Кайа. История про одолженную жизнь (том Первый)

— У нашей Мари руки — не для скуки! — со смехом сказала Яна

— Ты мне 50 копеек должна! — отсмеявшись, ответила той Оксана

— Завтра, у меня сегодня нет, — был ответ

— Только попробуй завтра не отдать! — с угрозой в голосе сказала Оксана

Яна включила ночник и посмотрела на слегка растерявшегося меня, так и оставшегося стоять у кровати Мари.

Трудные подростки-девочки во всей своей красе!

— Мы поспорили на то, как скоро тебе надоест слушать Мари. Я проиграла, — сказала Яна со вздохом.

Субъекту нашего обсуждения было, как медоеду, на все пофигу, она продолжала самозабвенно заниматься тем, чем занималась. Со всеми спецэффектами.

— Мари у нас большая любительница по ночам запустить руки в свои трусики, — сообщила мне Оксана, — ты привыкнешь к этому. Со временем. Ян, выключи свет, мешаешь спать.

— И не только в свои, — со смехом добавила Яна, — девчонки за это уже из нескольких комнат ее выгоняли.

— Наша — последняя, откуда Мари еще не выгнали, — буркнула Оксана и заметив мой взгляд, покраснела, поспешно добавив, — не потому, о чем ты подумала!

— И что, ее до сих пор не "попросили" за это из Пансиона? — поинтересовался я, садясь на свою кровать, — В правилах же написано, хоть и пространно, что за подобные штуки — с вещами на выход.

— Она дочь Михайлы Потапа, — объяснила мне Оксана, — кто же ее выгонит-то?

— Аааа, тогда ясно, — глубокомысленно ответил я.

Надо будет узнать, что это еще за Михайло Потап.

— Ты же сама видишь по ее лицу, — продолжила Оксана, — что на заводе ей не все гайки в голове закрутили. А так, она добрая и безобидная, хоть и чудная.

— Говорят, — продолжила тему Яна, — что Мари пару раз это делала прямо на занятиях. Во представление, наверное, было!

Она засмеялась.

— Ты это видела? — со злостью спросила Оксана, — тебе только дай позлословить!

Та пропустила гневную тираду мимо ушей и сказала:

— Привыкай Красотуля, у нас тут, в "особых классах", все "особые". Оксана, вон, например, зарезала хахаля своей матушки, когда тот, с ее слов, решил устроить старый-добрый "сунь-вынь" ее младшей сестренке. Сколько раз там ты его ударила ножом? Писали, вроде, 70. А после, ее год держали в психушке...

Оксана ее перебила:

— Слушай, ты! Хочешь о ком-то рассказать, шалава, расскажи о себе! Остались еще в нашей стране мужчины, с которыми ты не переспала?

Ссора набирала обороты.

Яна захихикала.

— Ну да, я люблю мужчин. Люблю деньги. Что в этом плохого....

— Тебе же даже шестнадцати еще нет! — снова перебила Оксана, — как ты можешь матери в глаза смотреть, когда ведешь такую жизнь? Не стыдно?

— А ты не переживай за мою мать! Это, во-первых, не твое дело, а во-вторых, ей пофигу на меня! И на то, чем и с кем я занимаюсь! Ты о себе подумай лучше! Значит, когда мамкин хахаль устраивал тебе "сунь-вынь", ты вся такая, святая, была не против, а когда с твоей сестренкой захотел, то с ума сошла от ревности, да?

Оксана включила свой ночник. Ее лицо было бледным и перекошенным от злобы. Она вскочила с кровати, схватила со своего письменного стола какой-то карандаш и в два прыжка оказалась у изголовья кровати Яны.

Стыдно сказать, но я просто сидел и с широко раскрытыми глазами смотрел на едва не разыгравшуюся передо мной трагедию, ничего не предприняв.

Оксана, схватив одной рукой Яну за горло, замахнулась на нее острым карандашом и прошипела:

— Извинись! Или....

