— Устранить необходимо с особым цинизмом, по возможности конечно, — решил я после краткого раздумья, что дело того стоит. — Что с трофеями, как делить?
— Не понял вопрос... — покачал головой Андре.
— Если у Мюллера в сейфе я найду килограмм золота, забираю его себе или делим по долям на всех?
— Ты собираешься участвовать и сам его исполнить?
— Желательный вариант.
— Тогда цена другая. Ориентируйся на сто двадцать тысяч фунтов, плюс компенсация за покупку оружия на месте, плюс возможная надбавка за сложность в пределах двадцати процентов. Аванс половина — шестьдесят тысяч.
— Согласен, — кивнул я в ответ на вопросительный взгляд.
— По трофеям. Это будет рейдовая акция в консорте, трофеи пополам между отрядом исполнителей и тобой. Но командование операцией за лидером отряда, подчинение ему с твоей стороны должно быть безоговорочным. Высокий Град довольно поганое местечко, особенно его нижний город, и вместо того чтобы вскрывать сейфы, возможно необходимо будет срочно уходить. Это понятно?
— Так точно. Обсудим детали?
В гимназию я пришел только к обеду. Староста класса, мне можно — у меня дела неотложные. Это я так если что готов был так объяснять прогул. Но делать подобного не пришлось — никто мне даже и слова не сказал.
Пока с удовольствием от первичных результатов воплощения неожиданного плана поглощал поздний завтрак, ко мне вновь за стол присела Анастасия. Снова мы перекусили, ни слова друг другу не сказав. Я только коротко поглядывал на беззаботно выглядящую княжну, зависая в меню ассистанта. Запрос о прошлогодней успеваемости одноклассникам я отправлял три дня назад, во вторник, а к утру пятницы ответило на него всего девять человек. Из которых четверо — одержимые моей команды.
Да, так далеко не уедем — решил я, и за несколько минут сформулировал и отправил несколько писем в администрацию гимназии. Потом, когда получил ответы от роботов, еще пара писем уже живым сотрудникам, и уже через десять минут получил результат — запланированное собрание класса второго года обучения "Индиго", посвященное деловой этике, список участников вложением. Время проведение — девять тридцать утра, дата — воскресенье, шестое сентября. Не хотят по-хорошему, будем по-плохому.
Какой я сегодня утром красавчик, прямо все получаться начало — подумал было я, и сразу вдогонку получил приятный сюрприз: пришло сообщение, что Андре отменил назначенную на сегодня "встречу". Проведенные два занятия он еще ночью запретил нам даже называть тренировками, рассказав, что его тренировки еще не начинались.
В только что полученном сообщении каждому из команды предназначался расписанный план нагрузок на период с пятницы по понедельник, а вот напротив моего имени стояла ремарка "занятия по индивидуальному плану". На радостях от такого известия я допил чай, забил на учебу и покинул гимназию, отправившись в усадьбу Юсуповых-Штейнберг.
Несмотря на то, что с учебой на сегодня было покончено, поспать мне так и не удалось. Необходимо было решить вопрос со снятием денег со счета, а также с попаданием в протекторат, потому что делать это как в прошлый раз, прилетая или приезжая по билету на имя Артура Волкова чревато последствиями. Все же в Волынском протекторате меня не только продавший аравийцам Мюллер помнит, но и сотрудники Линклейтерс — адвокатской конторы, из которой меня конфедераты вытащили. Но этот вопрос оказался вполне решаемый — с перемещением на территорию протектората помог Андре, еще утром процедуру проговорили.
Перед тем, как покинуть поздним вечером усадьбу через черный ход, оставил Зоряне необходимые указания — насчет того, что необходимо сообщить завтра утром Анастасии, а также фон Колеру; запасной парашют ведь тоже надо оставить.
Зоряна, было видно, за меня волновалась, хотя и старалась не показывать вида. Попрощались довольно сдержанно, но я все же видел, что девушка едва-едва владеет собой от волнения. Да и сам я, если честно, переживал.
