Время шло, толпа росла. Рабочие доделали сцену, отогнали грузовик в тень и заснули. Появилась полиция: два автобуса выплюнули на небольшую площадку несколько десятков здоровяков в броне и шлемах. Они выстроились в цепь перед сценой и отогнали сторонников Юнгера. Кто-то запротестовал и незамедлительно получил дубинкой по хребту: я заметил лишь, как в воздухе мелькнуло что-то чёрное — и человек в костюме свалился под ноги копов. Впрочем, ненадолго: через пару секунд его подобрали и увели.
Я усмехнулся:
— Да уж. Народный избранник.
— А что им оставалось делать? — откликнулся Эрвин. — Он сопротивлялся. Это незаконно.
— Боже, — скривился я. — Какого же чмошника из тебя слепили…
На часах было без пяти минут десять, а Юнгер всё ещё не показывался. С крыш автобусов в воздух поднялись два дрона и принялись хищно кружить над толпой. Ни дать ни взять — стервятники, приметившие умирающую антилопу.
— Вижу! Вижу! — неожиданно вскрикнул Эрвин. Я тут же пнул его по ноге:
— Чего орёшь, придурок?.. Где?
— На десять часов.
Да, похоже, главное действующее лицо соизволило, наконец, появиться. Кортеж небольшой — длиннющий чёрный лимузин и всего пара электрокаров сопровождения.
— Скромненько, — пробормотал я. — В прошлый раз у него разве что атомной бомбы не было.
Вот кортеж спускается по развязке и даже стоит на светофоре, когда загорается красный. Ну ничего себе, какой законопослушный молодой человек. Я вспомнил, как разлетались во все стороны хибары аборигенов и почувствовал, как крепнет желание всадить пулю в башку этого лицемерного мудилы.
Лимузин приближается к парковке, едет вплотную к сцене по коридору, организованному копами. Останавливается. Открывается дверь и… Вот этот парень. Мешковатый костюм, открытая улыбка, тщательно отрепетированные жесты, руки, поднятые в приветствии. Надо же: он даёт пять первым рядам! Даже неграм. И на лице совсем не видно брезгливости: хотя лично я побоялся бы прикасаться к обитателям трущоб. Неизвестно, какая зараза там водится, и известна ли она вообще учёным.
Самое трудное в моей работе — ждать. Лежать без движения, когда от напряжения нервы начинают искрить, а сердце захлёбывается адреналином и кровью.
Меня так и тянуло вытащить винтовку из-под плащ-палатки и сделать дело, но пока рано, очень рано. «Клиент» слишком много двигается: ходит туда-сюда, раздаёт пятюни, машет руками, пытается сойти за своего парня. Стрелять сейчас — значит промахнуться. А вот когда он взойдёт на трибуну и начнёт вещать, когда его башка будет относительно неподвижна, — тогда и наступит тот самый момент.
Юнгер потратил почти полторы минуты на предварительные ласки толпы, и я за это время чуть не рехнулся.
Эрвин под боком кряхтел и сопел, как будто страдал одновременно от простуды и ревматизма.
— Карточку! — потребовал я. — Дистанцию, ветер! Докладывай.
— Погоди, ещё составляю.
— Да сколько можно?! — зашипел я. — Он уже вот-вот начнёт!
— Если не будешь отвлекать, я всё сделаю намного быстрее. Спасибо!
«Фпяфибо», — мысленно передразнил я его. Ох и аукнется моему напарнику этот тон, когда мы закончим… Как же хорошо, когда рядом есть тот, на ком можно сорвать злость и за чей счёт самоутвердиться.
— Лови!
У меня перед глазами повисло уведомление о входящем файле. Я открыл его и дополненная реальность показала всё, что посчитал и отметил Эрвин. Копы, дроны, машины кортежа и сам Юнгер обозначены. Ветер учтён. «Неплохо, очень неплохо. О, а вот этих ребят я и не заметил. Надо же…»
Снайперская пара пряталась за огромными пластиковыми буквами на крыше торгового центра. Однако они не представляли опасности, поскольку наблюдали за толпой.
