04. Сказка на ночь

Первыми среагировали насекомые. Кто бы мог подумать, что их здесь такое количество! Ближние, поросшие травой склоны прямо брызнули кузнечиками. И ещё раз, и ещё, расходясь всё дальше от свалки, волнами, подчиняясь ритму песни. Артёма передёрнуло от омерзения: жужжащая плотная туча мух и жуков поднялась километровым пластом, изогнулась — и рассеялась. Прямо, как в ужастике каком-то... А стаю всяких пауков-тараканов они наверно не увидят: те умные, в другую сторону ломанутся, от источника страха подальше. И спасутся, конечно — эти твари очень быстро бегают...

Вэйт сменила тон — и вторыми отозвались на песню птицы. При первых же звуках чайки и вороны поднялись в воздух и закружились с криком, внося свою лепту — паническую ноту. А Артём поспешно заткнул уши и отшатнулся к Вэйт за спину. И стало легче. Чудовищная стая мух настолько его заворожила, что он и не заметил, насколько его уже трясёт, и в поту весь, и страшно на самом деле до одури. Только пальцы поглубже... и ещё поглубже... вот, так уже можно терпеть, не покрываясь холодным потом от паники... Больно уже ушам, пальцы-то толстые, но пусть лучше больно, чем страшно! Пока он стоял рядом, а не за узкой и беззащитной с виду спиной маленькой дракхии, безотчётный ужас говорил ему: близится страшное, непоправимое, надо бежать куда угодно, срочно, как можно быстрей и как можно дальше! А отсюда, поверх головы Вэйт, можно и понаблюдать за всеобщим паническим драпом. Чайкам и воронам было проще всего — они покружились и улетели огромной тучей, усыпав всё внизу перьями и помётом. Тогда стало слышно, как где-то там, на мусорных просторах, орут от страха люди. Вопли приближались, но медленно, а откосы тем временем зашевелились и вскипели бурой пеной: уходили крысы. Потом побежали псы. Молча. На лай сил не было. Наверно, никогда в жизни ни один из них так быстро не бегал. Даже щенки, едва научившиеся ходить, поспешно перебирали заплетающимися лапами, от страха форсировано осваивая искусство бега. На крыс собаки внимания не обращали, бежали среди крысиного моря, наступали на них, но ни один грызун даже не пытался укусить обидчика. Главным для всех было бегство. Крысы и мыши текли по мусорным откосам бурым шевелящимся ковром, распадались на ручейки и пропадали в направлении города. Упитанные такие зверюшки, некоторые крысы с молодую кошку величиной. Кстати, о кошках...

— Вэйт! — наклонился к её уху Артём, сам себя почти не слыша, собственный голос странно отдался в голове с заткнутыми ушами. — Вэйт, прервись, дай мне сказать! Я про кошек!

— А? — обернулась она. — А что — про кошек? — понял Артём по её губам и с облегчением выдернул пальцы из ушей. Блин, больно!

— Коты убегут, и то — не все. А кошка, если у неё котята — она никуда не побежит, пока котят не перетаскает в безопасное место. А это долго. И то — если она знает, куда тащить. А не знает — так забьётся в нору и будет шипеть оттуда на всех. Надо как-то по-другому...

— О! Да, ты прав, а я и забыла, — поняла Вэйт и задумалась. Ненадолго: — Ну, я уж сначала этих всех выгоню, а кошек потом по-другому позову, — и опять полились пленительные, очаровательные и очаровывающие звуки, наводящие панический, безоглядный, животный ужас. Артём потом так и не смог сказать точно, сколько он там простоял, наблюдая чудовищный исход. Сплошной поток собак и грызунов почти кончился, пробегали они уже редко, только тогда показались люди. На Артёма и Вэйт никто не обращал внимания, все обходили их, как пустое место. Только один бомж выбежал прямо на них, запалено дыша перегаром из беззубого рта — тут уж мудрено было не заметить, он почти налетел на Вэйт. Артём дёрнулся спасать и защищать, но тот, похлопав красными больными глазами, невнятно выматерился и рванул дальше, в город, крепко прижимая к груди грязную сумку. Чёрт! Надо было Вэйт сказать, что они не всю свалку купили, только полгектара... С другой стороны — наверно, правильно. Не откроешь же бега рядом с таким... свинством. А, ладно. Именно это, наверно, благотворительностью и называется. Пусть. Ей, кажется, нравится...

