| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я сердито цыкнул на самого себя.
Что за сопли? Как баба, прямо!
Тетива глухо тенькнула и я вытянул первую стрелу. Пальцы вдруг перестали слушаться. Их охватила какая-то нервная дрожь, хотя внешне я полностью сохранял спокойствие.
Прицелился, и тут же пришлось опустить руки.
Надо точно знать, чего я хочу, и что собираюсь сделать для этого. В противном случае не стоило и браться за дело.
Убийство — основная часть военного ремесла, и все кто в той или иной степени завязались с ним, этим ремеслом, понимают, либо должны это понимать. А следовательно — и соглашаться со всеми вытекающими последствиями. Аргумент, типа, убей врага, иначе он убьёт тебя — лишь оправдание, и, по моему мнению, очень слабое оправдание. Но оно помогает солдату выживать в трудных условиях войны.
Солдат выполняет свою работу: бьётся с врагом, чтобы защитить свою страну, свой мир, своих близких, товарища наконец... Да мало ли чего ещё! В любом случае, солдат должен уметь найти смысл собственных действий, обелить их в своих собственных глазах, и глазах окружающих. Я думаю, что при этом он чётко понимает, что противник перед ним — такое же обычное существо из мяса, костей, крови. Потому, ему приходиться сосуществовать как бы в двух разных "мирах": один — это жизнь в обществе, с его моральным принципами и законами, а второй — сражение за это общество, но уже по иным правилам.
Солдат не воюет один. Рядом с ним товарищи, которые всецело поддерживают и понимают его... И это очень ему помогает. Ведь он такой не один. Скажет себе: "Нас — целая рать!" И сразу на душе полегчает...
Другое дело — одиночка.
Я опустил лук, при этом внутренним взором окидывая свое естество.
Кто же я? "Маска", как сказал Жуга Исаев?
В своих действиях руковожусь больше чувством долга, мол, так поступать и надо, так мне велит этот самый долг. Свернуть с пути нельзя, да и, признаться, уже не хочется. Охота на человека стала смыслом жизни...
Скажите, кто в здравом уме пойдёт на подобную "охоту" в одиночку? Смерть в любом движении, в любом действии... Аморальная личность. Преступник, на службе Лиги — вот кто я. Узаконенный официальный убийца.
Вдруг вспомнил лица солдат, тогда в Орешке, когда проводил допрос пленных мятежников с целью выяснения местонахождения эльфа. Они горели такой неприязнью, что будь я их врагом, то тут же кончили бы.
Почему вдруг все эти мысли пришли сейчас? — спрашиваю и не нахожу ответа. Что же изменилось? Неужто пресытился?..
Вон стоит очередная "добыча". Сказать, что я испытываю к ней какую-то ненависть — так это неправда. Есть только азарт, какой рождается у охотника. При этом голова работает ясно и чётко.
Отчего же проснулась жалость? Вроде, я не слыл особым человеколюбцем. Живу один, действую один... Помощников не требую... ну, разве, когда-никогда приходится прибегать у чужим услугам... Делаю всё чётко, без лишних соплей. Как говорится — по справедливости, по закону. Оправдываться мне незачем, да и нет перед кем. Самое главное ведь, что я верю во всё это, как в непреложную истину.
В чём же проблема? Неужто совесть проснулась?
Луна зашла за тучу, и стало темно. Люди у костра виделись неясными тенями, и я уже подумал, что отменю свою "охоту", как в ход истории вмешалась случайность.
-Там кто-то есть! — вдруг сказал один из часовых, чётко указывая в мою сторону.
Его слова эхом разнеслись над поляной и достигли моих ушей.
Я замер. Мысли в голове замерли. Всё замерло и напряглось в каком-то ожидании.
-Где? — спросил второй стражник, глядя в указанном направлении.
-Там, за теми двумя соснами.
-Не вижу.
-Но там точно кто-то есть.
Говоривший меня не видел. Но он знал, что за деревьями сидит враг. Он чувствовал его, то бишь меня.
Я поднял лук и прицелился.
