Морской волк(том 02, полная версия)

Курс — вест. Идем на позицию.

Подводная лодка U-703, командир Хейнц Байфилд.

Норвежское море, 11 октября 1942 года.

Ослиная задница! Все по-дурацки! При "папе" Денице такого не было!

У него было свято: вернулись живыми — неделя на техобслуживание и регламентные работы и две недели отпуска, хоть домой в рейх, хоть отдыхай как хочешь, любой разгул и удовольствия, какие можешь найти. И награды заслуженные — прямо на пирсе, сразу, без всякой бюрократии. А что такое "жирные годы", объяснить — или вам уже рассказали?

И — нет "папы", попал под гнев фюрера. Только вернулись с битвы при "Тирпице". Что это такое? Это когда, вместо охоты на "восемнадцатый" конвой, тебя посылают за орденами и победами, драться с британской эскадрой. А тут лишь торпеды с дальней дистанции, и скорее убегать, пока асдиками не засекли. Нам повезло, а вот U-377 и U-405 не успели. Так и не ясно, кто "Тирпиц" утопил, тут и люфтваффе претендуют, и U-403 якобы не промахнулась. А если "Тирпиц" на тот момент сочтут уже вражеским линкором — то это сразу Рыцарский крест! Вернулись и узнали, что мы, оказывается, уже СС. И порядки совсем другие!

Никакого отдыха — только дозаправились, все положенное приняли, и марш в море, поскольку солдаты фюрера не должны пребывать в праздности, когда их камрады гибнут где-то под Сталинградом (кто знает, где это?). И чтоб приглядывать за нами в море, включили в экипаж кригс-комиссара. Который должен, теоретически, подтверждать каждый (!) мой приказ на предмет согласия с линией партии. Именно так — каждый. Однако нам "повезло" получить кадра, отродясь в море не бывавшего, тем более на субмарине — зато, надо полагать, абсолютно надежного идейно, получившего от команды прозвище Свинорыл, точно характеризующее его как внешне, так и внутренне. И когда он рядом, я или любой другой офицер, отдав приказ, должен сначала объяснить ему, зачем, нет ли тут саботажа или трусости. Вы можете представить, как тут командовать — мне, получившему второй Железный крест за разгром "семнадцатого" большевистского конвоя? Я в кригсмарине с тридцать четвертого, воюю с самого начала, через все прошел, что только мог командир субмарины, — и должен спрашивать дозволения на каждое свое действие у сухопутной крысы, посаженной мне на шею?

И эта миссия. Кто там, наверху, догадался отправить субмарины в противолодочный дозор, причем у нашего побережья? Точно, не наши — а умники из СС. Во-первых, "тип VII" — все ж океанские лодки, а для подобных задач в кригсмарине "челны" были, малые лодки "тип II"; во-вторых, тральщики "тип М" справятся с этим гораздо лучше, а уж тем более авиация. Но попробуй откажись — капо в концлагере объяснять будешь, что приказ дурацкий! Или — ротному фельдфебелю на Восточном фронте. Говорят, в штабе кого-то уже разжаловали — и рядовым в пехоту, под этот Сталинград.

Так что действительно спокойнее этот шторм в море пересидеть. Все безопаснее, чем прорываться к конвою. Причем не только для нас: как нам огласили, "пропавшие без вести" будут считаться перебежавшими к врагу, в отсутствие доказательств обратного, — с заключением семей в концлагерь. Как это на боевой дух экипажа повлияло, объяснять надо?

Вот и болтаемся у входа в Порсангер-фьорд. Считается, что мы должны заметить вражескую субмарину еще на подходе, быстро погрузиться и атаковать ее торпедами. Стою на мостике, дышу свежим воздухом. Свинорыл тоже наверх выполз, смердит. В самом прямом смысле, поскольку вчера в сортире продул баллон на себя (подозреваю, помогли ему, что-то подкрутили). Отчего стало лишь хуже: во-первых, в отсеке воняет так, что даже для лодки невыносимо, а там, между прочим, спальные места, а во-вторых, душа на лодке нет, и будет наш партайгеноссе еще долго распространять вокруг амбре, хоть противогаз надевай. Тем более въедливости и злобы у него это происшествие совершенно не убавило.

