Главнокомандующий.

Так что сейчас, стратегия расширения Человеческой Общности выглядит следующим образом — мы медленно летим сквозь пространство, находим подходящие планеты, строим источники энергии, ставим там кабины Перехода, и... все!!! Теперь очутиться чуть ли не на противоположном конце галактики, так же просто, как и из Европы "перейти" в Америку. Ну конечно, в реальности это все намного сложнее, и любой работник Службы Перехода, с удовольствием прочитает вам по этому поводу многочасовую лекцию. (Причем сложность не в энергозатратах, хотя они и колоссальны, а в точности наведения). Но обычный обыватель, входящий в кабину, и нетерпеливо переминающийся там целых двадцать, а то и тридцать секунд, особой разницы не замечает. Перекидывать грузы большой массы, конечно же значительно сложнее, особенно в космосе. Там приходится раскидывать целую сеть установок, выставлять их относительно центра с филигранной точностью, синхронизировать работу установок, учитывать еще сотни мелочей типа траекторий, и гравитации всех космических объектов солнечной системы, или нестандартные излучения...

Но, в общем-то, перекидывать небольшой внутрисистемный космический корабль, мы уже научились, так что не за горами то время, когда сможем перекидывать и настоящие огромные корабли. Хотя какой в этом смысл — быстрее летать от этого они не станут.

Скорость современных кораблей, ограничивается мощностью суперреакторов. Мощностью и надежностью. Ведь теоретически — суперреактор вечен, если работает в оптимальном режиме. Но его мощь можно увеличить, если разогнать суперреактор до критических показателей. В таком состоянии, он за несколько суток, сожжет десятилетний запас топлива, придет в полную негодность, но зато разовьет скорость в 200-250с. Через пару-тройку полетов, реактор придется поменять, что весьма недешево, даже по меркам Человеческой Общности. Именно по этому принципу и устроены Курьеры.

И при всем вышесказанном, эти корабли редко простаивают в местах приписки. Ибо очень часто, долгий полет на обычной скорости оказывается куда дороже, чем замена суперреактора. Работа для Курьеров и их пилотов находилась всегда. И потому — служба на них считалась не только дьявольски тяжелой, но и крайне почетной. Один месяц на такой работе, засчитывается как три. И я получил эту работу, как лучший выпускник Академии за последние семьдесят лет.

Тут уж, трудно не вспомнить последние полгода моей учебы в Академии. К тому времени я уже давно не был тем несчастным салагой, который чуть не разрыдался из-за утраченных волос.

Нет, к тому времени я был абсолютной звездой, любимцем сержантов и офицеров, авторитетом для сокурсников, и кумиром молодняка.

Школа, через которую прогнал меня дядя Пантелеймон в детстве и юности, дала свой результат. — В сущности, если убрать некоторую наносную показушность, уровень дисциплины которого придерживались в Академии, (не говоря уж об ВС), был не в пример мягче тех правил, к которым приучил меня дядя.

К "лишениям быта", я привык довольно быстро, обнаружив, что для нормального сна, достаточно кровати максимум в метр шириной. А здоровая усталость, прекрасно компенсирует отсутствие контроллера сна.

Что есть "по сигналу", совсем не страшно.

Что носить одинаковую со всеми одежду — даже удобно, поскольку не приходится задумываться о том, что надеть сегодня. И что если ты с утра до вечера загружен работой — отсутствия Инфора и иных развлечений становится незаметным.

И даже самое трудное — стать частицей коллектива, перестав ощущать себя уникальной, единственной-неповторимой в масштабах всей вселенной Индивидуальностью — это отнюдь не признак деградации и возвращения в пещеры, а некая ступенька вверх, и шаг на эту ступеньку, тоже оказывается может приносить радость.

Ну а физические нагрузки я переносил достаточно легко, благо и здоровье было в порядке, да и МедБлок Академии, был оборудован получше иного МедЦентра целой окраинной планеты. ...Помнится как-то во время спарринга, Герасим пробил мне ножом грудную клетку, проткнув легкое, и рассек сердце почти надвое — так реанимация заняла около двух часов. А уж обычная физическая усталость — тут снималась за пару минут.

Все это позволяло тренироваться до изнеможения. До остановки сердца. Благо Реаниматор не просто возвращал тебя к жизни, но и "перестраивал" организм таким образом, чтобы в будущем, подобные нагрузки переносились с легкостью неторопливой прогулки по скверу...

В лучшие свои времена, я доходил до того, что за двухчасовую тренировку, умудрялся дважды, (а пару раз и трижды), побывать в реаниматоре, причем не из-за ранения или травмы, а из-за чрезмерных нагрузок. А после, спокойно шел в тренажерный зал, изучать теорию.

По сути — при современном уровне Медицины, вопрос тренировочных нагрузок был лишь вопросом силы воли. Если воли хватало переступить через себя и сделать невозможное — ты это делал. Иногда от этого можно было даже умереть. Но в наше время — смерть это еще не смертельно.

Я это быстро понял и себя не жалел. Да и что там говорить — если на тренировке ты смог избежать реаниматора — будешь ходить весь день уставшим, а так — полежал полчасика, и выходишь полный сил и энергии.