Бзынь! Молния пробила тело насквозь, вырывая со спины стражника громадный клок. Кровь брызнула во все стороны.
Бзынь! Второй стражник остался без головы. Она лопнула, словно перезрелый плод.
Молнии летели с тихим противным шипением, которое бывает, когда кидаешь в воду горящую головню.
Бзынь! Третья стрела и на землю свалилось очередное тело.
Последний стражник пришёл в себя и не своим голосом заорал:
-Нападение! Нас атакуют!
Он прыгнул в сторону. У меня было несколько секунд.
Я прицелился в мчащуюся прочь фигуру. Бзынь! Тихий шорох и молния вонзилась ему в спину.
Тут же распахнулась двери и из изб высыпали люди. Они ещё не сориентировались, откуда нападение и крутили головами во все стороны.
Три. Четыре... Семь... Одиннадцать... Шестнадцать... Восемнадцать человек. Больше пока не видно.
Несколько наёмников столпилось у костра, став плечом к плечу и обнажая мечи.
Бзынь! В толпу ворвалась зачарованная стрела, разорвавшая тела на громадные куски мяса и костей.
Чей-то гортанный вскрик и в стоявшую рядом сосну вонзилась голубоватая молния, исходившая из рук лысого тощего наёмника. Дерево застонало, закряхтело и свалилось на бок, тут же вспыхивая ярким пламенем. В его свете я стал виден для наёмников.
Бзынь! Ещё один взрыв и ещё трое разлетелись в стороны, словно пушинки.
Остальные наёмники быстро очухались и кинулись в бой.
Лук в сторону. Фальшион и сакс со знакомым стальным скрипом вылезли на свет и началась смертопляска.
Прыжок вперёд. Блок. Финт и укол. Один готов.
Блок. Блок. Присел под левую руку противника. Тут же выпад ему в бок. Сакс смачно распорол тулуп и воткнулся под рёбра. Второй готов.
Тут же выпад и на снег свалился третий.
Я отступал, блокируя и уворачиваясь от ударов.
Свалился четвёртый, а с ним и пятый.
Не знаю, видно какая-то интуитивная мысль, заставила прижаться меня к земле. И тут в воздухе кривой линией со страшным свистом и шипением прочертилась голубая молния. Она вонзилась в скалу, вырывая из неё громадные камни.
Я подскочил на ноги и кинулся в кусты. Следом бросилась чья-то тёмная фигура. Наёмник никак не ожидал, что результатом его прыжка окажется воткнутый в живот фальшион. Лезвие вошло в него, словно нож в масло. Звук получился похожим на "бу-уль-т-т". Я оттолкнул ногой начавшее заваливаться тело и скрылся в темноте.
Колдун. Конечно, в таких отрядах должен быть такой человек. Не всё же делать только кулаком да мечом. Вопрос: как его убить?
Пару раз я увернулся, ещё, может, пару и потом всё!
Блок. Финт и укол прямо в район горла. В лицо брызнуло что-то горячее.
Ещё один готов.
Я отступил дальше в лес.
-Стойте! — заорал чей-то голос. — Все назад. Он нас по одному там перебьёт!
Прошло несколько секунд, и сверху загрохотали голубые молнии. Они жадно барабанили по земле, возникая просто из воздуха и ослепляя своими разрядами. Снег шипел, и вскоре среди вспыхивающих деревьев появились громадные проталины.
Я покатился вниз с горки, каждую секунду ожидая удара очередного разряда. Но пока мне везло. Через несколько секунд я вышел из этой колдовской грозовой зоны, и затаился у небольших кустов.
Молнии еще несколько секунд барабанили, поджигая сосны и плавя снег. Я неслышно пошёл в обход, готовясь к следующей атаке.
На поляне у изб осталось четверо и один из них всё тот же лысый колдун. Он тяжело дышал, глядя на пылающие деревья.
Луна вышла из-за тучи, дополнительно освещая местность вокруг.
Шаг. Второй. Ещё один... Я всё ближе и ближе...
-Кто это был? — послышался испуганный голос.
-Нихаз его знает! — зло бросил второй.