Поток животных практически закончился. Пробежала на подгибающихся лапах собака с безумными глазами и свешенным языком — видимо, из самого центра бежала. Прохромал по обочине ароматный бомж с тележкой, прошуршала пара крыс, потом ещё три. И всё стихло.

— Ну, вот, — жизнерадостно заявила Вэйт. — А теперь по-другому... — но Артём, застыв с остановившимся взглядом и пальцами в ушах, её не слышал. — Э-эй! Очнись! — помахала она ладошкой ему перед глазами.

— А? — сказать, что Артём был впечатлён — это не сказать ничего. — А я тоже... так мог бы? А? Нет, серьёзно? Я же, вроде, теперь тоже — того...

— Ну-у... да. Но тебе сначала силой овладеть надо, а потом уже учиться. Долго. Лет... много. И не здесь, конечно. Лучше... в безлюдной местности. Но давай об этом потом, ладно? Сейчас кошек буду звать. Уши можешь не затыкать, тебе понравится, — просияла Вэйт проказливой улыбкой.

И затарахтела, как огромный кот под ласковыми руками хозяйки. Только очень гулкий кот, настоящие так не умеют. Звук ширился, растекался почти ощутимо, казалось — вибрирует сама земля, обещая ласку, покой, укрытие для бездомных и пищу для голодных. И они пришли — те, кого не выгнал с отвоёванной территории даже страх. Тощие, грязные — сколько ни вылизывайся, но при жизни на мусорной куче опрятным быть нереально. Десятка два их пришло взглянуть, кто же их позвал — в боевых шрамах, в парше и лишаях, недоверчивые и изверившиеся, брошенные, потерянные и потерявшиеся — но бесстрашные и отважные, за дом свой готовые сражаться с любым, бросившим вызов. И остановились наверху, на краю насыпи, подозрительно разглядывая незваных гостей. Мурлыканье Вэйт тут же сменило тембр, стало более разнообразным, в нём стали проскальзывать обертона.

Уличную кошку нелегко смутить. Обычно все жизненные коллизии они воспринимают стоически, с каменной мордой. Пожалуй, впервые в жизни Артём увидел проступившее на кошачьих физиономиях изумление. Коты явно офигевали. Вот это вот двуногое... оно... ГОВОРИТ??! Но... так же не бывает! Они все тупые, как пробки! Говоришь такому: "Пожрать-то дай?" А оно сюсюкает: "Ах, киска бедная, иди, я тебя поглажу!" Идиоты! От "поглажу" в брюхе не прибавится! Но ведь... говорит... А что говорит-то? Угроза? Ну да, почувствовали. А куда пойдёшь? Везде плохо, везде страшно, везде голодно, а здесь хоть мыши есть. Были. Котят тащить? Сюда нести? Вот прямо сюда? А может, лучше съесть их, чужих-то? И мороки меньше. Не есть? Как скажешь. Сама съешь? Не ешь котят? А зачем тогда? Надо? Как скажешь. А потом чего пожрать? Будет? Тогда — не вопрос. Ща будут котята. По крайней мере, именно так Артём перевёл для себя состоявшийся диалог между Вэйт и котами, и переговоры котов между собой. А это были именно переговоры, они не просто бродили по насыпи, встречаясь и расходясь, теперь Артём это понимал. Нюансы изгиба хвоста, знаете ли...

Хвостатые бесшумно канули за край насыпи.

— А чем ты их кормить собираешься, раз всех сюда позвала?

— А-а, ты понял, да? — обрадовалась Вэйт. — Но у меня есть, я тут... запасла. Только давай отойдём вот туда — там, вроде, почище. И место есть, их много будет.