— Контакт, пеленг 66, очень неустойчивый, слабый... потерян, — доклад акустика.

Смотрю в том направлении — ничего. Море на редкость спокойное для этого района и сезона, даже перископ был бы замечен. Может, загоризонтная, сильно шумящая цель попалась? Или акустик ошибся, фоновый за контакт принял? Эх, "Моцарт", предлагал же я Марксу с U-376 много чего, если он своего акустика, "бриллиантовые уши", уступит — и где он теперь? Сгинул в Карском море, причем со всеми направленными туда — что наводит на размышления. Та радиограмма — неужели у русских появились торпеды по лодке, на глубине? Бред. Как прицеливаться, определить направление и глубину?

Но все же лучше подстрахуемся. Лево на борт! Курс 270. Полный!

— На каком основании? — Свинорыл щурится, в море смотрит. — Я так понял, что это вот там, а что-то шумящее — там? От боя уклоняетесь? Отставить приказ, потрудитесь объяснить!

А что объяснять? Что будешь тут осторожным, когда родных в лагерь, если что? С другой стороны, может, и впрямь, загоризонтный, и сейчас кто-то "жирный" появится? С того направления, от русских баз? Может, и прав партайгеноссе?

— Контакт, пеленг 63, слабый... потерян.

А вот это уже серьезнее! Видимость с мостика лодки, изменение пеленга, время между — какая в итоге скорость загоризонтной цели? Что-то многовато. А вот для субмарины, занимающей классическую позицию для атаки по нам, впереди по курсу, чтоб мы прошли перпендикулярно, прямо им под прицел... Но нет ведь перископа, не видно!

— Контакт, пеленг 63, короткий высокочастотный импульс, меньше секунды.

— Лево на борт! Курс 270 — исполнять! Ход — полный! Слушай, партайгеноссе вонючий, ты понимаешь, что сейчас тонуть будем все? Еще вякнешь — по возвращении доложим, что ты выпал за борт, все подтвердят.

— Да что вы се... аа...

— Понял? Вон с мостика, живо!

Так, что бы это ни было, оно осталось за кормой. Уже не догонит. А уклониться от торпед с кормовых курсовых — тьфу!

— Контакт, пеленг 55, очень слабый, на пределе... пеленг 50...

Что?! Это не только не отстает, но и догоняет под водой — нас, идущих пятнадцатиузловым? Дальше уклоняться или?.. Лучше мишень не будем изображать, живыми будем!

— Все вниз — погружение!

Черт, надо было радировать... А что именно? Что нас преследует что-то подводное и быстроходное, не поднимая перископа? Время — пока зашифруем, отправим... А тут решают минуты. Нет, лучше уж лишний шанс на жизнь! Хотя если короткое, то успеем. Пока антенна на перископе, над водой.

— Радист, кодовый — "атакован подводной лодкой".

В перископ — все чисто. Ныряем на пятьдесят. Ход малый, всем соблюдать тишину — как при бомбежке. Акустик слушает. Пока тихо. На дно лечь, затаиться — так глубина тут за триста, не выдержим. Даже для рекорда U-331 много, когда она после утопления "Бархэма", спасаясь от его эскорта, нырнула на двести шестьдесят пять при предельной сто восемьдесят. Все тихо — но оттого и странно, непонятно, с чем столкнулись. Даже Свинорыл притих. Тишина. Кажется, оторвались. Что бы это ни было — оно ушло.

Пинг! Если бы не слушали все в полной тишине, не заметили бы. По корпусу — будто камешек. На глубине? Еще раз...

Не ушло. Это локатор. Только у англичан он работает непрерывно — корпус звенит, как от струи песка. Здесь же — короткими: импульс — уточнили — взяли на прицел. Одна надежда, что ничего не смогут они нам сделать, пока мы под водой! Если только та радиограмма не оказалась правдой.

А ведь не перестраховались бы, могли бы и сразу нарваться! Шли бы так, прежним курсом — до торпед в борт. И уже рыб кормили бы.

— Торпеда в воде, пеленг не меняется, идет на нас!