-Он один? — продолжал спрашивать взволнованный наёмник.
-Да закрой ты свой рот! И смотри в оба!
-Да он сдох уже! — добавил третий, глядя при этом на колдуна. — Верно?
Лысый колдун тяжело дышал. Он лишь однажды создавал столь могучую грозу, да и то по молодости и неопытности лет, едва, при этом, не погибнув от истощения. Силы и сейчас были на исходе.
-Вы видели, что он сделал с нашими ребятами? — не унимался первый наёмник. — Жуть! Я такого в жизни не видел. Он двигался, словно... словно...
-Да ты вообще мало что в жизни видел, — ответил второй. — Но всё равно эта сука здорово подготовлена.
Шаг... Шаг...
Нас разделяли какие-то десять саженей. Наёмники глядели на лес, не ожидая, что я выйду у них из-за спины.
Первым следовало убить колдуна.
-Надо проверить, — предложил третий воин.
-Ага, сейчас! — возразил первый. — А если он жив? Ты сунься туда и...
Закончить он не успел: фальшион жадно вонзился в шею колдуну, застревая в костях позвоночника. Его голова завалилась на бок, а ноги "затанцевали", как у пьяного.
Оставшиеся трое наёмников попятились назад, глядя на меня безумными глазами. В их понимании я "просто возник из ниоткуда".
-Где Касьян Молотов? — сухо спросил я, деловито вытягивая меч.
Голова колдуна завалилась назад, вися на каких-то лоскутах. Тело сделало несколько нечётких шагов и завалилось в снег.
-На "Валире", — ответил кто-то из солдат.
И тут один из них, посчитав, что я потерял бдительность, замахнулся мечом.
Шаг вперёд, блок и удар. Сакс остался у него в груди. Тут же уклон, подспудно выхватываю "кошкодёр" и на землю упал второй наёмник. Последний, тот, что всё спрашивал испуганным голосом, начал было пятиться, но поняв, что ему всё равно конец. Опустил голову и, кажется, стал молиться.
Я колебался всего лишь секунду, глядя на несчастную фигуру. И в памяти запечатлелось одно: толстые девичьи губы, скривившиеся в жалкую букву "О"...
18
Гибберлингские стражники долго ещё поглядывали в сторону Ухающего леса. Видеть зимой грозу, да ещё целую кучу молний — это нечто странное. Решено было известить об этом старейшину.
Через час со стороны чудной грозы появилась одинокая человеческая фигура. Она уверенным шагом двигалась к посёлку.
-Кто это? — переспрашивали друг друга гибберлинги.
Фигура подходила ближе и вскоре её узнали:
-Бор-Законник! Это он!
Я вошёл в посёлок под всеобщее ликование. Меня подхватили и чуть ли не силой потянули в дом к старейшине.
-Никогда ещё человек, — говорил старший из "ростка" Задумчивых, — не делал для нас столь значительного дела.
Я понял: гибберлинги посчитали моё отсутствие желанием расквитаться с водяниками за то, что те напали на плоты, и потопили их реликвию. Разубеждать их в обратном у меня не было желания, ведь всё равно вышло примерно так, как им думается. Для них сейчас более важен результат. И в подобном свете я выглядел бесстрашным героем, честно бросившимся на превосходящее число врагов, чтобы восстановить справедливость и покарать дикарей.
Следовало всё рассказать, и я кратко и скупо поведал о своих приключениях, ловко избежав объяснений по поводу того, почему сражался только ножом. Гибберлинги слушали, затаив дыхание. Услышав о том, что я стал свидетелем того, как Слим убил ребёнка, вызвало такой гам, что на несколько минут мне пришлось умолкнуть. И плевать, что ребёнок был человеком. Гибберлингам явно претило одна только мысль, что можно так поступить, не считаясь ни с какими нормами морали.
Потом старейшина приказал готовить пир. Да такой, чтобы и еды и выпивки было горой.
-Не жалеть запасов! — провозгласил он.
Ко мне ринулись гибберлинги. Каждый хотел потрогать живого героя, в одиночку уничтожившим практически всех водяников.