Утро субботы встретил в небольшом уютном мотеле города Кобрин, ожидая обещанного проводника. И только когда окончательно проснулся, приняв душ, я полностью осознал, какую схему сейчас пытаюсь провернуть. На свежую голову стало несколько неуютно, словно в порыве азарта необдуманно совершил крупную ставку и вдруг понял, что комбинация карт в руке не такая уж и хорошая, как казалась в начале.
На несколько мгновений даже заволновался запоздало, размышляя во что ввязался, но чуть погодя вспомнил рассказ Джека Лондона о неукротимом белом человеке и успокоился. А после и проводник подошел, ответственный за мою доставку в протекторат, так что волноваться некогда стало.
Глава 6
— Добгый день, меня зовут Моисей Яковлевич, и сегодня я напгавлю все усилия на то, чтобы помогать вам в гешении наличных пгоблем, — бодро представился молодой человек лет двадцати пяти, вид которого на несколько мгновений ввел меня в ступор.
Передо мной сейчас стоял самый настоящий еврей-ордодокс: черный костюм, белоснежная рубашка без галстука застегнутая до последней пуговицы, широкополая черная шляпа, из-под которой выбивались вьющиеся ярко-рыжие, свисающие до середины жидковатой бороды пейсы.
За плечом столь неожиданно выглядящего визитера маячил совсем уж молодой спутник точь-в-точь таком же обличии, только волосы его были не огненно-рыжими, а светлыми, пшеничными. Кроме того у него не было бороды, зато он гордо нес на носу массивные очки в роговой оправе.
Выждав несколько секунд, заметив мое удивление и дав время прийти в себя, визитер взглядом показал мне вглубь комнаты, непрозрачно намекая, что неплохо бы пригласить гостей войти.
— Вы из какой конторы? — поинтересовался я для проформы.
— Фгидман Моисей Яковлевич, адвокатское бюго Лазег-гзсен и Лазег-гсен, к вашим услугам.
— Прошу, — приоткрыл я дверь чуть шире. Порывисто кивнув, так что длинные завитые пейсы качнулись, Фридман вошел. Одной рукой при этом он придержал полы пиджака, а второй поднял впереди себя внушительных размеров хромированный кейс.
Следом за Фридманом прошел его спутник с пшеничными волосами, и совершенно не обращая на меня внимания, направился в другую комнату апартаментов. Чувствовал он себя по ощущениям совершенно как дома. Выглянув в проем, я убедился в этом: молодой человек уже сбросил пиджак, включил голо-экран и раскрыл свой небольшой чемодан, доставая игровой джойстик и разбираясь с проводом нейрошунта.
Меня вдруг догнала зудящая мысль, и я глянул в спину своего сегодняшнего неожиданного проводника.
— Моисей Яковлевич!
— Да, Агтуг Сег-геевич? — не утрудился тот даже взглянуть на меня, возложив на стол свой массивный кейс.
— Сегодня же суббота.
— Вы таки хотите сказать, что мне сегодня даже нельзя обгывать туалетную бумагу по пегфогации, занимаясь делами? — понимающе усмехнулся Моисей Яковлевич.
Про туалетную бумагу я не знал, но о запрете на работу в субботу в общем и хотел сказать, поэтому просто кивнул.
— Не пегеживайте, в адвокатском бюго Лазег-гсен и Лазег-гсен всегда... — Фридман сделал паузу, показав пальцем в потолок и убедительно добавил, — всегда все под контголем. После юрист блеснул белоснежной улыбкой и широким жестом фокусника распахнул свой кейс, доставая оттуда предметы одежды.
Наблюдая, как костюм, туфли, шляпа с париком и даже массивные роговые очки выкладываются на стол, я понял все. Желая убедиться в догадке, вновь заглянул в проем двери в соседнюю комнату. Бессловесный спутник Фридмана уже вольготно развалился на кресле. На диване поодаль вались небрежно брошенные пиджак, шляпа с париком и очки с накладным носом, а сам преобразившийся юноша уже был в широкой каске-сфере дополненной реальности, в руках держал джойстик, а на голо-экране перед ним горел объемный логотип игры "Мир Боевых Роботов".
