-Ну, когда я ушел оттуда, они выпили треть литровой бутылки водки. Такими темпами им ее еще минут на пятнадцать хватит точно, — Ленька поглядел на свои наручные "свотч".

-Так, тогда ты извини, но магазин закрывается, — хозяин передал Леньке плотный пластиковый пакет для переноски коробки с патронами, и начал активную деятельность по свертыванию торговли. Впрочем, она заключалась в гашении ламп и активации сигналок.

Ленька же попрощался и пошел на вокзал, уточнить сроки отбытия автомотрисы в "конец путей". Все-таки график движения здесь скорее предполагаемый, чем обязательный, стройка дороги постоянно коррективы вносит.

Вот и сейчас, едва он вступил на гулкий дощатый перрон, и спросил у дежурного по станции, пожилого мексиканца, насчет автомотрисы, как тот его не то, чтобы огорошил, но скорее озадачил:

-Нет, сеньор мастер, — Ленька при подходе к вокзалу нацепил бейджик фирмы. Так проще, все-таки вокзал пока принадлежит компании. — Сегодня мотрисы не будет, но пойдет состав в двадцать один час. Разумеется, ваш билет на нем действителен, — и мексиканец приложил к кэпи два пальца.

— Gracias, — поблагодарил служащего Ленька, и пошел обратно, решая, чем же ему занять освободившиеся три часа. Поглядел на холм за городом с вышкой радиостанции, и пошел в книжный. Нужно учебник радиста купить с азбукой Морзе. Мало ли как жизнь может вывернуться...

Старый паровоз неторопливо тащил по ночной саванне небольшой состав. Четыре цистерны с дизтопливом, с десяток платформ с техникой и расходниками, и три пассажирских вагона. Луна с интересом смотрела на игру теней от дымного хвоста из трубы паровоза, а многочисленные антилопы на всякий случай отбегали от путей метров на восемьсот. Двуногие уже приучили их к тому, что могут причинить боль, или убить издалека из своих плюющихся огнем и свинцом трубок.

Ленька кемарил в углу скамьи, забросив ноги в снейк-бутсах на соседнее сидение и слушая в наушниках плеера старую запись-сборник. Коробки с припасами стояли под сидениями, а Сайга-308 лежала на коленях со сложенным прикладом. Рядышком пятеро мужиков резались в привезенного русскими "подкидного", со смехом отбивая картами по носу проигравшего. В начале вагона трое парней что-то напевали под треньканье банджо и пиликанье губной гармоники. Колеса состава мерно отбивали на стыках свое "ту-дух", поезд чуть покачивался. И шел в ночь, разгоняя тьму впереди светом своего прожектора. Неторопливо и уверенно.

Примерно через сотню километров Ленька проснулся. Выпитое и съеденное за день дало о себе знать, так что он пошел в конец вагона, к "удобствам". Минут через десять он вышел на открытую площадку меж вагонов, вытирая руки бумажным полотенцем. Вытерев, бросил смятую бумагу в высокую урну в углу, прикрепленную к стене.

Минут тридцать Ленька стоял, облокотившись на поручни, очарованный ночной саванной. Несколько раз к нему выходили мужики покурить, и возвращались в вагон, стараясь ухватить пару часов сна, все-таки завтра, точнее уже сегодня, на работу. А Панфилов так и стоял на качающейся над проносящимися шпалами площадке. Потрясающе красивые места здесь, это насколько красивее должно быть на Севере, если все летуны его так хвалили?

Внезапно небосвод прочертила яркая полоска с разгорающимся огненным шаром в голове. Над саванной вспыхнуло ярчайшее сияние, ослепив зажмурившегося Леньку, гулко шарахнуло звуковой волной, и вскоре по саванне и поезду ахнуло волной ударной. Ослепший парень полетел куда-то спиной вперед.

Когда Ленька проморгался и немного очухался, то обнаружил, что сидит на заднице на краю площадки, уперевшись спиной в решетку. Поезд же практически остановился, видимо кто-то стоп-кран рванул.

-Ох, мать! — выпрямляясь, Панфилов схватился за спину, капитально ушибленную об Сайгу-308, попавшую между решеткой и спиной. На всю спину синячище будет, скорее всего. Да и голова болит, шарахнулся об решетку. Счастье то, что белая каска, которую Ленька одел, войдя в вагон, спасла от рассечений, — что это такое было? Тунгусский метеорит? И кто там орет?

