Черная луна

Услышав это, Герда живо представила, как выглядела сзади, когда ее привязали к козлам для бичевания, и у нее непроизвольно потекли слезы.

— Такая чувствительная? — удивился роанец. — Надо же! А я думал, вам шлюхам приятно, когда такой парень, как я, восхищается их прелестями.

— Ничего, Маргерит, — сказал он, оставляя ее плакать под проливным дождем, — все у нас впереди. Ты еще ляжешь под меня, и встанешь передо мной на колени. Такие, как ты, должны знать свое место. И место это всегда внизу! На коленях или на спине.

А потом он стал ее бить. Видя, что она не намерена сдаваться, он при каждом удобном случае делал ей больно. Ударит кулаком в бок, толкнет коленом в зад, оттолкнет с дороги плечом. И с каждым разом все больнее, пока однажды, — уже летом, — не ударил ее со всей силы в чревное сплетение. Герда упала на землю и корчилась от боли и удушья, а он стоял рядом и с интересом наблюдал за ее мучениями. Кроме всех прочих своих особенностей, Эуген являлся откровенным садистом, знал это и нисколько этого не стеснялся. В результате, Герда дошла до крайности: она задумалась над тем, чтобы дать своему насильнику то, чего он добивается. Всяко-разно, терпеть его член в себе, наверное, никак не страшнее побоев и издевательств, которые она вынуждена была сносить, отстаивая свое право быть человеком. Скорее всего, так бы она, в конце концов, и поступила. Однако ночью того дня, когда она приняла окончательное решение, во сне к ней снова пришла Другая Герда.

Не появлялась уже много месяцев, и вдруг объявилась, такая красивая, какой настоящей Герде даже не мечталось быть, и одета она была под стать своей красоте. Роскошное платье, бриллианты и сапфиры в волосах и в ушах, на груди, на запястьях и на длинных пальцах.

— Ты не должна сдаваться, — сказала ей гостья.

— Тогда, он замордует меня до смерти, — возразила Герда.

— Лучше смерть, чем унижение.

— Почем тебе знать?! — огрызнулась Герда.

— Отчего бы мне не знать? — подняла бровь ночная гостья. — Я это ты, разве нет?

— Думаю, что все обстоит не совсем так, как ты говоришь, — покачала головой Герда. — Ты лучшая версия меня, и жизнь у тебя куда лучше!

— Возможно, — задумчиво кивнула Другая Герда. — Может быть, ты и права, но вот какое дело. Другой Герды ди Чента, на самом деле, нет. Есть только ты, а я всего лишь твое отражение в зеркале судьбы.

— Не понимаю, — честно призналась Герда.

— И не надо, — отмахнулась гостья. — Однако, запомни! Настоящие ди Чента никогда не сдаются!

— Это ты о Белоне или о моей матери?

— А кто тебе сказал, что они настоящие ди Чента? Ди Чента, милая моя, это не только фамилия. Оттого они ее с легкостью и меняли...

А утром настал новый день, и он сопровождался новыми издевательствами. Но сон не прошел зря, и в вечерних сумерках Герда сделала то, на что не отважилась ни разу за все десять месяцев своего пребывания в Коллегиуме. Когда на тропе в облетающем к зиме саду ее остановил Эуген, она более не сомневалась. Выхватив из потайного кармашка свою наваху, она атаковала первой. Но и он оказался не лыком шит. Тренированный, умелый, он отреагировал почти мгновенно и защищался вполне грамотно. Тем не менее, на стороне Герды была ее ярость, помноженная на страх и ненависть. Она порезала сукину сыну левую руку и распорола кожу на животе, но ни убить, ни серьезно ранить все-таки не смогла. А потом набежали люди — ученики и учителя, — и продолжить бой ей не дали. Зато виноватой оказалась именно она. Тогда в первый раз она предстала пред грозны очи самого Настоятеля, который, как она уже знала, занимался в Коллегиуме всеми административными вопросами, включая, дисциплинарные и финансовые.