Вот он, момент истины. Рули — на всплытие! Изменим глубину. И лучше — в меньшую сторону: внизу шанса не будет совсем. Пять атмосфер избыточного за бортом или десять — разница большая.

Я ничего не слышу. Странно, обычно торпеды можно различить "невооруженным ухом". Хотя если на глубине электрическая, шумит меньше.

— Торпеда, пеленг не меняется!

Моторы — полный! Бросок вперед — должен вывести из-под удара. Даже если они как-то сумели увидеть, точно прицелиться. Аккумуляторы будут разряжены — плевать! Механики, выжмите положенные восемь узлов вместо трех, ведь когда в нас стреляли, "торпедный треугольник" решали, исходя из нашей скорости в момент пуска!

— Торпеда, пеленг изменился на корму. Снова изменился — обратно!

Наводится на нас?! Что делать, что?

— Командир, продолжать всплытие? Глубина двадцать, уменьшается.

И тут нас ударило. Лодка вздрогнула, и даже сквозь задраенный люк на "Потсдамскую площадь", кормовой аккумуляторный, можно было слышать оглушительное шипение — это рвался наружу воздух и вливалась вода. Но люк пока держал, и переборка прочная, должна выдержать. А что в корме?

— Дизельный докладывает: их заливает! Переборка деформировалась и пропускает воду из четвертого! Просят разрешения отступить в шестой.

Разрешения не будет. Пусть подкрепляют переборку, заделывают течь — чем могут и как могут. ЦГБ кормовые тоже наверняка повреждены, мы выдержим затопление не больше чем одного отсека с прилегающими к нему цистернами, два — это уже смерть. Продуть носовые и средние ЦГБ, воздух в кормовые перекрыть! И моторы, лишь бы не сдохли! Пока у нас дифферент на корму, тяга моторов компенсирует минусовую плавучесть. Но когда выйдем наверх, носовая оконечность окажется над водой и непременно опустится, дифферент уменьшится — и хватит ли его, чтобы остаться на плаву? Не говоря о том, что аккумуляторы сдохнут через час или даже меньше. В каком состоянии кормовая группа, как раз в том, четвертом отсеке, куда попадание?

А все, кто остался в пятом и шестом, обречены, если только не попробуют выстрелить торпеду из кормового аппарата и выбраться через него. На что явно не хватит ни воздуха, ни времени. Впрочем, неизвестно, насколько мы все их переживем.

Значит, надо исполнить последний воинский долг. Успеть сообщить, с чем мы встретились. Чтобы те, кто придут после нас, были удачливее. И чтобы не тронули семьи.

— Радист, как всплывем, передать открытым: торпедированы подводной лодкой, на глубине, управляемые торпеды, скорость преследования под водой у субмарины противника свыше двадцати узлов. Погибаем за фюрера и Германию. Наши координаты. Командир и экипаж U-703.

— По глубомеру, рубка из воды!

Верхняя вахта, наверх — сигнальщики и артиллеристы. Готовиться к оставлению лодки? Нет — будем драться до конца! Радист — передача!

Открываю верхний люк, как положено командиру. И тут Свинорыл бросается на меня всей тушей, стягивает с трапа, карабкается сам и пытается открыть. Его едва оттаскивают, он вырывается и воет. Успокаивается, лишь получив по голове рукоятью парабеллума. Валяется, как мешок, живой или нет — черт с ним!

Наверху такое же серое море. И ледяная вода. В единственную резиновую шлюпку влезут максимум шестеро из сорока пяти человек на борту, прыгать же за борт в пробковом жилете — это еще более мучительная смерть, чем захлебнуться в отсеке тонущей лодки. Поэтому еще неизвестно, кому больше повезет, — тем, кто со мной, или тем, кто остался внизу. Но мы по крайней мере сделали все, что могли.

— Командир, радиосигнал не проходит! На волне непонятные помехи.

— Командир, перископ, пеленг 355, дистанция семь кабельтовых.

Вот он — враг, показался. Артрасчету — открыть огонь! Восьмидесятивосьмимиллиметровые — хоть отпугнут. А если повезет — повредят перископ.

— Две торпеды, справа, пеленг 350!