Яна бледная от ужаса, выставила перед собой ладошки и прохрипела:

— Прости меня, пожалуйста...

Злоба в глазах Оксаны потухла, и она убрала руку от шеи Яны.

В этот момент в комнату вошла воспитатель и глядя на этих двоих, спросила:

— Что тут происходит?

Молчание прервал я.

— Оксана хотела узнать и записать рецепт у Яны, — сказал я первую попавшеюся чушь, что пришла мне в голову.

— Что за рецепт? — не поняла воспитатель

— Кулинарный, — ответил я

Та, поняв, что ей на уши вешают лапшу, раздраженно сказала:

— Всем присутствующим здесь кулинарам штраф в десять очков, за нарушение порядка и шум после отбоя!

10 очков — это два полных обеда, с компотом и десертом. Все моментально приуныли, особенно, оправившаяся от нападения Яна.

— И что у вас тут за запах? Мари, ты опять взялась за старое?! Тебе дополнительный штраф в пять очков!

— За что? — взвизгнула та

— За бездуховность!

— И проветрите помещение! — сказала она прежде, чем выйти.

После того как воспитатель ушла, Яна, потирая шею, сказала мне, с благодарностью в голосе:

— Пиздеть, ты оказывается большая мастерица! За драку бы с нас пятьдесят очков сняли!

Когда страсти улеглись, я обнаружил, что не только про еду забыл и поплелся в туалет. Тут их, кстати, оказалось два на этаж. В каждом по пять умывальников, туалетных и душевых кабинок и одна ванна.

Справив нужду, вышел из кабинки и заметил стоявшую, прислонившись к двери, со скрещенными на груди руками, Оксану. Чего ей надо? Я ей что, чем-то не понравился?

— "Раихис мидхин", скажу, как старшая — младшей, а не из дружеских чувств, держись от Яны как можно дальше. Она пытается втереться к тебе в доверие корысти ради! Она всей своей жалкой душонкой ненавидит таких, как ты, богатеньких "плюшевых" принцессок. Так что ее, якобы дружба — это просто туфта! Пустишь — эту змею за пазуху, она обязательно укусит! И деньги свои прячь, как следует, и не давай ей в долг — не вернет! Найдет для этого тысячу причин. Не знаю уж, где ты жила до этого, раз можешь позволить себе такие шмотки, ВЭМ и видеофон, но это не то место, где стоит демонстрировать свой достаток. Большинство, хотя и не все, конечно, в "особых классах" — прожжённые оторвы, которые, несмотря на свой юный возраст, пережили в своей жизни больше невзгод, чем иные взрослые за всю свою жизнь. И твои шикарные шмотки для них, что красная тряпка для быка. Тебя обязательно попытаются "нагреть" на деньги или шмотки, а не получится — будут чувствовать себя обманутыми и затаят на тебя злобу. Открыто гадить тебе, скорее всего не станут, страшась сурового наказания, но все-равно, кровушки твоей попьют прилично.

— А Мари, — добавила она, — ничего плохого не делай! Сама видишь, какая она, таких обижать — грех. Я все сказала, спокойной ночи.

Она развернулась и ушла.

Вот таким вот был мой первый день в Пансионе.

Глава 11

Ранним утром следующего дня. "Под деревней Крюково погибает взвод". А точнее, "особые классы", которые совершают пробежку, в рамках ежеутреннего "часа спорта", длившегося почти два.

Бежим мы по асфальтированной дорожке, рядом со стеной, ограждающий этот мир "непорочных девиц" от страстей мира внешнего.

Пока бежал, радуясь про себя, что бегать начал еще в Клинике пограничных состояний, иначе умирал бы вместе с теми из "новеньких", кто уже тяжело идет, держась рукой за бок, осматривал окрестности. Пансион отхватил себе приличный кусок недешевой московской землицы, включая часть, если я не ошибаюсь, парка "Покровское-Стрешнево".