Впереди, примерно во втором вагоне, кто-то кричал благим матом, дико и страшно. Поезд наконец встал, коротко лязгнули успокоившиеся сцепки.

Наконец сумев выпрямиться, Леонид шагнул к двери вагона и открыл ее.

— Нифига себе, Мамай прошел! — в окнах вагона не хватало половины стекол, осколки которых блестящим градом разлетелись по сидениям и полу, осыпав мужиков. Непонятно почему, но производитель вагонов поставил каленое стекло на окна, и только потому народ не был сильно изрезан, если не считать десятка кровоточащих порезов на лицах и руках мужиков. Парень, игравший на банджо, сейчас сидел на полу и баюкал на весу свою руку. Сам музыкальный инструмент разлетелся вдребезги, видимо музыкант налетел на него так же, как и Ленька на свой карабин.

— Так, похоже, в вагоне я старший, — Ленька осторожно потер голову, где на ушибе под каской уже выросла внушительная шишка. — Ну и выходные! То Аверьян умер, то болиды падают. Ладно, за дело. Внимание, кто серьезно ранен?— крикнул Ленька, и подошел к пареньку — музыканту...

Примерно через час машинист, проводник, Ленька и еще один из мастеров обошли поезд.

-Ну что, джентльмены? Трогаемся? Шпалы на платформу закидывать пускай кампания грузчиков высылает для погрузки, — машинист потрогал опухшую скулу, которой приложился об стенку паровоза. — Итак, час потеряли, и связаться ни с кем не могу, похоже, рацию повредило.

-Поехали, — согласился Ленька, а остальные кивнули. — Чем скорее приедем, тем скорее Паркера и контуженных в больницу отправим.

Во втором вагоне кричал мужик, которому стеклянным крошевом очень сильно повредило глаза. Учитывая, что врачей в поезде не было, и прикасаться к иссеченному лицу мужика было просто страшно, то ему забинтовали лицо прямо поверх порезов, надеясь на то, что серебряная сеточка не даст присохнуть бинтам к ране. И руки мужику привязали к поясу, чтобы в лицо не лез. Жутко это было делать, но пришлось. Теперь Паркер сидел и выл на одной глухой ноте, качаясь на скамье.

Трех мужиков, вышедших покурить на грузовую платформу, шарахнуло так, что лни сейчас были без сознания. В отличии от Леньки, которого частично прикрыл вагон, они словили всю мощь ударной волны, и что с ними будет, не знал никто из уцелевших.

Музыканту сломало руку, и ему сделали импровизированную шину из его же новенького журнала с фотками голых девиц, отснятых на прошедшую годовщину Русской Армии. Причем испорченный журнал огорчил музыканта едва ли не больше, чем разбитое банджо.

Остальные отделались небольшими порезами, ссадинами и ушибами, кто примерно как Ленька и машинист, а кто и посерьезнее. Сейчас все ходили в пластыре, парочка лежала в вагонах вроде как с сотрясением мозга.

На одной из платформ снесло штабель со шпалами, скорее всего от резкого торможения. Шпалы разлетелись по саванне, и только чудом не угодили под колеса поезда. Еще сошедшего с рельсов вагона не хватало для полного счастья.

В остальном повреждений крупных больше не было, так, разбитые окна и пара выбитых дверей. На одной из цистерн сорвало плохо закрепленную крышку, хлопнув ею и перекорежив петли. Пришлось увязывать горловину брезентом, и сверху замазывать разведенной с водой красной глиной, не хватало еще пожара от искры из трубы паровоза. Благо и лопата, и вода в поезде нашлись.

К огромному Ленькиному удивлению, его продукты практически не пострадали. Ну, пару яиц разбило, пакет с творогом, который назывался "рикотта" лопнул, и три помидорины смялись. И все, даже клубника целенькая лежала в коробке.

Так что, когда поезд по новой тронулся, Ленька со вздохом облегчения уселся на краешек сидения. Сидеть, откинувшись спиной на что-либо он не сможет еще несколько дней с гарантией, спина сплошной кровопотек. Даже спать на животе придется, скорее всего. Нужно зайти в медблок в "конце путей" обязательно, взять мази из какого-то здешнего растения, синяки хорошо рассасывает.

