Внизу наш дом

* * *

— Плохо, товарищи. В последнем бою мы встретили пятнадцать вражеских самолётов, из которых восемь смогли от нас уйти, — начал я своё выступление за ужином. — Нужно что-то менять в тактике, как-то совершенствовать приёмы нападения, что ли. Какие будут предложения?

— Не согласен с тобою, Шурик. Вернее, согласен, но не в нас дело. Вчера мы имели дело с наглыми и напористыми фрицами. Они же и в сегодняшних утренних боях нам противостояли. А тут румыны, заметно более осторожные, или более понятливые. Они мигом сообразили, что их, как скотину, ждёт нож мясника, и сделали ноги.

— Пожалуй, — согласилась Шурочка. — В этих не было ни куражу, ни воли к победе, ни готовности исполнить свой долг.

— Боюсь, немцы тоже начали менять своё поведение, — кивнула Мусенька. Напужались они, мне кажется.

— Ну, не знаю, — пожал я плечами. — Не так много мы их наваляли.

— Не так ты считаешь, Шурик. — Снова возразил Саня. — Мы, когда худых оттягивали, так в это время МИГи и ишаки сколько бомберов накрошили?

— Пожалуй, — пришлось согласиться с Батаевым. — Но это всё равно требует изменения тактики. Дожидаться противника становится нецелесообразно — нужно самим его искать. В ясную погоду да с трёх километров далеко видать. Идти мы можем километрах в тридцати друг от друга — получается невод километров в сотню шириной. Опять же три сотни километров можно прочесать в глубину, — продолжил я рассуждать вслух. На такой поляне нам кто-нибудь из фашистов просто обязательно обязан встретиться.

Майор поглядывал на нас молча, делая пометки в блокноте. Нина сказала, что одного из сержантов с водителем он куда-то отослал на машине. Вот тоже — тревожный фактор. Сказать по правде, я рассчитывал не меньше, чем на три дня свободной деятельности — местность-то эта находится на территории бывшего Одесского военного округа, что стал нынче Южным фронтом. И порядка здесь, по сравнению с другими фронтами, с самого начала было больше. Не могла наша партизанская эскадрилья сколь-нибудь долго действовать без ведома военного руководства. То есть вычисление и разоблачение обязаны были произойти в самое короткое время. Мне думалось — завтра.

Только вот подчиняться распоряжениям командования я нисколько не расположен. Хотя знаю, что придётся. Но, чем позднее это начнётся, тем больше мы успеем сделать "не по истории", а по-своему. Собственно, ради этих нескольких дней я и карячился семь лет, строя самолёт с неожиданными для неприятеля характеристиками. Обучал боевых лётчиков, пусть немногих, но владеющих мастерством побеждать опытного врага.

Рассчитывал я хотя бы на семьдесят два часа самостоятельности, а выпало мне всего тридцать шесть. Откуда такой пессимизм? От донёсшегося до ушей стрекота авиационного мотора. Это У-2 к нам летит. Он, пожалуй, вполне удовлетворится той крайне неудобной взлётно-посадочной полосой, которую мы выбрали для себя в целях маскировки. Нет, ну садиться на самое дно балки — это как-то не вошло пока в широкую практику у авиаторов.

Идём встречать. Майор не отстаёт. Всемером, вместе с двумя прилетевшими, закатываем "рус-фанер" в пустующий капонир. Надо сказать, ему тут тесновато, но хвост поместился, а то, что не влезло, мы прикрыли маскировочной сетью... вру, рыбацкой, но с нашитыми то тут, то там тряпочками.

— Товарищ майор, — обращается к "нашему" майору один из прибывших. — Капитан Карманов прибыл для установления контактов с вами — нашими соседями.

— Рад знакомству, товарищ капитан. Моя фамилия Бойко. Я тут тоже для установления контактов. А распоряжается на объекте вот этот молодой человек, которого упорно именуют исключительно Шуриком, хотя фамилия у него ничуть не секретная.