Три общежития, большое пятиэтажное главное здание школы, с большим плацем перед ним, столовая, лазарет, стадион, где в данный момент делали физические упражнения воспитанницы остальных, нормальных, классов. Ну и рекреационная зона для воспитанниц в самом парке. Это из того, что я уже успел увидеть.

Неплохо.

Девчонки из обычных и "одаренных" классов заканчивают тренировку на стадионе и отправляются бегать, а "особые классы", наоборот — подбегают, подходят, подползают воспитанницы, огромной "человеческой многоножкой" кирпичного цвета, к стадиону. Это все в рамках отделения "мух от котлет", то есть, "особых классов" от всех прочих. И те из воспитанниц, кто не уложился в норматив, получают свои "минус пять" очков.

Упор лежа, отжимание, резкий прыжок. И еще три повторения этого упражнения, после чего, 15 секунд на "перевести дух", а затем, снова четыре подхода того же самого упражнения. И так, в течение получаса, примерно.

По окончанию "часа спорта" мы все ломанулись обратно в общежитие, где вдвоем, под одним душем, воспитанницы смывали с себя пот и слезы.

Тут вам не там! Это заведение принадлежит Армии, а стало быть, и местные воспитанницы должны быть сильны не только духом, но и телом. Ну, или что-то вроде того, решило командование в Министерстве Войны.

Я ожидал от женской бани, хоть это и не баня, в прямом смысле, а душевая, гораздо более оживленной и веселой обстановки. С криками, болтовнёй, брызгами и прочим. Вместо этого, все были сосредоточенны на том, чтобы как можно скорее вымыться, высушить волосы, одеть повседневную форму, спуститься на улицу и занять свое место в строю класса. Тем, кто не уложится в срок — как всегда штраф. Плюс к этому, воспитатель, как цербер, стояла над душой, следя за порядком.

Тут за любой "чих" штрафуют и если ты человек весьма средних способностей, ограниченный в деньгах, то "сидение на диете", а то и вообще полуголодный образ жизни — вполне реальная перспектива.

Подошла моя очередь занять душевую кабинку, а вместе со мной, как угорь, втиснулась, появившись из ниоткуда, Яна.

— Е-мое! — воскликнула она, — у тебя даже шампунь из Парижу...

— Можешь вымыть им волосы, — перебил ее я, зная, что она скажет далее.

— Круть! — ответила она, беря бутылочку с шампунем.

Я уже собрался было выходить, когда внезапно Яна взяла меня за руку и начала шептать на ухо:

— Красотуля, я в курсе, что такие как ты — ходят как хотят, но это место — не твой замок! Если не хочешь стать жертвой насмешек, то будь как все! — сказала она, — сбрей волосы подмышками!

Я осмотрел свои подмышки и правда, для девушки такое их состояние — не эстетично, а в среде подростков и высмеять могут. Не было, как говорится, печали! Ранее, будучи в мужском обличии, я на подобное внимания не обращал. Из этого следует ровно один вывод, к подобным мелочам надо быть гораздо внимательнее, иначе не избежать мне неловких ситуаций.

Не став ожидать своей очереди к сушке для головы, а их также было пять штук, а это означало, что зимой, когда со влажной головой выйти на улицу нельзя, кто-то обязательно будет оштрафован за опоздание на построение, я отправился "в нумера", надевать свою форму.

Посмотрев на себя в зеркало — я остался доволен своим внешним видом. Раздражало только две вещи, первое, как я уже говорил — галстук-бант. А второе, качество материала, из которого форма была пошита. Ткань была похожа на таковую у старой милицейской формы, из прошлого мира, что расстраивало.

Одевшись, вышел из общежития и встал в колонну своего класса, которую нашел без труда, воспитательница, бывшая во главе колонны, держала в руках табличку с цифрой 8.

Плац перед зданием школы. Все классы выстроены в шеренгу по двое. Первыми стояли классы "одарённых", за ними — обычные, а дальше, на довольно значительном удалении, "особые классы".

