Эпилог

— А почему ты не проводил Алю?

И, конечно, Ирина как главная поборница приличий тут же:

— Буська, это невежливо. Ты же уже князь.

— Тогда я не Буська, — попробовал он хоть с улыбкой, но огрызнуться.

И нехотя объяснил:

— Она на такси уехала.

— И куда? — потребовала объяснений Аннушка. — Где она живёт?

— Она говорила, что у неё дедушка с бабушкой живут где-то в пригороде.

— Да, — кивнула Варвара. — всё правильно. Девушка, которая так одевается, не может жить ни в общежитии, ни в меблирашках.

— Что значит "так" ?! — обиделся Борис. — Аля очень скромно одевается. И вчера, ну, то есть... Никаких этих всяких блёсток с брюликами и разрезов сверху до пупа, а снизу до...

— Борис, — поморщился, останавливая его, отец.

А сёстры и мама... рассмеялись.

— Лопушок ты наш, — звонко смеялась Аннушка. — Платье от Монро и эксклюзив от Левине, ой, не могу, скромно?!

Борис растерянно смотрел на хохочущих сестёр, смеющуюся мать и насмешливо улыбающегося отца.

— Ничего не понимаю, — искренне и совершенно по-детски вырвалось у него. — Монро, Левине... кто это?

— Садитесь за стол, — сказала княгиня. — Успеем и обсудить, и решить.

— Я уже всё решил, — твёрдо сказал Борис, усаживаясь на своё место. — Я дал Але кольцо, и она приняла его.

— Это твоё решение, — кивнул князь, принимая у княгини чашку с чаем. — Спасибо. И никто его не оспаривает. Но мы должны знать о твоей избраннице как можно больше. Ведь ты понимаешь, насколько опасна недостаточность информации.

— Главное правило науки, — улыбнулась Ирина, — выводы только на основании собранных и осмысленных фактов. Так что ты знаешь об... Але?

— Кроме того, что она первая по математике, — подхватила Варвара.

— И кстати, из-за чего она поссорилась с Семёном? — хихикнула Аннушка.

Борис отхлебнул чая и решил начать с последнего вопроса.

— Она обошла его на вступительных. На полбалла. А он... он высказался, нехорошо, некрасиво об индейцах. Вот с тех пор и цепляют друг друга.

— Понятно, — кивнул князь.

— А дальше как снежный ком, — улыбнулась княгиня. — И кто её отец?

— Ну, конечно же, вождь, — засмеялась Аннушка.

— Не угадала, — с детским торжеством посмотрел на сестру Борис. — Аля говорила, что он работает на заводе, техник. И мама её там же, чертёжницей.

— И где находится этот завод? — спросил князь.

— Где-то в Ижорском Поясе, — пожал плечами Борис.

— Очень глухая провинция, — согласилась княгиня. — Оттуда обычно едут в Петрополь.

— А дедушка с бабушкой в пригороде Царьграда— задумчиво сказала Варвара. — Это уже интересно.

— И многообещающе, — улыбнулась Ирина. — Почти готовый сценарий.

— Займёмся? — загорелась этой идеей Аннушка.

Сочинение киносценариев было давним и любимым развлечением сестёр. Сюжеты брались из повседневной жизни и расцвечивались самыми причудливыми фантазиями. Потом это делалось красивым альбомом с иллюстрациями.

— Подождём чаепития, — предложила Варвара. — Нужно собрать побольше информации.

Борис хмуро кивнул. Умение сестёр расспрашивать и выспрашивать, а потом со смехом и шутками, но вытаскивать из сказанного всё, о чём... объект их расспросов пытался умолчать, он очень хорошо знал, поскольку многократно испытал на себе. И уберечь Алю от этого он не может. Нет, что бы и как бы ни было, свой выбор он сделал. И если вдруг семья будет против, он пойдёт против семьи. Алю он никому не отдаст.