— Субботины мы, — я пытаюсь изобразить смущение. — Но лучше по имени. Это и позывной, — говорю, а сам вижу родственную душу — капитан так и зыркает в сторону соседнего капонира. Вот хлебом его не корми, дай посмотреть новую технику. Впрочем, в том что он лётчик, я и не сомневался. Не потому, что он выбрался из передней кабины У-2, а видел я это лицо в кабине МИГа. Того самого, с которым когда-то целую вечность тому назад "раскланивался" в воздухе. Кажется, сегодня. В предыдущем вылете. — Ладно, пошли смотреть.

— Разве техника не секретная? — майор сразу выдал себя с головой.

— У товарища капитана есть допуск, — парировал я.

— Откуда?

— Я ему дал, — вот так! Раз уж попался, то буду до конца демонстрировать уверенность. — И вы, товарищ, не имею чести быть знакомым, но вы тоже допущены к ознакомлению с техникой, доставленной товарищами Лосем и Гусевым с далёкой Тумы, — это я обратился ко второму из прибывших. Оба они, кстати, в сплошных комбинезонах, скрывающих даже петлицы — застёгнуты под горлышко.

Ознакомление с машинами заняло остаток вечера. Мы и лючки вскрывали, и барабан пушки крутили, объясняли особенности пилотирования, дали ребятам "посидеть" в кабине, подержаться за рычаги.

— Полетать сегодня не дам. Вот сяду у вас на просторной поляне — тогда разрешу, но без самовольств, начиная со взлёт-посадка. Полёта четыре нужно будет нарабатывать технику пилотирования этого аппарата даже такому опытному пилоту, как вы.

— Пожалуй, — ухмыльнулся Карманов. — Из этой канавы я и на биплане буду взлетать со страхом. А вот у товарища начальника штаба запросы скромнее.

— Завтра группа Сушек пойдёт в нашем сопровождении на ту сторону Прута. Не присоединитесь? — посмотрел вопросительно так и не представившийся офицер.

— У нас дальность на пределе, — поморщился я. Укажите место и время в которое нам нужно там быть. Мы в воздухе больше над целью двадцати минут не продержимся, потом горючка кончится.

Карту разложили прямо на траве, да тут же и договорились обо всём. От тёти Ниных вареников гости не отказались, но надолго не задержались — дело было к вечеру, а утром всем рано вставать.

Я же лишний раз отметил, что некоторая растерянность после начала войны пока у людей сохранилась. Не наработаны ни связи, ни взаимоотношения. Где-то подтормаживают штабы... но не все пребывают в нерешительности. Есть и радостные симптомы. Например, соседи нас выследили — значит начали уже переходить в боевой режим.

* * *

В район боевой работы мы ползли на самом экономичном ходу. На трёхсоточке. Точно в расчётное время бомбардировщики не появились, зато стайка мессеров нарисовалась с востока, да ещё пара кружила неподалеку. Наваливаться на нас они не торопились — держались поодаль. Нам тоже гоняться за ними было неудобно — спалим горючку раньше времени и не сможем поддержать наших.

Висеть в небе при минимальных оборотах движка тоже как-то нехорошо — зенитки начали стрелять. Снизились до бреющего и разрядились по пехоте — колонны, движущиеся к границе, были отлично видны внизу, длинные и плотные. А у нас в обоих барабанах картечь — мы же готовились с мессерами схлестнуться.

Чтобы не тратить заряды попросту, прошли вглубь сопредельной территории и наскочили сзади, давая продольные залпы из обоих стволов в непрерывном режиме — это два выстрела в секунду. Оглядываться на то, чего мы достигли, было некогда — худые сразу пошли на нас, а мы — уже пустые. Удрали, пользуясь преимуществом в скорости.

Когда проходили над аэродромом, где начальником товарищ Иванов, окликнули землю и сообщили о том, что в заданном районе бомбардировщиков не дождались, поэтому отработали по подвернувшимся наземным целям и вернулись.

Нам ничего не ответили. Может, случилось чего?

Дома застали майора, разговаривающего с кем-то по телефону. Надо же — успели протянуть линию связи.

— Да, товарищ Сосна, — стоя навытяжку рапортовал особист. — Только что сели. Обслуживают машины. Так точно — сами обслуживают. Заправляют, грузят боезапас. Хотя, уже закончили. Так точно, даю командира. Позывной Шурик, — и протянул трубку, глядя на меня глазами какающей собаки.