Через немногим чем более сотни километров прибыли, наконец.

— Три часа ночи, — глубокомысленно заметил Ленька, при помощи Евгения укладывая коробки в служебный вездеход. — Куда там Даллас со Смитом делись? Пошли до горшка, называется.

— Мастер Панфилов — диспетчеру. Тебя к себе Поплавски вызывает в офис. Как понял, прием? — ожила рация в MUUT, моргнув на панели.

-Диспетчер — Панфилову. Понял, буду. — Ленька повесил тангенту на место, и потер ноющую спину. — Так, Жень, придут Керни и Джо, сажай их на задние сидения, и к офису. А я пошел, для чего то потребовался. Пулемет не поломайте! — Ленька повесил на MUTT свой собственный, позавчера купленный за не очень дорого М-60. Может быть, не самый лучший пулемет, но достаточно неплохой, и как раз подвеска под него. А пулемет компании оставил в карьере, дежурным.

-Иди, не беспокойся, я пока этих засранцев подожду и посплю, — и украинец завалился на грубой скамье возле машины. И практически сразу захрапел. Ленька покачал головой, завидуя крепчайшей нервной системе хохла, закаленной горилкой и водкой, и пошел вдоль путей к офисному вагону.

Несмотря на позднее время, или точнее раннее утро, "конец путей" был бодр. Разрушений болид лагерю не принес, но всех разбудил и переполошил. Даже блядский состав, обычно в это время начинающий засыпать, весь светился, а девицы кучковались возле вагонов, нервно хихикали и поправляли нервы "Одинокой звездой", передавая бутылки друг другу. Видимо, мадам Эльза разрешила, у нее вообще-то сухой закон.

-Доброе утро, — заходя в контору, поздоровался Ленька.

— Утро, тем более в понедельник, добрым не бывает! — Поплавски был красноглаз, взлохмачен и зол. — Твои земляки помянули Аверьяна, так сказать. В результате передрались, и трое завтра на самосвалы сесть не смогут, сотрясение мозга. Наверное, спинного. Ничего, после хорошего штрафа они поймут, что это не Россия! И этот астероид, мать его! Один тяжелый с глазами, трое с тяжелой контузией, на вертолете их пришлось в Форт Ли отправлять, один с переломом, сотрясения мозга, всего девятнадцать, целых девятнадцать, ты понимаешь, девятнадцать человек из этого состава не смогут завтра работать и при этом подпадают под страховые случаи!!! Ну кто мог подумать, что идиотский пункт о падении астероида сработает?!!!

Поплавски швырнул на стол карандаш, поглядел на Леньку. Ленька не понимал, почему его волнуют проблемы страховой компании, но помалкивал.

— Твоя спина как? — переключился Поплавски на Леньку.

-Вся в чем-то розовом. И медик дал склянку с указанием мазать ее каждое утро, перед сиестой и вечером, — Ленька оглянулся назад, словно пытаясь разглядеть свою спину.

— Ладно, легко отделался. В общем, для чего я тебя вызвал. Возьмешь с собой этого молодого человека, — начальник строительства кивнул на скромно сидящего в углу невысокого паренька. — Ник О Нил. Он хронограф, ведет записи строительства нашей компании. Не технические, а просто, жизнеописание. Поживет у вас на карьере недельку-другую, пока не решит, что хватит. Мешать не будет, не беспокойся. И еще, у меня разрешения поработать возле "Глухомани" спросил один змеелов, Пит Васильев. Покажешь ему место, где Ар Ви поставить. Мужик хороший, немножко подоит ваших змеюк, у них много яда не убудет. Правда, он чокнутый, но тихий. И змеи его не кусают, что вообще за гранью понимания. Ладно, езжайте, мне еще нужно пережить этот понедельник, — и Поплавски махнул рукой, отпуская Леньку и О Нила.

— Ну, ладно, будем знакомы. Леонид Панфилов, мастер, — выйдя от начальства, Ленька решил, что пора познакомиться и протянул парню руку.

-Ник О Нил, хронограф. — В ответ пожал ему руку паренек, оказавшийся совсем молодым, лет вос— емнадцати. — Веду дневник компании

Это как? — удивленно спросил Ленька.