* * *

142 год

Россия

Ижорский Пояс

Загорье

Переезд — это как два пожара. А если ещё в другой город, через полстраны, да из глухого захолустья в столицу, из ставшего за эти годы родным Загорья в Царьград... Тут количество пожаров увеличивается в геометрической прогрессии. Что взять с собой, что продать, что подарить, что попросту бросить... Голова у Жени шла кругом. И если с мебелью было более-менее ясно: ну, одна перевозка обойдётся дороже, чем новую уже на месте купить, да и саму квартиру ещё не видели, только знали, что будет — завод обеспечит, а какую, где... Но это ладно, когда-то в Загорье они так же ехали, зная только название, и ничего всё со временем уладилось, обжились, обросли вещами. И каждая ведь дорога, и не деньгами, хотя и это до сих пор не обо всём, но о многом помнится, а именно памятью. Как решали, выбирали, покупали. Взять хотя бы вот эти старые табуретки. Женя до сих пор помнит, как позвонили в дверь, она открыла и увидела в пустом коридоре эти табуретки и открытку "С новосельем!". Та так и лежит в семейном альбоме.

Женя прислушалась, ойкнула и бросилась на кухню и тонко засвистевшему чайнику. Да, в Царьграде надо будет купить со свистком. И... и всю посуду. Глупо тратить такие деньжищи на разномастные, скопившиеся за столько лет, чашки и кастрюльки. А эти ложечки и вовсе из Джексонвилла. Их и осталась только одна. Для памяти. Женя улыбнулась и бросила её в коробку для мелочей в упаковку.

— Эркин, — позвала она, расставляя на столе чашки с тёмно-янтарным чаем. — Иди чай пить.

— Иду, — откликнулся он из дальней комнаты, где разбирал и упаковывал книги.

Что книги возьмут все, включая детские, не обсуждалось. Если при бегстве из Джексонвилла столько всего побросали, но книги взяли, а они тяжёлые, а всё на себе несли, то сейчас... Как и ящик с инструментами. Тоже ещё джексонвиллский, Андрей так и оставил его у них, собрал себе свой новый и, уезжая в Царьград, в университет, так что было ясно, что уже там осядет, книги и инструменты забрал.

По дороге на кухню Эркин завернул в кладовку и чем-то там пошуршал будто что-то перекладывал. Женя не обратила на это внимания. Как и на хитро блестевшие глаза Эркина. И уже сидя за столом, восхитившись чаем и печеньем, Эркин как невзначай спросил:

— Да, Женя, а куртку мою ты не упаковала? Я её к зимним положил.

— Какую куртку? — не поняла Женя. — Эркин?

— Ну, мою старую. Ещё оттуда, — он мотнул головой, указывая куда-то за стену, — привезли.

— Зачем?!

— Я в ней на мужскую подёнку ходить буду, — очень серьёзно ответил Эркин.

Женя замерла с открытым ртом, задохнулась от возмущения, а Эркин, будто не замечая её состояния, отхлебнул чая, взял из вазочки печенье и пояснил:

— Ну там, дрова попилить и поколоть, забор поставить... Всё приработок.

И мгновенно вывернулся из-за стола, вскочил и обнял, обхватил Женю, прижав её к себе и целуя в глаза, щёки, раскрытый для крика рот.

— Женя, милая, ну, пошутил я, пошутил...

Она наконец, успокоилась и поцеловала его в щёку.

— Ну, Эркин... Ну не надо так шутить. Я думала, ты всерьёз. Выкинуть её и забыть.

— Как скажешь, Женя.

Эркин изобразил такую покорность, что Женя рассмеялась уже совсем спокойно.

После чая вернулись к своим делам. Женя в кладовку — разбирать и сортировать вещи, а Эркин в дальнюю комнату — паковать книги. Книги они берут все. Это не обсуждается. Даже школьные учебники? Да, их тоже. Бесполезных книг, как и знаний, нет. Ну да, книга — это тоже знание. И мало ли что и как повернётся, вдруг понадобится. Так что... вот именно. И остальные книги, конечно. Каждая памятна: когда и как появилась на полке, как читалась, что из неё запомнилось.

Затрёпанный, уже даже в переплётную носил, томик Шекспира. Как же давно это было. А помнится. Он и сейчас помнит все эти сонеты, хоть снова играй в ту игру. А почему бы и нет? Эркин улыбнулся и дополнительно обернул книгу в плотную бумагу.