— Молодец, — похвалил я Эрвина. — Всё здорово. Только расстояние… Ты уверен, что до него шестьсот пятьдесят метров? Я бы дал все восемьсот.
— Да, уверен, — отозвался напарник. — У меня хороший дальномер.
Юнгер, помеченный как высокопоставленный офицер — огромной золотистой звёздочкой над головой, взошёл на трибуну, снова поприветствовал толпу и принялся говорить.
Я настроился на трансляцию.
— Вы все тут собрались потому, что устали от несправедливости!..
Включились спецэффекты. Пространство, окружавшее парковку, стало идеально-белым, а по обе стороны от сцены повисли подавляюще огромные синие полотнища флагов с белыми инициалами Юнгера. Они красиво реяли на несуществующем ветру. На таком фоне кандидат в мэры выглядел как настоящий спаситель.
Что ж, похоже, сейчас самое время.
Сердце колотилось так, что едва не проламывало грудную клетку. В глазах темнело. «Спокойно, старик, спокойно».
Я потянулся за винтовкой, откинул плащ-палатку…
— О!.. Эта! Глянь! — меньше всего я ожидал, что за спиной раздастся чей-то голос. Душа ушла в пятки, а тело словно ошпарили кипятком.
Мы с Эрвином медленно оглянулись. На нас смотрели два бледных подростка почти неотличимые друг от друга. Зелёные дреды с вплетёнными проводами, огромные тени под глазами, футболки с рисунками — сплошь пентаграммы, кишки, шестерёнки, кресты и черепа. На висках разъёмы для подключения внешних устройств.
— Привет! — судя по второму голосу, один из этих подростков был женского пола. — А чего вы здесь делаете?
«Обдолбаны», — понял я. Впрочем, несмотря на понимание, я совершенно не представлял, что делать дальше. В голове звенела пустота, к такому повороту я не был готов. Пауза затягивалась.
Но тут внезапно на помощь пришёл Эрвин.
Он перевернулся на бок, положил ладонь мне на задницу и несколько раз крепко сжал.
— О-о! — захихикал первый подросток. — Окей! Мы уже уходим! Удачи!..
Детишки развернулись и скрылись за переплетением ржавых труб. Мы неотрывно глядели им вслед. Повисло очень тяжёлое молчание.
— Убери нахрен руки! — взвизгнул я и оттолкнул Эрвина.
Тот примирительно поднял ладони:
— Прости! Прости! Я убрал!
— Пиздец! — прорычал я. — Просто… Пиздец!
— Спокойно, Маки! Не кричи! — пытался утихомирить меня скаут, но я бесновался в самой настоящей истерике:
— Сам спокойно! Сам успокаивайся, кретин! Всё же чуть не сорвалось! — меня трясло.
— Да я-то спокоен! — возразил Эрвин. — Это ты орёшь на весь Корп! Ничего не сорвалось, расслабься! Тише! — однако его слова взбесили ещё сильнее. Я чуть не набросился на напарника с кулаками, но в последний момент взял себя в руки и врезал по бетонному парапету. Боль отрезвила. С костяшек закапала кровь. Удар был настолько силён, что показались мои кости — на солнце сверкнул металл.
— Пока ты будешь психовать, Юнгер уже закончит! — язвительно прозудел над ухом Эрвин.
— Всё нормально, — я выдохнул и обмяк на плащ-палатке, спрятав лицо в ладонях. От ткани пахло нагретой пылью и горьким дымом. — Нервы ни к чёрту. Ничего, сейчас мы его…
Металлические сошки царапнули бетон, тёплый шершавый пластик рукояти лёг в ладонь, приклад упёрся в плечо. Я сверился с показаниями, полученными от напарника, взял упреждение, подкрутил прицел...
— Погоди, — остановил меня Эрвин.
— Что опять?..
— Я хочу перепроверить ещё раз.
У меня задёргался глаз.
— Хорошо, — просипел я. — Перепроверяй.
«Спокойно, Маки, придушить второго номера перед выстрелом — так себе идея».
— Ага. А ты пока приди в себя. У тебя руки дрожат, — напарник кивнул на мои ладони.