Настоятель оказался довольно молодым цветущего вида мужчиной, одетым соответственно статусу в парчовую мантию, расшитую золотой нитью, и в такую же шапочку. Он выслушал доклад профоса, не позволив Герде вставить ни единого слова в свое оправдание, и, по-прежнему глядя на нее, как на "пыль под ногами", вынес вердикт:

— Двадцать плетей в полную силу и голодный карцер на двадцать дней.

Это было настолько несправедливо, что Герде показалось, что у нее начался бред. Но, судя по всему, такова была справедливость Коллегиума. Эуген знал, что говорит, у таких, как она, здесь не было прав и, в особенности, потому что у Герды не было Дара. Она не могла творить настоящее колдовство, и цена таким, как она, в колдовском сообществе была медный грош.

3.

Герда выдержала бичевание — вопила, стонала и плакала, но хотя бы не умерла и не сошла с ума, — и отсидела двадцать дней в карцере "на воде и хлебе", причем и того и другого выдавали ровно столько, чтобы узник не умер с голода. Потом она вернулась в свою келью и продолжила учебу. Впрочем, старичок Наставник с ней заниматься перестал, поскольку она была уже никому не интересна, и на нее махнули рукой. Однако, как говорят простые люди, не было бы счастья, да несчастье помогло. Всеобщее равнодушие распространялось и на злого гения Герды. Эуген перестал ее донимать, он вообще не обращал теперь на нее никакого внимания.

Так закончился год, и двадцать седьмого декабря всех послушников перевели за стену. Из послушников они превратились в учеников и имели теперь гораздо больше прав. Их поселили в жилом корпусе, где у каждого была своя просторная комната с хорошей печкой, большой кроватью и нормальной мебелью. На этаже, где жили вместе и ученики, и адепты, вместо холодного сортира и жалкой умывальни, Герда обнаружила настоящую мыльню, в которой никогда не переводилась горячая вода, и опрятные кабинки в уборной, позволявшие сохранять приватность. Теплое одеяло, лампа и шандал на три свечи, хорошо обставленные учебные классы и комнаты отдыха, и трапезная, в которой на завтрак, обед и ужин ученики и адепты получали настоящую еду: белый хлеб, рисовую кашу, мясную похлебку, настоящие чай и кофе, пироги и жаркое, сахар и мед, и даже вино.

Однако кое-что настораживало. Здесь не было четкого разделения на женскую и мужскую половину, и, хотя во всех коридорах этого большого здания круглосуточно дежурили профосы, надежда на то, что они вмешаются, если что-то пойдет не так, выглядела не особенно впечатляющей. Двери комнат закрывались изнутри на задвижку, но, как минимум, половина бывших послушников уже неплохо владели своим даром, а значит, могли открыть практически любую дверь. Умели они так же ставить барьер тишины. Так что, кричи — не кричи, а в случае чего, никто тебя не услышит. Да, и вообще, создавалось впечатление, что учителя и наставники на многое здесь смотрели сквозь пальцы. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы заметить, что среди адептов, которые начинали третий год обучения, уже существует четкая иерархия. Те, кто обладает более сильным даром, властвуют, остальные — подчиняются. И на самом дне этой пищевой цепочки находятся те, кто так и не смог разбудить свой дар. Глядя на то, как ведут себя "сильные мира сего" со слабыми, Герда не могла не задаться вопросом, что теперь случится с ней?

Ее плохие предчувствия подтвердились практически сразу. На третий день пребывания в статусе ученика, она повстречала в коридоре первого этажа двух адептов.

— Смотри-ка, — указал на нее худощавый брюнет, — свежее мясо!

— Уверен? — нахмурился блондин, поворачиваясь к приятелю и совершенно игнорируя тот факт, что Герда, о которой они говорят, тоже здесь.

— Можешь не беспокоиться Жак! Ты же знаешь, лучше меня определять дар не умеет никто! Она пустая!

— О! — сказал на это блондин, снова поворачиваясь к Герде. — Тебя, девочка, как зовут?