Мохнатые лапки тянулись ко мне, дергая то за полы тулупа, то гладя акетон, то разглядывая оружие.
Гуляли до утра. Меня никто не спрашивал о тех странных молниях на краю Ухающего леса. Казалось, даже старейшине на это было наплевать.
Но это только казалось.
Когда я очутился подле него, при этом всосав уже добрую порцию эля, Задумчивый спросил:
-Матушки Глазастики говорят, что ты назвал людей Молотова, его наёмников, мятежниками. Это так?
Я не ожидал вопроса, и это было по моему лицу.
-Так, — кивнул ему в ответ.
-И что там произошло?.. Хотя не надо говорить. Дела людей нам не интересны... Уверен, что ты поступил верно.
-Я поступил по справедливости.
-Слова воина, — улыбнулся старейшина.
Он долго смотрел мне в лицо, прежде чем снова спросив:
-Это правда, что ты у водяников орудовал только одним ножом?
Я кивнул.
-Это же невозможно!..
-Смотря, как подойти к делу, — хотел браво улыбнуться я, но на лице застыла уставшая кислая мина.
Прокрасться в спящий лагерь и повырезать водяников один за другим, тихо, без угрызений совести, жестоко...
Что здесь сложного?
Другое дело, пересилить самого себя. Преодолеть то странное отвращение, от того чувства, что действуешь... как-то не честно... не благородно... Хотя, какое, к Нихазу, может быть благородство в убийстве, будь оно оправдано или нет?
А пересилив, загнав это чувство в дальний угол сознания, заходишь в одну хижину и вырезаешь всех мирно спящих водяников. Медленно, осторожно, чтобы не разбудить остальных. Потом поджигаешь дом и идёшь к следующему.
Дольше всего я возился с тем орком. И откуда он только взялся? Потом нашёл Слима...
Первое, что поразило в его хижине, так это обилие черепов. Человеческих (малых да больших), звериных, даже пару гоблинских. И, главное, все отполированы до такого белого цвета, что с его чистотой не сравнятся даже белки глаз.
-В их посёлке был орк... В посёлке гоблинов, тоже, — сказал я, а потом поведал о найденной амуниции Сотникова.
-Интересно, — это всё, что сказал старейшина.
Он долго теребил свою бороду. Пьяные гибберлинги затянули какую-то свою песню, заглушая все звуки вокруг.
-Возле Каменных Великанов, — начал он, перекрикивая гул, — обитает племя орков. Они зовут себя Тиграми. Между ними и Ермолаем поначалу были враждебные отношения. Но Сотников исполнил какой-то их древний ритуал... сразился с орками на Священной тропе. Поднявшись на Великаны, он встретился с их вождём и о чём-то долго-долго разговаривал. С того дня орки-то и попритихли... Но вот сейчас докладывают, что у них какой-то новый вождь. Да тут ещё ты говоришь о шлеме и кирасе... Как пить дать орки тут замешаны!
-Что за ритуал? — спросил я, чувствуя, что эль возымел своё действие, и мир перед глазами начинает покруживаться, словно юла.
-Точно не знаю... Спроси у моих братьев.
Я отошёл в сторону и тут же был подхвачен группой гибберлингов. Кажется, я с ними выпил. Дальнейшее помню, как в тумане: снова пили, ели... кажется даже песни пели.
Пришёл в себя на вечер следующего дня в жилище матушек Глазастиков. В голове сумбур. Она ко всему прочему гудит, как колокол. К горло подкатывает тошнотворный ком.
В доме был только дед. Он сидел у стола, что-то мастерил.
Услышав стоны, гибберлинг оторвался от занятия и подошёл ко мне.
-Тяжко? — улыбаясь, спросил он.
-Как я тут очутился? — выдавить хоть слово оказалось весьма проблематично.
-Приволокли.
-Да? Ничего не помню...
Старик смотрел на меня так, как смотрят на нерадивых, но всё же любимых, детишек.
Откуда-то вдруг родилось такое ощущение, что этому гибберлингу известны все мои чувства. Словно понимая всё, о чём я сейчас подумал, дед сказал:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