Книги на шауни. Тоже потрёпаны, но в меру. Как и на английском. Их немного, в одну, но большую стопку увязались.

Эркин оглядел опустевшие полки и аккуратно перевязанные стопки книг на полу. Теперь их уложить в картонный контейнер для пересылки и готово.

И ещё две книги. На совсем другом мало знакомом, да что там, практически незнакомом языке. Изури. Буквы такие же, что на русском и шауни, а складываются в незнакомые слова. Правда, книги детские, где картинок больше чем текста, и о смысле догадаться можно. Но они не для чтения, а... для памяти. О людях и о том разговоре у ночного костра...

...Покосная страда. Как повелось с того, его первого лета в Загорье, когда он с Андреем и Миняем покосничали помочью у Кольки-Моряка, так и пошло. А в этом году всей, считай, бригадой вышли в помочь к прихворнувшему Генычу. И как положено, как от века заведено ночью у костра, утолив и первый, и второй голод, приступили к чаю под хорошую душевную беседу.

С чего-то разговор перешёл на школу, что всё ли, чему там учат, потом в жизни пригодится. Вот языки, скажем, ну, английский ещё туда-сюда, всякое может быть, а этот... индейский зачем?

— Как зачем?! — возмутился он. — Я же индеец. Что я, своего языка знать не буду?!

— Свой язык надо знать, — кивнул Саныч. — Это ты правильно делаешь. И дочку учишь?

— А как же!

— И я учу, — поддержал Андрей,

— Тебе-то зачем? — фыркнул Петря. — Ты ж... — и осёкся под ставшим тяжёлым взглядом Андрея.

— Язык моего брата — мой язык.

Петря спорить не рискнул, хотя покраснел и надулся.

— Свой язык знать надо, — повторил Саныч и вздохнул. — Без языка и народа не будет. Вон, молодые, — он кивком показал на Петрю. — Какие они изури, ни языка, ни...

— Кто-кто?! — в один голос удивились он и Андрей.

— Изури. А по-русски ижорцы. Наша это земля, по нам и зовётся Ижорьем, Ижорским Поясом.

— Это... — Андрей на мгновение свёл брови, вспоминая. — это при каком царе? Нет, князе...

— Давным-давно! — зло выкрикнул Петря. — Было да сплыло!

— Было, — строго кивнул Саныч. — Да не сплыло.

Петря что-то неразборчиво пробурчал себе под нос и встал. Молча накинул на плечи куртку и ушёл в темноту.

Саныч вздохнул.

— Последние мы. Вот умрём и не станет ижорцев. Вот тогда да, были, да сплыли...

...На этом тогда, вроде и кончилось, заговорили уже о другом. Но Андрей в первый же выходной сманил его в Ижорск, в местный историко-краеведческий музей, и они там долго бродили, рассматривая и читая таблички. Там же в книжном киоске Андрей и купил несколько книг на языке изури, на ижорском. Буквы оказались те же, что и на русском, но с дополнительными значками, апострофами и прочим, как на шауни. Попробовали сами читать, догадываясь о значении слов по картинкам, но сами почувствовали, что не получается. Он сам ещё немного поспрашивал Саныча, узнал и запомнил самые расхожие слова, ну там, поздороваться-попрощаться, поблагодарить попросить попить-поесть-помочь, ну и как выругаться, конечно. А Андрей нашёл в библиотеке, словарь, и Ланка-библиотекарша оказалась тоже ижоркой и согласилась учить его языку.

Так что с книгами-то? Нет, эта тяжесть не в тягость. Эркин решительно убрал их в очередную стопку, аккуратно перевязал и оглядел результат. Да-а, целый контейнер. Перевоз и хранение, пока не обустроятся влетит в копеечку, но... Это же книги. Тогда из Джексонвилла бежали, сколько всего пришлось бросить, а книги Женя все до одной увезла.