— Шурик слушает Сосну, — я представился и выразил готовность к общению.

— Это твои орёлики устроили румынам Варфоломеевское утро в сосновом бору?

— Мы просто сбросили на подвернувшиеся цели неизрасходованный боезапас.

— Наш разведчик вернулся со снимками. Только что проявили — сырые ещё. Пиши наградные на всех к "Знамени".

— Не могу я, Сосна. Нет у меня на это прав, да и не знаю я куда эти наградные отправлять. И вообще я Сушки ждал, чтобы прикрыть от худых.

— Перенацелили их срочно, уж извини. Ладно, давай майора.

Подслушивать чужой разговор нехорошо, но деваться некуда — стол у нас один на все надобности. А второй завтрак не ждёт — нехорошо, если оладушки простынут. Поэтому мы жевали, будучи свидетелями того, как товарищ майор строчит в блокноте, отвечая: "есть", "слушаюсь" и "так точно".

Наши наблюдательные пункты никак себя не проявляли, никто нас никуда не приглашал, поэтому я решил "раскинуть невод". Ну не может быть, чтобы активность немцев в воздухе прекратилась так быстро. Они в это время (в прошлый раз) клевали нас непрерывно. Мы взлетели, разойдясь редкой цепочкой. При таких расстояниях радиосвязь была вполне уверенной, поэтому время от времени переговаривались...

— Вижу восьмёрку мессеров. Думаю, бригада расчистки. Дальше какая-то группа виднеется, но далеко, не видно кто, — доложила Мусенька. Она на шестьдесят километров севернее — шесть минут полёта.

Пока добрался — всё было кончено. Драка вообще не получилась — худые сразу бросились наутёк. Пока Мусенька догнала одного да уделала, остальные куда-то девались. Вторая же группа, которая маячила вдалеке, просто истаяла в воздухе.

Возвращались мы подавленные — напрасно сожгли полную заправку бензина. Вторую, кстати, подряд, включая утреннюю прогулку за Прут. Неужели, наши действия так деморализовали Люфтваффе, что при виде даже отдельного истребителя, восьмёрка худых убегает, а армада бомбовозов разворачивается на обратный курс?

Глава 13 Перемены

За столом сидел новый незнакомец, одетый по полной авиационной форме со знаками различия полковника.

— Привет, Шурик, — приветствовал он меня с какой-то нарочитой гражданскостью. Я Иван Павлович, твой начальник штаба.

Похоже, майор перестарался, описывая нашу манеру поведения и разные другие выходки.

Добрый день, Иван Павлович, — улыбнулся я этому любезному человеку. Знакомьтесь — Саня, Шурочка и Мусенька. Как я понимаю, товарищ Бойко руководит деятельностью Особого отдела нашего подразделения?

— Разумеется, — ответная улыбка источает неподдельное радушие.

— У нас наметились проблемы с решаемыми задачами, — продолжил я, тяжело вздохнув. — Дело в том, что наша обязанность — уничтожать лётный состав Люфтваффе, а он от нас шарахается, как чёрт от ладана. Мусенька, вон, пока одного догнала, остальные и разбежались так, что ни в какую их не сыщешь.

А ведь в военное время приказы полагается исполнять, — сокрушённо покачав головой, я присел к столу.

Да, морочу, немного, голову товарищам командирам. Но без этого никак — уж что-что, а "строить" мальчишек, вроде меня, они умеют на раз-два. И я против этого не склонен очень-то сильно возражать, да только совсем уж "строиться" мне совершенно ни к чему. Хочу сохранить за собой наибольшее количество степеней свободы.

— Вот, — Иван Павлович выложил передо мной на стол несколько фотографий, — румыны наводят переправу через Прут. Зенитное прикрытие тут очень серьёзное — бомбардировщики работают по этой цели крайне неудачно.

Потом он показал мне точку на карте.