Не все обладательницы белых беретов были выделены в отдельные классы, что было привилегией тех умниц, которые были исключительно сильны в таких дисциплинах, как химия, математика, физика, информатика. А всякие талантливые спортсменки, певички, художницы и стихоплетки, чьи способности в обычных дисциплинах не отличались, в лучшую сторону, по крайней мере, от прочих воспитанниц — были встроены в порядки обычных классов. Само собой, за ними закреплялись все привилегии "одаренных".

Посреди плаца, перед воспитанницами, на постаменте стоит мужчина, лет около 40, в армейском мундире, созданный с помощью голографического оборудования, и с суровостью отца родного взирает на воспитанниц Пансиона, что собрались перед ним. Государь-Император.

Те, в ответ, с настоящим, не наигранным, благоговением смотрят на него.

Голографическая аппаратура делала свою работу столь хитро, что с какого бы места не смотрели на Государя, тот смотрел точно на тебя.

Началась вступительная речь, государственная агитация и пропаганда, разносившаяся по плацу из динамиков.

И вел ее не абы кто, а сам Государь, в записи, само собой, обращаясь ко всем воспитанницам, в общем, и к каждой из них, в частности. И, несмотря на то, к какому ведомству принадлежал Пансион, ни единого слова не было сказано, о том, что "повсюду враги"; "война", хотя из сетевых новостей вполне можно было сделать вывод, что война-то, как раз, вполне реальна, причем не "где-то там", а прямо "вот тут"; "с нами Бог", который у нас едва ли не начальник Генерального штаба и вообще, "советские ракеты всех буржуев в пыль сотрут".

Государь говорил о том, каких успехов уже добилась Родина в увеличении благосостоянии ее граждан и в различных отраслях хозяйства, в немалой, само собой, степени благодаря вот таким вот как вы, Воспитанницам этого пансиона, что учились тут до вас. И что главной ценностью и опорой Государства — являются его граждане, а особую надежду, лично он, Государь, возлагает на нас. И каких успехов, только предстоит достичь упорным трудом нашего поколения.

Да-да, это ты, пятая с края, во втором ряду! Это от тебя, от того, как ты будешь учиться сегодня, зависит "завтра" нашей Родины!

Император говорил с каждой.

Я искренне восхитился тем, как грамотно, используя и юношеский максимализм подростков, их надежды и мечты, их безусловный патриотизм и сам факт того, что они девочки и будущие матери и прочее, была выстроена государственная пропаганда в этой богадельне. Она была такой — какой и должна была быть! Люди, что писали эту речь — едят свой хлеб не зря.

После Государя, речь взяла Директриса, которая ходила между выстроенных в колонны классов и говоря в микрофон, подбадривала всех присутствующих и настраивала нас на прилежную учебу, успехи в спортивных и иных мероприятиях.

Закончив свою речь, Директриса подала знак и воспитатели, ответственные за свои классы, начали заводить их в здание школы. Начиная с самых младших, пятых классов, и заканчивая двенадцатыми.

После чего, стали заводить и "особые классы", но тех было меньше, всего шесть, с седьмого по двенадцатый, в каждом по десять человек. А в "обычных", я насчитал, по 26. У "одаренных" в каждом классе было случайное число учениц, не превышавшее, впрочем, девяти человек.

Школа, как я понял, была оборудована по последнему слову здешней техники. Во всех классах были установлены кондиционеры и батареи, так что ученицы не изнывали от жары — летом и от холода — зимой.

Никакого мела — есть электронные доски. В классе, с трех сторон, установлены колонки, так что, не надо напрягать слух, чтобы расслышать учителя.

И так далее и тому подобное. Для воспитанниц созданы все условия, чтобы ничто не отвлекало от получения знаний.

Первыми двумя уроками была История. Сначала История Отечества, где мы изучали Русь, в период ее становления. Слава Богу, что большая часть истории обоих моих миров была идентичной, так что, несмотря на то, что я всегда путался в Рюриковичах, в том, кто из них, где "сидел", я все-таки умудрился не получить ни единого штрафа.

Затем, нас мучили историей Мировой.