Сам переезд его мало беспокоил. Работа и жильё будут, никакой опасности не ожидается, а приспособиться к любому можно. И да, родня у него теперь там. Отец со своей женой, к слову "мачеха" он так и не привык, брат с женой и детьми — его племянниками, ну, и дочка с мужем, то есть зятем и уже двумя детьми, его внуками. Правда, они не Морозы, а Краснохолмские и — Эркин усмехнулся — княжич и княжна. Близнецы. Вот уж никак не ждал, что с князьями породнится. Думал, они только в книгах по истории остались, а они вон как. И живы вполне, и... нормальные люди оказались. Семья большая, разветвлённая, так что если что, то Алиса не один на один с миром. Есть ей на кого опереться и за кем — он невольно усмехнулся — спрятаться. А то мало ли что. Всего не предусмотришь, но быть наготове надо.

* * *

151 год

Июль

Американская Федерация

Алабама

Графство Олби

Округ Краунвилль

"Лесная Поляна" Джонатана Бредли

Мирная сельская жизнь, пастораль и идиллия. Джонатан Бредли — удачливый бизнесмен, лендлорд, член правления многих... много чего не будем вдаваться в детали и мелочи, там, как утверждают, прячется дьявол, а общение с ним не терпит света. Так вот, Джонатан в "Лесной Поляне" отдыхал, занимаясь хозяйством, тщательно выстроенной системой, функционирующей сейчас как бы сама собой. Из Роба действительно вырос вполне толковый управляющий. Действительно, редкость, когда теоретическое образование уровня колледжа не только не помешало, но и обогатило наработанную с детства практику.

День окончен, итоги подведены, что надо записано, что не нуждается в записях уложено в память. Джонатан Бредли привычно оглядев уже убранный стол, встал и вышел в малый холл.

"Большой Дом" уже спал. У сельской жизни свой распорядок и ему подчиняются, даже не желая этого. Наверху вдруг стукнула дверь, и женский голос позвал:

— Ленни?

— Это я, — откликнулся Джонатан. — А что с Леонардом?

— Его ещё нет, — немного смущённо ответила Грейс. — Разумеется, я понимаю, что он уже большой мальчик, но...

— Но дисциплина важнее, — закончил за неё Джонатан, смягчая улыбкой суровость слов. — Иди спать, Грейси, я разберусь. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — согласилась Грейс, закрывая дверь своей спальни.

Джонатан повернулся к входной двери, и почти одновременно с его шагом дверь открылась и вошёл Леонард.

— Добрый вечер, отец.

— Скорее, ночь, — улыбнулся Джонатан, невольно любуясь сыном. — Прогулки перед сном полезны для здоровья. И кого ты навещал в посёлке?

Леонард ответил несколько смущённой улыбкой

— Я был у Фредди.

— А! — рассмеялся Джонатан. — Ковбойские байки. Что-то сегодня он быстро уложился.

— Нет, не байки, — Леонард на секунду замялся, но, тряхнув головой, решительно продолжил: — Фредди показал мне комнату между стенами и что там. И научил открывать и закрывать с обеих сторон. Папа! — вдруг испугался он. — Что с тобой?

— Ничего, — сквозь зубы ответил Джонатан. — Успокой маму и иди спать. Всё завтра.

Леонард очень редко, да что там, по пальцам одной руки можно пересчитать, когда он видел отца таким, но знал, понимал и чувствовал, что в таких случаях нужно просто затаиться, а лучше исчезнуть. И потому пробормотав уже в отцовскую спину: "Да, папа, спокойной ночи, папа", — пошёл наверх к спальням.

Дорога от Большого Дома к их маленькому многолетнему пристанищу была настолько знакома Джонатану, что он прошёл почти пробежал этот путь, не утратив ни капли задора, нет, бешенства! Ковбой решил слинять?! Ну, он сейчас врежет ему, как... как когда-то, ещё в Аризоне.

В "маленьком" доме светились оба окна, и, взбежав на террасу, так и остававшуюся все эти годы пустой, чистой, но не ухоженной, Джонатан с ходу треснул кулаком в обе двери.

Из-за правой двери донеслось неразборчивое бурчание, в котором знающий сразу бы опознал крутую ковбойскую ругань.

Рывком распахнулась дверь.

Джонатан толкнул в грудь вставшего в проёме Фредди и вошёл, захлопнув за собой дверь.