Не увернемся. У нас сейчас даже не восемь узлов — хорошо, если шесть. И дистанция мала. Это уже не бой, а добивание.

— Приготовиться покинуть лодку, командир?

Нет. И не успеем уже, и не Карибское море. Даже если эти, русские или британцы, всплывут, чтобы нас подобрать, — десять-пятнадцать минут в холодной воде не продержаться. Хотя сам пока не тонул в этом море, но нам сообщали об опытах с русскими пленными. При температуре воды в шесть градусов человек выдерживает в среднем десять минут, причем возможна мгновенная остановка сердца. Лучше уж погибнуть на своих постах, как подобает германским воинам.

Нет, осталось еще одно, последнее. Из люка появляется харя Свинорыла. Прежде чем он успевает, подскочив ко мне, раскрыть пасть, я отдаю приказ, и матросы верхней вахты хватают его и с размаха перекидывают через ограждение рубки. Он падает на борт, скользит по нему, барахтается в воде. Зачем я сделал это? Викинги, мои предки, уходили в небытие на горящем драккаре, не выпуская оружия из мертвых рук. Когда U-703 станет нашим погребальным кораблем, пусть на ней не будет ни единого труса. Мы заслужили это, честно сражаясь. Есть Валгалла или нет? Сейчас узнаем...

Капитан 1-го ранга Лазарев Михаил Петрович.

Подводная лодка "Воронеж".

И черт принес этих фрицев? На свою собственную беду.

Засечь дизелюху в надводном для нашей акустики — это даже не смешно. Однако же эта цель сейчас совершенно не стоила того, чтобы нам отвлекаться от выполнения основной задачи. А посему, если они гребут куда-нибудь в Атлантику, пускай! Живите пока, сейчас вы нам неинтересны.

Однако же эта лодка упорно болталась в интересующем нас районе. Меняла курс, но не уходила. Будто наш или англичанин заряжает батареи в зоне ожидания, чтобы с темнотой выдвинуться ближе к берегу, на путь конвоев. Это при том, что я точно знал: наших лодок в этом районе нет, а опознание по сигнатуре, акустическому "портрету" однозначно указывало на "тип VII". Но, может, у англичан какой-то тип лодок дает такую же сигнатуру?

Как бы то ни было, еще один участник на сцене, это уже непорядок. Надо разобраться...

Аккуратно сближаемся на десять кабельтовых, всплываем под перископ. Включаем режим видеозаписи, делаем снимок и ныряем. Собираем "консилиум", изучая снимки, делаем однозначный вывод — "семерка". Ну, раз сами напросились...

Тем более что хочется попрактиковаться в стрельбе торпедами этой эпохи, по реальной цели. Насколько хорошо будет получаться?

И ведь опять жаба подвела! Позиция была, как на беломорском полигоне: веер четырьмя уже достал бы! Но вот захотелось, чтоб только две, а не четыре, для чего надо было дистанцию сократить вдвое же, для такой же вероятности попасть. Зачем старые торпеды экономить? А вы посчитайте: шестнадцать на борту, четыре полных залпа, четыре цели. Если сейчас попадем и еще кого-то так же подловим — то целей уже будет пять! Короче, выдвигаемся вперед!

Хорошо выходит. Еще чуть-чуть, аппараты уже товсь, до залпа меньше минуты! Пингуем последний раз, для уточнения — и тут этот чертов фриц резко меняет курс и увеличивает ход! Заметил?

Не хочешь, значит, по-хорошему? Как один персонаж говорил: мы тебя не больно утопим. Теперь это уже вопрос принципа. Ныряем на двести пятьдесят, при том что тут глубины чуть за триста, и ложимся на курс преследования, прибавив оборотов. Нырять приходится, потому что на малой глубине винты на большом ходу кавитируют, с шумом. Не хватает только привлечь кого-то еще! Наш ход — восемнадцать, мы успеем догнать этого фрица и снова занять позицию у него на курсе. И сдохни, жаба, теперь буду бить всеми четырьмя. Но ты утопнешь, однозначно. Акустик докладывает пеленги на цель. Мы догоняем. Сейчас выйдем на траверз и начнем сближаться.