Пройти мимо них Герда не могла. Убежать, по-видимому, тоже не получится. Она беспомощно оглянулась, надеясь увидеть в коридоре кого-нибудь из учителей или наставников, но коридор, как на зло, был пуст.

"Нарочно они что ли так делают?" — подумала она в раздражении.

— Маргерит, — сказала Герда вслух. — Меня зовут Маргерит.

— У тебя есть покровитель или ты общая? — спросил брюнет.

— В каком смысле общая? — растерялась Герда.

— Ну ты спишь со всеми, кто захочет, или у тебя есть защитник? — разъяснил блондин.

— У нее нет покровителя, — решил брюнет после некоторой паузы, потребовавшейся ему, чтобы оценить реакцию Герды.

— И она еще не врубилась, как здесь все устроено, — завершил общую мысль блондин.

— А как здесь все устроено? — спросила Герда.

— Не изображай из себя дурочку, Маргерит, — предложил брюнет. — Ты уже все поняла. Так устроен мир, слабый всегда в проигрыше. Но тебе повезло, ты встретила нас.

Разумеется, Герда уже поняла, о чем идет речь, и это только подтверждало ее худшие подозрения о том, что случайно или нет, но на втором и третьем курсах Коллегиума царит тупой культ силы, не облагороженный ни законом, ни традициями, ни заведенным порядком.

— В чем мой выигрыш? — спросила она.

— В том, что нас двое, и мы легко отвадим от тебя всех остальных. Организуем mИnage Ю trois, и ты будешь давать только нам с Альбертом, — объяснил ей с улыбкой блондин.

И надо сказать, что он не издевался над ней, как делал это обычно Эуген. Не злорадствовал и, тем более, не глумился. Он протягивал ей руку помощи, даже не подозревая, что эта "рука" дурно пахнет. Эти ребята не были плохими, вот в чем дело. Возможно, они не были самыми лучшими из людей, но в их представлении любовь втроем с совершенно незнакомой девушкой, была чем-то настолько обыденным, что ни о каких муках совести не могло идти и речи. Они же не насиловать ее собирались, а предложили способ избежать участи общественной подстилки. Вполне благородно с их стороны в сложившихся в Коллегиуме обстоятельствах. И потом, наверное, она могла отказаться? Впрочем, проверить эту гипотезу Герде не позволили.

Откуда-то из-за угла вывернул Эуген вместе с еще двумя парнями точно такого же типа, как он сам. Эти адепты — а никем другим они быть не могли, — тоже были красивыми, сильными и наглыми. При всех внешних различиях в них с первого взгляда можно было увидеть отчетливое родовое сходство.

"Это не случайное знакомство, — с ужасом поняла Герда, увидев этих троих. — Они принадлежат к одной семье и знакомы с детства".

— Все свободны! — объявил Эуген, едва увидев Герду и старшекурсников. — Это наша наложница. Ведь правда же, Маргерит, ты моя?

Герда похолодела. Сбывались ее худшие страхи. Стоя в коридоре между двумя группами мужчин, открыто претендующих на то, чтобы владеть ее телом, она вдруг представила, как это будет. Как сорвут с нее одежду, как чужие руки будут касаться ее обнаженной кожи везде, где захотят, как кто-то из них, — скорее всего это будет Эуген, — раздвинет ей ноги и... Герду обдало изнутри внезапной волной жара такой силы, что казалось, сейчас вспыхнет одежда, загорятся волосы, полопается и обуглится кожа. Но неожиданно оказалось, что этот жар нечто большее, чем сумма ощущений. Терпеть его было несложно, и даже наоборот, в следующее мгновение Герда поняла, что ничего более приятного в жизни не чувствовала. Жар дарил наслаждение и одновременно превращал ее в кого-то другого...

Сквозь кровавую мглу к ней подошла Другая Герда и протянула руку.

— Позволь мне сделать то, что должно!

— Будь любезна, — выдохнула Герда, нежась в пламени всесожжения.

— Наслаждайся!

Их руки встретились, и произошла странная вещь. Герда оказалась вдруг там, где стояла прежде Другая Герда, и на продолжение истории смотрела уже со стороны.