Справа от дороги среди бурьяна белело обширное пятно разбитой штукатурки, а на краю его валялся уцелевший обломок — примерно с половину стены. Даже более-менее ровно валялся, не торчком. И они отошли туда. А потом ещё отошли, и ещё. Много — это было мягко сказано. А Вэйт всё мурлыкала, и звук шёл широко и далеко, охватывая все мусорные сопки. Только эльф, конечно, мог заставить кошку доверить своего котёнка незнакомому, чужому коту. Но и отпустить в неизвестность — как же можно? Так и шли группами — трое-четверо котов, подростков или бездетных кошек и кошка-мать, все с ношей. Они шли, вслепую находя лапами дорогу, высоко задрав головы с болтающимися в зубах живыми комочками — хвостик поджат, ушки заложены, глазки зажмурены — и складывали у ног Вэйт. Как жертву, как последнюю попытку поверить двуногому. И убегали за следующими. Это происходило долго: несколько семей обитали на другом конце, почти в километре от точки всеобщего сбора. Разноцветная, разновозрастная кучка пищащей мелочи понемногу росла, у некоторых котят ещё не открылись глаза, другие уже стояли на заплетающихся лапах. Расползаться не давали приставленные к ним четырёх-шестимесячные подростки. Только эльф мог согнать в единый прайд пару сотен недоверчивых, воинственных, жёстко делящих меж собой территорию и вечно враждующих из-за неё тварей. Но Вэйт смогла. И уже кормила.

— Господи, Боже! — только и ахнул Артём, когда она выдернула из пространственного кармана груду сосисок. Заняла она метра два в диаметре и около метра в высоту — обломка стены как раз хватило на импровизированный стол. Еда тут же была погребена под разноцветной голодной волной. Удивительно, но никто не подрался! "Ососисенные", крепко сжимая добычу челюстями и подозрительно зыркая глазом, отходили в сторону, на их место подступали новые. Эх, тихонько вздохнула Вэйт, глядя на это пиршество. Не для кошек она эти сосиски "взяла" — для себя! Не жадничая, а — так, немножко экзотики домой притащить... Зря Лья говорила, что здесь вся еда — отрава химическая, многое очень даже вкусное. Вот сосиски эти, например. Подкопчёные, с сыром. Хорошие были сосиски... Эх...

Последний кот сбежал с насыпи и с ходу врезался в сосисочный рай.

Утолившие первый голод кошки-мамы растерянно мяукали у пищащей кучи — звали своих детей. Запахи перемешались, и как теперь отыскать своих котят?

— Ну, вот, — удовлетворённо кивнула Вэйт. — А сейчас уборочку. Заодно и построим что-нибудь. Материала-то много, просто спрессовать надо. Эх, знала бы — Йэльфа бы сюда с собой взяла, он... она любит строить.

Она присела на корточки, положила ладони на землю, подождала немного, а потом резко толкнула почву от себя, будто посылая волну. И волна пошла! Справа и слева, поднимаясь ровным фронтом, сначала невысоко, а дальше всё выше и выше, почва вела себя, как вязкая, тяжёлая — но жидкость! И всё — тихо, почти беззвучно. Только слабые шорохи и поскрипывания доносились от перемалывающей самоё себя земли.

— Это "Разделение" с "Динамикой", — очень понятно объяснила Вэйт. Увидела оторопь перед эпической картиной и полное отсутствие мысли на лице Артёма, и вдруг принялась оправдываться: — Ты не думай, личная сила только на запуск идёт, а потом преобразование материи включается. А "Динамика" на вращение планеты завязана. Вот, как вода утекает — она же закручивается, видел же наверно? Только тут не утекает, а просто крутится. — Артём неуверенно кивнул, хоть понятнее стало ненамного. Но Вэйт посчитала, что всё уже ясно, и предалась раздумьям: — Сейчас всё там перемелется равномерно, а из пыли можно сформовать и уплотнить. Как ты думаешь, какой домик построить? Кругленький? Или длинненький?

Артём покосился на мохнатый ковёр с тысячью глаз. Сосиски уже были уничтожены, но хвостатые не разбредались. Они выжидали.

— Знаешь, лучше сделай сначала сухой и тёплый подвал, в котором они смогут спрятаться от собак и людей. И воду туда надо провести. И отопление — у нас зимы холодные. Ты извини, но, по-моему, ты поторопилась. До нас им, всё же, было, где жить... Ну — существовать.

— Ой, да это всё понятно — и воду, и тепло, — отмахнулась Вэйт. — Но почему — подвал?

