил, обходился консервами — но сейчас не было и их. Да какие консервы — лепешки черствой в доме не было... Решил позавтракать в министерстве, в столовой. Если будет время — вчера работа не сделана, значит, сегодня придется работать и вчерашние пленки и позавчерашние. С этой мыслью я оделся и спустился вниз — ждать, пока выйдет Михеев.

Беспокоиться я начал через полчаса — время шло, и на работу я уже опаздывал. Андрей Леонидович тоже — чего за ним никогда не водилось...

Поднялся к квартире Михеева, прислушался — ни звука. Постучал — тишина. Еще постучал, затем еще и еще.

Без толка...

Вот тут я начал беспокоиться серьезно — такого до сих пор не случалось. Он что — ушел куда-то ночью и не вернулся до сих пор? А почему тогда машина на стоянке у дома стоит? Пешком идти — идиотизм полный...

Спустился на первый этаж, где проживал советник-артиллерист Горденко, мужик рукастый. Для советнического аппарата он был мастером на все руки, мог починить замок, машину, кухонную плитку, магнитофон, даже телевизор если нужно будет. В том числе и импортные. Расплачивались с ним обычно выпивкой...

— Владимир Потапович! — я постучал в дверь...

Советник появился буквально через несколько секунд, уже одетый — тоже собирался на работу.

— Сергей? Тебе чего...

— Михеев не отвечает. На работу пора ехать, а дверь на замке, машина внизу. На стук не отвечает...

— Загулял, может быть... Головушка с бодуна болит... — ляпнул Горденко, но тут же сам понял, что сказал глупость. За Михеевым такого не водилось...

— Дверь вскрыть бы...

— Вскрыть? — задумчиво пробормотал Владимир Потапович — а на скандал не нарвемся? Дверь то вскрывая ...