-Ну, описываю строительство, людей, проишествия. У вас, русских, есть точное слово, "летопись". Именно этим самым я и занимаюсь. Раньше, на той земле, во времена освоения Дикого Запада очень много народу писали дневники. Благодаря этому и тому. Что практически в каждом городке была газета, мы достаточно точно знаем, что именно там происходило. Сейчас же мы живем с другой скоростью. Вот ты часто записи в дневнике ведешь? — Ник повернулся к Леньке.

— Да нет, — удивленно ответил Панфилов, толкая дверь и выходя на улицу. — Разве веду записи в журналах карьера, но это дневниками никак не назовешь.

На улице, поодаль от офисных вагонов, стоял MUТT с Евгением за рулем, и парой работяг на сидениях.

-Так, мужики. Это Ник О Нил, поживет у нас в карьере какое-то время. Познакомитесь в карьере днем. Мешать не будет, если попросит что-либо объяснить, то в свободное время пожалуйста. Ник, работа святое, не отвлекай в это время народ, договорились? Где твоя тачка?— Ленька, кряхтя от боли в спине, залез в вездеход и уселся на край сидения.

— Вон, "Тойота РАВ4", — кивнул на припаркованный метрах в пятнадцати элегантный кроссовер парень. — Насчет всего этого не беспокойся, мастер, я уже два года работаю на компанию. — И открыл дверь своей машины.

-Ник, где этого змеелова искать, знаешь? — вспомнил об еще одном навязанном соседе Панфилов.

— Он нас на выезде из лагеря ждать будет, не проедем мимо, — и паренек захлопнул дверь.

-Ну вот, летописцы как белые люди, с кондиционерами, а мы всем ветрам доступны, — покрепче ухватываясь за борт и ручку на торпедке, пробурчал Ленька. — Жень, езжай аккуратнее, не растряси меня. А то ты любишь " больше газа — меньше ям"!

-Уговорил, черт ты наш красноречивый, — обычно упрямый как сам нечистый украинец аккуратно стронулся с места и поехал в направлении восточного выезда . За ним пристроился кроссовер летописца.

Сразу за концом путей их поджидала видавшая виды грузопассажирская "Газель" с прицепом. Неподалеку, на большом камне, положив на колени АКМ, сидел жилистый мужик в высоких сапогах навроде болотных с приспущенными голенищами. Рядышком лежали пара спаниэлей.

-Доброго утра, — поздоровался с ним Ленька, когда вездеход остановился напротив. — Вы Васильев?

Мужик кивнул, не вставая с камня. Спаниэли же наоборот, вскочили, крутя обрубками хвостов.

-Тогда пристраивайтесь за РАВ 4, и поехали. Сегодня уже ночевать не придется, к сожалению, — и Ленька подавил зевок.

Змеелов спокойно и молча встал с камня, хлопнул рукой по бедру, привлекая внимание собак. Так же молча поднял их в кабину "Газели", сам залез и завел мотор. Вспыхнули фары, осветив проезжавшую мимо тойоту, и грузовичок вырулил вслед за ней, отпустив ее метров на пятьдесят.

27 год, шестой месяц, 30. Вторник. Карьер "Глухомань".

-Самвел, ты понимаешь, это первый мой день рождения, на котором я сам варю борщ. До этого мама или бабушка его готовили, я только помогал. А теперь сам. Хорошо это или плохо? Не знаю. То, что я потерял семью — однозначно плохо. Я их очень любил, всех. И меня до скрежета зубов бесит невозможность отомстить. Они до сих пор и всегда будут в моем сердце, отец, мать, бабушка и дед. Но то, что я жив-здоров — это очень хорошо. Хорошо то, что вокруг отличные мужики, то, что у меня есть интересная работа. Очень хорошо, что есть куда идти, весь мир перед нами, — Ленька перестал резать лук, и свалил нарезанную кучу в чашку. Отнес к бурлящему на очаге котлу, и высыпал туда, помешав поварешкой. Открыл большую сковороду, на которой тушилась свекла с морковкой, чуть-чуть долил бульона, и снова накрыл чашкой. Вернувшись к столу, на котором повар продолжал резать капусту, он налил по небольшой стопочке себе и ему. — Нарушение, конечно, но сегодня можно. Давай, Самвел, чтобы все у нас было хорошо!