— Да как-то так получается всегда... — растерялся Артём. — Что кошки — в подвале... Там трубы тёплые, и вода капает, хоть попить можно...

— Это неправильно получается, — строго сказала Вэйт. — Кошкам нужен дом. И собакам нужен дом. Просто это должны быть разные части дома. Собаки все пока разбежались, буду делать сейчас только для кошек. Кругленький? Или длинненький?

— Знаешь, лучше бы, всё-таки, подвал. Пока основное заведение не открыли. И замаскировать, чтобы бомжи не вломились. А то — в домик заселятся, а кошками пообедают.

Вэйт явственно позеленела и сглотнула.

— Да? — совершенно несчастным голосом сказала она. — Хорошо, пусть подвал... И замаскировать... Как ты тут живёшь только...

— Ну, извини, — развёл руками Артём. — Не я этот мир придумал. Что же я могу сделать, если вся планета — один огромный обезьянник? Виварий, блин! Как живу — с трудом живу! И патриотизмом не болею. Дон сказал — пара месяцев? Вот и сбегу к вам, только пятки засверкают!

Вэйт только вздохнула тихонько. Волна дошла до ближайших отвалов, они заколыхались, грузно поводя боками, вызывая головокружение наподобие морской болезни и сомнения в реальности происходящего. И тошноту от раскрывшегося содержимого. Артём поспешно отвернулся. И вдруг тоскливый собачий вой раздался откуда-то с мусорных просторов. Не все смогли уйти. Собаки тоже хорошие матери, и щенков не бросают, пока живы. Вэйт охнула в ужасе: остановить запущенную волну она уже не могла. Что же делать? Так, стоп! Была же, была у неё разработка, только не пошла в дело: тогда ещё, сразу, стало понятно, что опасная игрушка получается, нельзя такое людям давать, да и энергии жрёт немеряно. Но сейчас... Поспешно зачерпнув энергии у Артёма, она сплела нечто вроде удочки, настроенной на поиск живых — с порталом вместо крючка, и забросила, как спиннинг. Вот, вот они: щенная сука и три слепых щенка... так, подводим... рывок... — и все четверо вывалились под ноги Вэйт вместе с кучей грязи со стен норы. Кошачье море за спиной Вэйт сразу ощерилось и зашипело, собака приготовилась было... Но глухое рычание, родившееся в горле Вэйт, немедленно прекратило все пререкания. Кошки, по своему обыкновению, сделали вид, что они тут ни при чём, собака прижала уши и залебезила хвостом. Вэйт ещё раз рыкнула — и все успокоились окончательно. Собака подгребла носом щенков себе под пузо, улеглась и замерла.

А свалки уже не было. Пока Вэйт занималась спасательными работами, волна обогнула мусор по кругу, устремилась вглубь, к центру, и сейчас на огромном пространстве почва крутилась колоссальной плоской воронкой, перемешиваясь и измельчаясь на ходу с глухим гулом. Примерно треть материи сожрала подпитка заклинания, но и остального было более чем достаточно для постройки нескольких солидных домов.

— Знаешь, я всё-таки сделаю кругленький. И подвал сделаю, пусть будет, — заторопилась Вэйт, видя, что Артём расстроено отвернулся. — А бомжи не поселятся, им не войти будет! Никому, кроме нас, не войти будет, я могу, я сделаю! Просто, понимаешь, лучше сразу домик поставить, пока грунт не улёгся, а то потом много энергии уйдёт, чтобы опять поднять. Потом слегка подправить — это легче, чем вот это всё опять поднимать.

— Вэйт... — помотал Артём головой. — Делай, как знаешь, только делай уже — и пойдём домой. Я устал почему-то, словно пахал весь день, впору лечь и два дня не вставать! Прямо мошки в глазах плавают, как пьяный... Перенервничал, наверно...

Вэйт одарила его лучезарной улыбкой и принялась сплетать контур будущего "домика". А ещё бы ты не устал! Ты своей энергией всё равно пользоваться не можешь, помощи от тебя никакой — разве не справедливо, что я у тебя взяла немножко? И не так уж и много, просто ты привык уже к определённому уровню, вот тебя в сон и клонит. Ничего, за сутки восстановишься. Зато и собачек спасли, и такую прелесть отгрохали!