Он был прав: меня не на шутку лихорадило. Чтобы отвлечься, я улёгся поудобнее и уставился на Юнгера. Надо сказать, говорить он умел. И публику заводил не хуже рок-звезды или лидера секты. Гнев, надежда, радость, страх, воодушевление: этот парень жонглировал человеческими эмоциями, как клоун на детском утреннике — шариками. Удивительно: он говорил полную хрень, но эмоционально я был точно так же в его власти, как и несколько сотен слушателей внизу.
Возможно, всё дело было в спецэффектах: вокруг него всё кипело, и мир то ходил ходуном и горел под ногами колонн безжалостных солдат, то замирал в траурном молчании, то загорался светом столь чистым и ясным, что наворачивались слёзы.
— Но это же бред! — не выдержал я.
— Что именно?
— Да всё! Всё, что он говорит. Он даёт невыполнимые обещания. Уменьшение налогов, но при этом бесплатная медицина, образование и дотации на жильё. На какие деньги? Уменьшение власти корпораций — это просто смешно. Борьба с коррупцией и полицейским произволом — вообще стандартная фигня, которая работает с любым избирателем. Устранение системы районов — интересно, как он приведёт всё к единообразию? Снесёт Корп и построит заново?.. Это же полная чепуха! Консерваторам обещает стабильность, левым — изменения. Апгрейдеров заманивает тем, что протезирование и трансплантация войдут в обязательную медстраховку, а всяким верующим втирает, что люди должны оставаться такими, как их создал бог, и они не обязаны оплачивать своими налогами чужие причуды. Вон! Слышишь?.. Он пять минут назад говорил, что против абортов. А сейчас — что женщины вольны распоряжаться своим телом. Кто его туда пустил? И почему толпа до сих пор его не растерзала?..
Эрвин прислушался.
— А по-моему всё логично, — пожал он плечами спустя несколько секунд.
Я закатил глаза:
— Ладно, забудь. Ты пересчитал?
— Ага, — новый входящий файл. Изменения незначительны, но в моём деле мелочей не бывает.
— Чудно, чудно...
«И раз, — я выкрутил увеличение в глазу на максимум. Идеально-слащавая рожа Юнгера казалась такой близкой, что хотелось отложить винтовку и двинуть по ней. — И два… — прицел, упреждение, глубокий вдох. Палец на спуске, слегка надавить, почувствовать упор. — И три!»
Бах!
Приклад толкает плечо, из ствола вырывается серое облачко газов.
Я слежу за пулей так внимательно, что весь остальной мир перестаёт существовать. Сейчас этот кусочек металла — самое важное, что есть в моей жизни.
Небольшая дуга, ветер смещает пулю чуть левее, но это хорошо: так мы с Эрвином и рассчитывали. Ещё немного. Совсем капельку и дело будет сделано. Совсем немного и…
Мимо.
Я не поверил своим глазам.
«Что? Как?..»
Юнгер и глазом не повёл: я промазал на несколько метров, он и не заметил, что рядом что-то прожужжало.
— Да твою мать! — прорычал я и снова приник к оптике.
— Маки, стой! — вскрикнул Эрвин.
— Ни хрена! — я скорректировал прицел и глубоко вдохнул.
— Нас уже наверняка обнаружили!
— Плевать! — «Значит, ещё немного ниже и правее…»
Эрвин толкнул винтовку и выбил её у меня из рук.
— Не надо! Пошли отсюда! — проскулил он, и мне всё стало понятно.
— Ах ты мелкий!..
— Ты не должен его уби… — начал говорить напарник, но я схватил его за волосы и как следует приложил лицом о бетон.
— Коз-зёл! — процедил я, устанавливая винтовку на прежнее место. Козёл всхлипывал, скрючившись и утирая кровавые сопли. Впрочем, тут никто, кроме меня, не виноват. Сам старый дурак: доверил важнейшую часть дела этому придурку. Расслабился, думал, он заинтересован помогать. Тоже мне… Скаут.
Второй выстрел.
— Давай, дава-ай! — молил я.
И опять мимо!
Если точнее — в сцену прямо под ногами Юнгера.