— Маловато будет, — крякнул я досадливо. — Вы мне скажите, когда наши собираются это бомбить, чтобы я как раз перед их прилётом подавил батареи. А то ведь германец — солдат расторопный. Через полчаса подтянет новую артиллерию — и плакали любые усилия. Вы уж расстарайтесь, Иван Павлович, не пожалейте трудов, побеспокойте начальство заботами нашими скорбными.

Конечно, наглости моей, поистине нет предела. Но вот чую — не раскусило пока командование всей глубины созданной нами интриги, поэтому вынуждено действовать дипломатично. Непонятное всегда пугает. И мои "вбросы" про Туму и про решаемую задачу, которую кто-то поставил — всё это не прибавляет уверенности штабным.

Но особенно удивительна для них небывалая боевая эффективность нашего крошечного формирования. И нахальство, с которым я себя веду, намекает на возможность причастности к исполнению нами воли мудрых и прозорливых людей из самых высоких сфер.

Почему я так "извиваюсь"? Так оцените: нам только что предложили выполнить совершенно самоубийственное задание — атаковать то, что спроектировано для нашего уничтожения. Нет, я не стану увиливать — понимаю, что это реально необходимо, но если данные действия не часть тщательно спланированной операции по массированному авиационному налёту на понтонные парки, то риск окажется напрасным. Собственно, на "проколах" такого рода и основана значительная часть неудач начального периода войны.

А теперь представьте, будто я — военнослужащий. Ну... и что истребитель у меня "без фокусов". И, что не заготовлены заранее рояли в кустах. Шансов вернуться с задания по штурмовке прикрытия строящейся переправы — примерно половина. Три таких вылета, и некому больше распугивать гансовские мессеры. Впрочем, даже при успешном выходе из зоны действия зениток, горючки на обратный путь до дому не хватит — дальность полёта наших "птичек" уже поддаётся вычислению на основе очевидных данных. Но информации о нас собрано пока мало, да и, думаю, никто её в одном месте не накопил и не систематизировал.

В данном случае вместо анализа и сопоставления имеет место простое выражение пожелания начальства. Да, я нервничаю.

* * *

Ну что сказать про эту операцию? Начальство "рожало" двое суток, пока я получил от него чёткое распоряжение. Десятку Ар-2 сопровождали МИГи из полка Иванова. График их движения тоже нам сообщили. Требовать большего в подобных условиях с моей стороны было бы просто неприлично.

Мы вылетели с хорошим запасом времени, снизились и подошли к цели на максимальной скорости над самой водой — вдоль русла реки. Разумеется, немцы свои зенитки успели привести в боевую готовность — нам приготовили встречу. Я и Саня кружили на пределе дальности эффективного огня, меняя и высоту, и направление, и скорость, заставляя орудийные расчёты работать с полным напряжением. Изредка Шурочка с Мусей подбирались к зоне переправы, выскакивая на малой высоте и предельной скорости и выдавая по нескольку выстрелов издалека. Отворачивали, отбегали, снова наскакивали.

"Мальчики" тоже постреливали, проявляя завидное упорство, хотя точных попаданий с такой дистанции добиться невозможно. А потом, издержав небогатый свой боезапас, мы убрались на свою сторону, где на пустынной дороге ждали нас повозки с бочками бензина и сменными барабанами осколочных выстрелов.

Пока дядя Сидор с хлопцами заливали в баки "палыво", мы успели набросать кроки с пометками обнаруженных огневых точек. И пошли на второй заход — на сей раз совершенно иным образом построили мы свою тактику.

Трое продолжали старый "танец", а четвёртый...

Иду на бреющем и прямо над батареей зенитных автоматов делаю "свечку". Один из отвлекающих демонстрирует заход сюда же с пологого пикирования. А я в верхней точке опрокидываюсь через спину и направляю нос вертикально вниз. Пикирование начинается с околонулевой скорости при винтах, работающих на торможение. Конечно, машина при этом управляется крайне вяло, поскольку обдув хвоста отсутствует, однако, держится устойчиво — её же за хвост тянет винт. Но на цель наводится, хотя и до отвращения плавно. Четыре двухорудийных залпа осколочными — и какое-то время зенитки целой батареи не обслуживаются. Да, повреждения материальной части невелики, зато среди расчётов практически не осталось не раненных номеров.