— Пгошу, Агтуг Сег-геевич, — отвлекая, показал мне на одежду Фридман.
Интересно, он также только в маске хасида-ортодокса, как и спутник? А специфический говор такой же камуфляж как пейсы, или на самом деле Фридман так разговаривает? — думал я, переодеваясь.
Костюм подошел идеально. Не очень привычно было лишь без галстука в застегнутой до горла рубашке. Рука то и дело машинально тянулась к верхней пуговице, расстегнуть. Со шляпой и париком мне помог Фридман — маскировочные накладки были явно не из простого силикона, и прилипнув к коже стали от нее почти неотличимы.
Закончив мое преображение и оценив результат, молодой юрист жестом предложил последовать на выход, куда мы и двинулись. В больших тяжелых очках было очень непривычно, качающиеся на ветру пейсы неприятно щекотали щеки, кожа под накладками зудела, но я стоически терпел. Тем более идти оказалось не так далеко — по словам юриста-проводника, не более трех кварталов.
Внимания со спутником, несмотря на экзальтированные, на мой взгляд наряды, мы совсем не привлекали. Кроме нас, я увидел еще нескольких человек в похожей одежде. Наткнувшись взглядом уже на третьего встреченного ортодокса, я обратился к памяти Олега и вдруг полностью осознал, в чем дело.
Здесь, в этом мире, не было Второй мировой. И последствия этой не случившийся трагедии мирового масштаба во многом кардинально изменили окружающую действительность. Вернее, изменили для меня — а для местных обитателей наоборот, все осталось по-прежнему.
Кроме памяти Олега, у меня с собой был привнесенный из дома багаж знаний о местах, где сейчас нахожусь, пусть и несколько поверхностных. Но благодаря этим знаниям, осматриваясь вокруг я сравнивал этот мир и свой, уже хорошо представляя подноготную увиденного.
В начале двадцатого века в исторических пределах Галицко-Волынского княжества, или еще шире, Полесья — территорий на границах современных и привычных мне Польши, Белоруссии, Украины и России, во многих небольших городах доля еврейского населения была весьма значительна. Иногда превышая и половину от общего количества, как в Кобрине или допустим в российском Невеле — историей которого я как раз интересовался дома. И состав населения в подобных городках этого мира кардинально не менялся после немецкой оккупации и этнических чисток, как это было в знакомом мне прошлом со Второй мировой.
В этом мире, как и моем, в Первую мировую Кобрин был оставлен российскими войсками, и его также заняли части кайзеровской армия. Вот только потом история — с началом стран Антанты войны на уничтожение одаренных, пошла по другому сценарию, а сама галицко-волынская территория на долгие годы стала одним из основных полей ожесточенных битв.
Царство Польское Российская Империя, позже превратившаяся в Конфедерацию, по итогам Первой мировой потеряла, как и Волынь. Бывшие территории Гродненской губернии, в границах которой раньше находился Кобрин, сейчас являлись в большинстве вольными княжествами Российской Конфедерации.
Сам же город Кобрин в затянувшейся здесь Первой мировой стал важным опорным пунктом кайзеровской армии, и по итогам войны, или Войны, как называли ее в этом мире, в Российскую Конфедерацию не вернулся, приобретя статус полиса и получив от ООН Новое Магдебургское право. Вот только после этого городской совет почти сразу вполне официально для защиты города и горожан нанял на службу войска рейхсхеера — Германской императорской армии.