Герда посмотрела на парней, затеявших ссору за то, кому она будет служить наложницей, и это ее неожиданно развеселило.

— Глупцы! — сказала она с довольной улыбкой. — Ваше время истекло, потому что однажды любая сила встречает еще большую силу.

Она взмахнула пальцами, словно, стряхивала с них капли воды, и пятеро парней упали на каменные плиты пола, корчась и вопя от ужасной боли. Они думали, что сгорают заживо, но, на самом деле, это была всего лишь иллюзия. Правда, от таких грез люди сходят с ума, но Герда не собиралась их жалеть. Веселье только начиналось, а о том, чтобы им не помешали, позаботились сами парни, заранее поставив барьер тишины и выгнав из близлежащих коридоров всех, кто там находился. Они были сильными магами, но их сила не шла ни в какое сравнение с тем, что могла обрушить на них Черная луна.

— Ты! — Герда вздернула с пола и подвесила в воздухе красавца Эугена. — Что скажешь?

— Кто ты? — прохрипел роанец, по мановению ее руки он перестал чувствовать сжигавший его заживо огонь.

— Богиня возмездия? — Спросила Герда. — Как тебе такое предположение, друг мой Эуген? О! Извини, я совсем забыла. Ты ведь не друг мне, а господин. Что ж, посмотрим, чем ты там собирался командовать.

Она взглянула на него чуть пристальней, и одежда осыпалась с роанца, словно, тысячелетний прах.

— Так, так, так! — Задумалась Герда, рассматривая гениталии несостоявшегося господина.

— Ты хорош! — признала она через несколько мгновений.

— Прости! — взмолился Эуген, до которого, наконец, дошло, что роли переменились. — Я сделаю все, что захочешь. Стану твоим рабом. Буду служить...

— Замолкни, ублюдок! — Герда заткнула ему рот воздушным кляпом, и все, что он теперь мог, это мычать. — Люди без чести. Без совести. Без принципов. Сейчас от страха ты готов на все, но чего стоит твое слово?

Герда очнулась под дождем. Она сидела под деревом, которое, разумеется, не могло укрыть ее от непогоды.

"Ох, мне! — Она с трудом поднялась на ноги и поплелась к зданию, в котором жила. — И еще три раза "Ох!".

Была ночь, и в коридорах главного корпуса было пустынно. Никто никуда не шел. Не было даже профосов на этажах, но откуда-то из левого крыла раздавались громкие голоса.

"У них там, что пирушка?" — Едва переставляя ноги, она все-таки доплелась до своей комнаты, но добраться до кровати не смогла. Где стояла, там и села на пол. Ее одолевала страшна слабость и одновременно терзал дикий звериный голод.

"Хочу есть!" — подумала она, и в то же мгновение прямо перед ней на полу появилась большая керамическая миска с мясной похлебкой. Ломти белого хлеба и ложка лежали на белой салфетке рядом.

Сначала Герда подумала, что у нее не хватит сил даже на то, чтобы взять в руки хлеб и ложку, но все у нее получилось, вот только и хлеб, и похлебка закончились подозрительно быстро. Сил, правда, прибавилось, но голод по-прежнему терзал ее желудок. Герда чертыхнулась, не понимая, что с ней творится, но додумать мысль до конца не успела, заметив "новую перемену". Керамическая миска исчезла, и вместо нее появился серебряный поднос с хорошо прожаренным на вертеле каплуном. Пахло горячее мясо так, что Герда едва не захлебнулась собственной слюной. Она поспешно разорвала тушку руками и, откусив первый самый желанный кусок, начала жевать. Потом увидела, что рядом с подносом стоит бутылка вина и поторопилась наполнить кружку, чтобы запить проглоченное мясо. Ну, а дальше все случилось точно так же, как с похлебкой. Герда и оглянуться не успела, как от каплуна остались одни обглоданные кости. Да и вина в бутылке не осталось. Она было задумалось об этом, но надолго ее не хватило. Силы оставили ее, она прилегла прямо там, где сидела, на пол и практически сразу же заснула.