Впрочем, меня быстро притормозили. Сначала офицер-психолог провел со мной серию бесед, выясняя, нет ли у меня тяги к самоубийству. Оказалось, что нет. Просто мой разум способен подавить даже инстинкт самосохранения.

...И называлось это — "реанимационной зависимостью". (Есть и такая болезнь оказывается). И от нее надо срочно излечиваться, причем — без реаниматора.

Мне было объяснено, что подобное поведение приучает меня к неадекватной оценке собственных сил. Ведь не буду же я всю свою жизнь проводить возле реаниматора? После чего, моему сержанту-наставнику было приказано укладывать меня в реаниматор, только в случае травм и ранений. После нескольких "ломок", я стал куда более осмотрителен с выбором нагрузок. Но к тому времени, мое тело уже обросло мощной, но подвижной мускулатурой, стало гибким, а реакции убыстрились до немыслимых ранее скоростей.

Но все это конечно были игры. Пусть полезные, но игры. Однако и в основных дисциплинах я блистал, радуя своих учителей. — Мне, вошедшему в сотню лучших выпускников по планете Земля, это было несложно. Благо все обучение сводилось в "приспособлении" старых теоретических знаний, к новым необычным условиям.

В общем — что ни говори, а хорошее это было времечко. — С одной стороны — занят весь день, пользуюсь авторитетом среди сокурсников и уважением педагогов, а с другой, — еще ни за что толком не отвечаю, и по сути, провожу большую часть времени играя на симуляторах, и при этом могу честно говорить, что занимаюсь серьезным делом.

Ну а спустя пару месяцев после Присяги, я стал Командиром Курса. Тут я впервые вкусил горько-сладкий хлеб руководителя. — Ко мне обращались за помощью, со мной советовались. Меня даже использовали как третейского судью, при разрешении споров. А когда Зухра, с которой я вообще-то не был особенно близок, попросила совета в отношении своего будущего именно у меня, будто я какой-то офицер-психолог... Ну как тут не вообразить себя Богом, всеведущим и всезнающим?!?!?!

Окружающий мир был прекрасен, несмотря на все свое уродство. Будущее рисовалось в ярчайших и наисветлейших красках. А офицеры-наставники, вовсю рисовали мне схемы карьерной лестницы, по которой я смогу добежать до Сияющих Вершин в наикратчайшие сроки. ...Только не говорили, какой геморрой вызывает пребывание на этих Вершинах.

В общем — закончив Академию первым на курсе, я имел выбор между тремя, наиболее престижными должностями.

Мне предлагали Штаб, должность Специалиста по Вооружению, и пилота Курьера. Причем все они, сразу давали право на четвертую гражданскую категорию, и это при том, что мои товарищи, получали лишь условно-третью.

Я выбрал Курьера, поскольку это показалось мне наиболее романтичным. И не прогадал. За эти полгода, я побывал на десятках разных планет, причем не тех, куда можно пройти через кабину Перехода, а едва освоенных, а то и вообще — абсолютно диких. А еще во время этих полетов, я смог пообщаться с самыми интересными людьми среди всех Служб. Именно с теми, кто занимается самой, что ни на есть, настоящей, и даже опасной работой, или занимает наиболее высокое положение в рейтинге Служб. Да что там говорить — однажды я даже "подвозил" собственного дядю. Да, да, — того самого, Пантелеймона Цереновича.

А уж свести "приятные знакомства" с ребятами из Служб Перехода, Дальней Разведки, Медицинской Службы, Строительной Службы и прочих..., все это было более чем интересно и полезно. Поскольку за время "сидения" в каюте, мы успевали поболтать о многом, и так я узнал много полезного о специфики работы других Служб. Что в конечном итоге, оказалось для меня очень полезным спустя четыре года...

В общем-то, когда я вывел Курьер за орбиту самой дальней планеты системы, проложил маршрут полета, и врубил двигатель Аль Хусейна на полную — делать в кабине больше было нечего.

Но и уходить из нее не хотелось.

...Хотя... Кого я обманываю?

Здесь в кабине — я был царь и бог. А там, я снова стану нелепым Колей Кукуевым, который вынужден отбиваться от наскоков разных там гражданских, и терпеть их наезды и претензии.

Но сидеть в кабине не имело смысла, да и по правилам, я обязан был проверить своих пассажиров. ...Тех самых — гражданских.

Так что — встал и пошел. Естественно, для начала в самую ближнюю каюту, где располагались мы с Сидором.

Естественно, вопреки правилам — его там не было!

Естественно он торчал в каюте девушек!

Естественно он сразу— "Как только я понял, что включились маршевые двигатели Колечка", — отправился сюда, чтобы... — "Проверить, как там наши девочки перенесли старт".

А от моих слов насчет того, что это Моя обязанность проверять пассажиров, в том числе и Его, — он отмахнулся со словами. — "Ну я же уже летал на этих кораблях...".