Численность немецких войск в городе была совсем небольшая, не больше двух рот, но даже по ходу небольшой прогулки по чистым улочкам города несколько серых мундиров кайзеровской армии я заметил. Но настоящий разрыв шаблона у меня произошел, когда мы с Моисеем, в нашем кричащем облачении евреев-ортодоксов прошли мимо штаба гарнизона, прямо под знаменем с черным крестом и вышитым девизом. А девиз в кайзеровской армии здесь сохранился с начала двадцатого века, и по-прежнему звучал как "Gott mit uns".
У Русской императорской армии, кстати, на полковых знаменах девиз "Съ нами Богъ" также до сих пор повсеместно присутствовал — кроме, конечно, частей из нехристианских народов, таких как знаменитая Дикая дивизия. Такая вот удивительная петля во времени и пространстве, заметная в этом мире только мне.
Пока думал о завихрениях пространственно-временного континуума, в памяти всплывали все новые знания Олега, постепенно дополняя картину. Вольный город Кобрин, с охраняющими его интересы войсками рейхсхеера, был анклавом Евросоюза здесь в Полесье, на стыке интересов Речи Посполитой и Российской Конфедерации. И, конечно же, корпораций.
Волынский протекторат, как и Вольные княжества Конфедерации, были территориями, где традиционно вольготно себя чувствовал Торговый союз — он же корпорация Ганза. Но Кобрин выделялся анклавом и здесь — в городском совете уже второй десяток лет большинство было не за ставленниками Ганзы, а из сторонников средиземноморских торговых республик. И прямо напротив здания городской управы расположилось посольство Флорентийского герцогства, с красующейся на фасаде алой лилией на белом щите. Кроме всего этого, Кобрин еще в середине двадцатого века стал базой сразу нескольких авторитетных русских и европейских частных военных компаний. Сюда, как и во французский Обань, со всей Европы прибывали наемники, желающие найти хорошие деньги, а иногда и новую личность взамен на готовность проливать свою кровь за чужие интересы.
Казалось, в Кобрине собралось воедино столько взаимоисключающих интересов, что город вот-вот должен исчезнуть во вспышке очищающего пламени. Но этого не происходило, и даже более того — чистый и уютный городок с прекрасно сохранившейся исторической застройкой был тихим островком спокойствия. Здесь спокойно себя чувствовали местные жители, а евреи-ортодоксы в традиционных нарядах невозмутимо гуляли под немецкими знаменами с черным крестом.
Я уже видел не первого, и даже не десятого встречного хасида, даже немного удивляясь насколько их вокруг много. Но разгадку подсказал сплав из обрывочных знаний памяти Олега, эха запомнившейся емкой фразы, мельком услышанной в чужом разговоре на вокзале Царицына пару недель назад, и собственная логика.
Носить пейсы в России запретил еще император Николай I, и этот запрет никто не думал отменять; в Речи Посполитой хасидов вовсе не привечали, так что коммуны евреев-ортодоксов в Восточной Европе, предполагаю, обитали в вольных городах по типу Кобрина.
Хасидов в традиционных одеждах вскоре вокруг стало совсем много. Причина оказалась проста — ведущий меня Моисей уверенно зашел в синагогу. Когда я следом за ним прошел через невысокие двери, Фридман уверенно увлек меня в сторону, в служебные помещения, где мы не задерживаясь спустились в подвал.
Плохо освещенные коридоры, полудюжина дверей — замки которых были настроены на биометрию, лестница уже вверх, и мы вдруг оказались в пустынных коридорах офисно-делового центра. Пройдя еще совсем немного, Моисей Яковлевич остановился у одной из дверей, приложил к замку ладонь и приглашающим жестом показал мне заходить.
Шагнув через порог, я оказался во вполне обустроенной переговорной. По стенам диваны, поодаль стол с напитками и легкими закусками, кулер с водой. В середине помещения большой круглый стол с несколькими тонкими проекциями мониторов, в самом центре столешницы объемный схематичный план "Ямы". На фоне светло-голубых линий проекции молла ярко выделялись красные фигурки охранников, и желто-оранжевые обозначения обычного для воскресной ночи скопления посетителей, выполненных в стиле теплых пятен биомассы.