— Сука! — заорал я, брызгая слюнями и стискивая рукоять винтовки так, что пластик жалобно трещал под моими пальцами. — Сдохни!
Палец нажал на спуск с такой силой, что едва не погнул триггер.
Третий выстрел.
За время, пока летела пуля, Юнгер успел удивлённо поглядеть на место попадания, наклониться, выпрямиться и округлить глаза в ужасе. Пуля попала в шею. Я видел, как в воздух взметнулись осколки, брызнула тёмная жидкость, и голова кандидата в мэры, отделившись от тела, упала куда-то за трибуну.
— Да, сучка! — оскалился я и издал победный рёв первобытного охотника на мамонтов. — Да!.. Эрвин! Всё, хорош валяться! Отходим!
11.
— Бегом-бегом-бегом! — мы неслись по крыше цеха, спотыкаясь о мусор и арматуру. Эрвин передвигался нелепыми скачками из-за того, что спотыкался о плащ-палатку, которую я не разрешил оставлять. Сложить её он, конечно же, не догадался.
Нас нагоняли назойливый шелест винтов и басовитое жужжание электромоторов, которые я не столько слышал, сколько ощущал загривком. В любую секунду я ждал щелчка браслетов и вознесения, однако не собирался давать дрону ни единого шанса. Резко развернувшись и прижав приклад к плечу, я поймал полицейскую «птичку» в прицел. Коптер был намного ближе, чем я ожидал: пикировал, широко распахнув свои удушающе крепкие объятья. Я запаниковал, но автоматизм и мышечная память оказались сильнее испуга: палец сам нажал на спуск, ахнул выстрел — и дрон, получивший пулю куда-то в центр масс, свалился на бетон, рассыпая искры и источая жирный чёрный дым.
Второй коптер, отставший от невезучего напарника примерно на сотню метров, камнем упал вниз, спасаясь от обстрела, и затерялся где-то ниже уровня крыши. Спокойствия это не прибавляло: чёртов стервятник мог напасть откуда угодно.
На моих глазах Эрвин всё-таки споткнулся и покатился по крыше, барахтаясь и запутываясь в плащ-палатке. Пока я добежал до напарника и остановил, он стал похож на кокон. Как бы мне хотелось, чтобы из него появилась прекрасная бабочка, но увы — после бесценной минуты, потраченной на попытки размотать получившийся кебаб, на свет показалась знакомая бледная кислая рожа.
— Живее! — я рывком поднял неудачника на ноги, повернул спиной к себе и со всей накопившейся ненавистью отвесил пинка. Плащ-палатку пришлось самому кое-как складывать и запихивать в рюкзак прямо на бегу, но я справился куда лучше экс-скаута. От Эрвина в нынешнем состоянии были одни неприятности, и потому в этот момент он раздражал больше, чем когда-либо. Вообще после всего случившегося у меня мелькала мысль пристрелить напарника за подставу, но сейчас он был необходим — на случай столкновения с полицией или, не дай бог, мясниками из спецназа Корпораций.
Мы лавировали между трубами, балками, решётками и коробами, стараясь добраться до лестницы, но не успели.
Загрохотала очередь, и я нырнул вперёд, сбивая Эрвина с ног и закатываясь вместе с ним под странную конструкцию, похожую на бочку, крест-накрест обвитую арматурой. Над головой пронёсся огненный шквал, срезавший две сваи из четырёх, поддерживавших наше убежище. С оглушительным скрипом и стоном разрываемого металла, бочка завалилась на бок и рухнула, подняв тучу пыли, но мы с напарником вовсю работали локтями и коленями, отползая под прикрытие бетонных плит и коробок вентиляции. Всё тело ныло и саднило: интерфейс недовольно затрезвонил и повесил перед глазами карту повреждений. Спина и ноги изранены мелкими осколками, но, к счастью, они не красные, а всего лишь оранжевые, а значит, можно и потерпеть.
— Что это?! — завизжал Эрвин, когда мы оказались в более-менее безопасном месте. — Это вертолёты?! Вертолёты, да?
Конечно же, это были вертолёты. Верней, пока только один. «И если бы ты, мудила, не споткнулся, мы уже были бы в цеху, под прочной крышей».