Мне хватило выдержки пригласить его вместе со мной проверить Полуэкта, и уже в коридоре вставить большой и конкретный пистон. Аргументируя это тем, что дескать на корабле и так полно безалаберных гражданских, и если еще и он будет подрывать мой авторитет игнорируя приказы и нарушая технику безопасности — наш полет может окончиться весьма трагически. Сегодня он решил выйти из кабины до официального разрешения, а завтра какой-нибудь Фариде, взбредет в голову понажимать кнопки на пульте управления кораблем. Взрыв будет ярким, но беззвучным — звуковые волны в вакууме не распространяются!

Он счел мои обвинения справедливыми, и обещал впредь так больше не делать.

Я его извинения принял, но вину не простил, и отправил отрабатывать свой грех на камбуз, а сам пошел к Полуэкту.

А вот этот был паинькой. Он до сих пор лежал, пристегнувшись к противоперегрузочному креслу. Я отстегнул его, спросил нет ли жалоб и пожеланий, и не слушая ни тех ни других — сурово напомнил, что во время полета запрещено снимать скафандр.

Он робко попробовал вякнуть по этому поводу, но я порекомендовал ему сначала самостоятельно поискать в Сети симптомы лучевой болезни, или фотографии трупов людей скончавшихся от этого заболевания, прежде чем начинать очередную кампанию за свободу самовыражения.

Я правда сомневаюсь что в Сети можно отыскать что-то подобное. Да и сам, честно говоря с такими ужасами не встречался, но зато читал мемуары Хиллари Вондрачековой, — которая до того как сменить пол и стать террористкой, была опытным исследователем космоса и повидала там всякого. В том числе и трупы. Которых и описала в своих дневниках столь выразительно, что Полуэкт сразу заткнулся, едва прослушал мой вольный пересказ мемуаров великой женщины, чья беспощадность и героизм, отобрали у мужчин право называться сильным полом.

Он вообще как-то присмирел, если не сказать стух! И голос стал тише, и интонации не столь выразительны. И даже осанка, не такой прямой и надменной как раньше, (хотя может, так казалось из-за скафандра?). А главное — из глаз исчез этот блеск победителя и вершителя судеб.

Видимо, сия метаморфоза случилась с ним в результате разговора с дядей Пантелеймоном, или из-за новой прически, а может — непривычного окружения. Первый полет на Курьере, всегда действует на новичков угнетающе. Тут тебе и неприятная вибрация, и тяжесть скафандра, и понимание того, что в сотне метров от тебя находится взбесившийся суперреактор, которого лишь точная автоматика удерживает на грани взрыва. Взрыва, способного разнести вдребезги нашу старушку Луну.

Но присмиревший Полуэкт нравился мне куда больше, чем прежний — самодовольный и всюду сующий свой нос. Так что я не стал выяснять причины его депрессии, и уж тем более — пытаться лечить ее, а просто пригласил на камбуз, пообедать.

Вообще-то, на Курьерах камбуза нет.

Камбузом на Курьерах, называли аварийную палубу, на которой было достаточно места, чтобы разместить там всех пассажиров корабля, и попасть на которую, можно из любой каюты.

Секрет был в том, что аварийная палуба, при случае, могла отделиться от корабля, становясь аварийной капсулой. А следовательно, именно на ней хранились все запасы продуктов, имелись жилые модули, и стояли регенерационные установки.

Немного технических деталей; — двигатель Аль Хусейна не толкает корабль сквозь пространство. Он проносится через него сам, и захватывает вместе с собой все предметы в радиусе 151,4 метра. И потому, любой космический корабль, имеет форму шара, как наиболее оптимальную.

На Курьерах, в центре, естественно находился двигатель Аль Хусейна, вокруг него — запасы топлива, в самом низу этого шара стояли фотонные и планетарные двигатели.

Над центром, располагался толстый изолирующий слой, потом небольшой грузовой трюм, а на самом верху, — жилой отсек. Над жилым отсеком — находилась спасательная палуба, которая, в случае если автоматика не справится с разбушевавшимся суперреактором — отстреливалась в космос вместе с теми пассажирами, что успели на нее подняться. А подняться на нее, можно было из любого жилого помещения корабля, включая коридоры и гальюн. И потому — спасательная палуба была самым просторным помещением Курьера. А поскольку и запасы харчей, тоже находились на ней, по традиции, она становилась и общей столовой, и кают-компанией, и спортзалом.

Когда я показал Полкэкту, как подняться на Камбуз из своей каюты — Сидор уже успел приготовить обед. Да и как было не успеть, если питаться в скафандре высшей защиты можно только спецканцентратами — тюбики которых, вставлялись в специальные держатели скафандра. Во время транспортировки от держателя до мундштука, ("соски", как мы его называли), содержимое тюбика подогревалось, что было немаловажным, поскольку в вакууме, случается, бывает холодно. Так что вся готовка обеда, заключалась в том, чтобы достать соответствующие тюбики со склада.

Я начал было вставлять тюбик в держатель скафандра, как вдруг понял, что нам тут резко не хватает женского общества.

— Сидор, а ты объяснил девушкам, как подняться на Камбуз? — спросил я своего не в меру прыткого родственника.