Рукопись, найденная на заброшенной станции. 4. Пират

Аязли нас отпустил, правда нагрузил сопровождением освобождённых рабов в Аратан, а после доставки предоставил "отпуск по семейным обстоятельствам". С рабами получилось не так просто. Рабов было много, рабские сети с них не сняли. Снять-то такую нейросеть — не проблема, да потом, после снятия нейросети, разумный может оказаться не совсем разумным и вести себя неадекватно. Так что погрузились мы всех на попутный транспорт, рабов записали на меня и оправили нас всех в Империю. Ясное дело, здесь местные медики подсуетились — работы много, за каждый "особый" случай нужно отчитываться, проще сослаться на нехватку специалистов, медкапсул, расходников и ещё чего-нибудь, да и спихнуть эту головную головную боль на большого соседа. Кстати все пояснения о разных нехватках-недостатках вполне правдивы — баронство бедное, финансирование в Аратане всяко лучше. В службе безопасности меня успокоили, что неприятностей быть не должно, а если вдруг будут, то велели ссылаться на указ Антиса-15, отменяющего указ Антиса-13, запретившего "практику доставки освобождённых рабов в пункты приёма эмигрантов с использованием рабской нейросети и передачей прав владения сопровождающему". Из этого указа мне нужны были фразы "в силу военно-административной целесообразности" и "...по-возможности назначать сопровождающим разумного с высоким имперским рейтингом, высоким моральным авторитетом или имеющим основания считать рабство категорически неприемлемым..."

Отправились мы в этот же день, можно сказать сразу. Транспорт загрузили блоками жизнеобеспечения, рабов набили как сельдей в бочку. В помощь у меня было девять человек — бывших рабов с нестрогими нейросетями. Нестрогие рабские нейросети им сменили, провели адаптационный экспресс-курс, протестировали "на адекватность" и наняли на время перелёта мне в подчинение. Наняли их почти бесплатно — установили нейросети не базовые, а чуть приличнее из вторички, предоставили возможность бесплатного перелёта и еду. Я так понимаю, что баронство на этом ещё и сэкономило.

Шесть прыжков до Киноли мы проделали в составе каравана. На Киноли нас не приняли — отправили дальше вглубь Империи. Подкинули запас кислородных картриджей (вообще-то картриджей системы обеспечения стандартного газового состава, но это слишком уж длинно), сухпайков и заплатили экипажу за следующий перегон. Три прыжка до какой-то заштатной планетки, формальный запрос на приём мы им отправили, но без особой надежды, и сразу после отказа даже не пытаясь затормозить отправились дальше. Два прыжка — и мы прибыли к столице сектора Караде.

На Караде отказать в приёме нам не решились, и мы прибыли к транспортному хабу Карада-сортировочная. На сортировочной, после небольшой задержки, нам подали большой челнок для перелёта к орбитальному лифту.

* * *

Первую партию в 70 человек мы спустили на планету успешно, у лифта загрузили в три автобуса, и отправили в Центр Приёма и Реабилитации Вынужденных Переселенцев. А вот на второй партии получился сбой. На лифте нас встретила тройка активистов — два парня и девушка.

"Рабовладелец!" — Скандировали они. — "Позор!"

Вроде и немного их было, а громко получалось. У полицейских они потребовали, чтобы меня арестовали. Арестовывать полицейские меня не стали, но препроводили в полицейский участок для разбирательства. Препроводили вместе с тремя скандалистами и автобусами рабов. Точнее препроводили не в сам полицейский участок, а в примыкающее к участку здание с большим торжественным залом. Похоже, что зал был для торжеств и приёмов — дроиды как раз его убирали.

Нам пришлось немного подождать, и в зале появился судья, но не "в живую", а в виде голограммы. В проблему он въехал мгновенно:

— Значит максимум инкриминируемого не рабовладение, а нарушение правил транспортировки? — Сразу попытался завершить разбирательство он. — Значит штраф. Только нужно разобраться кого штрафовать и на сколько.

Штраф меня не устраивал. Я сослался на нужный закон. Судью ссылка устроила, но в ответ я получил ссылку на подзаконный акт "...о нежелательности широкого применения практики..." Пришло время прикидываться дурачком:

— Ваша Справедливость! У меня указание доставить освобождаемых рабов в центр переселенцев. А может на транспорт прибудет кто? Я ему всех сразу оптом и сдам. А до центра пусть сам доставит.

— У полиции людей и средств не хватает. — Сообщил появившийся голограммой начальник полиции. — Нарушения закона нет, значит и отвлекать полицию от несения службы не следует.

— Как же нет нарушения? А как же рабовладение? Это не нарушение закона? — Влезла в обсуждение девица. Голограмма главного полицейского к ней развернулась, полицейский посмотрел на неё как на дурочку, но промолчал.

— Ваша Справедливость! — Снова вмешался я. — Я понимаю, что точность следования букве закона важна, но мы задерживаем освобождение несчастных. Может быть поручим доставку этой партии ВОЛОНТЁРАМ? — Здесь я кивнул на скандалистов. — А меня там ещё почти тысяча несчастных дожидается.

Судья задумался, согласовал с медиками Центра и толкнул короткую речугу о порывах молодости и необходимости нести и разделять ответственность за принятые решения. От опёки этой партии он меня освободил, поручив её парням с девицей.

— Я могу идти? — Уточнил я.

— Всех освободи! Немедленно! — Потребовала девица.

Освободить, так освободить — я обнулил всем хозяина в нейросетях. Большая часть осталась тупо стоять. Несколько человек куда-то пошли, не слушая восторженных воплей девицы. Кто-то кого-то толкнул, кто-то кого-то стукнул, завязалась вялая драка. Полицейский наряд напрягся, приготовил стопперы, но пока не вмешивался.

— Женщина! — Заголосил один из освобождённых и, разведя руки в стороны, пошёл к девице и облапал её. Парни быстро выдали тому по морде, сами тоже огребли, но мужика уронили.

— Что ты с ними сделал? Гад! — Гневно вопросила меня девица.

— Как велено — освободил. Теперь у них нет хозяина. Работай с ними.

— Прикажи им успокоиться и двигаться в автобусы!

— Я им никто. Приказы отдавать я им больше не могу.

Один из освобождённых рабов оказался не человеком, а обезьяном — самцом обезьяны. Он сорвал с себя одежду, высоко подпрыгнул, зацепился хвостом за люстру и начал на ней качаться. Оказывается в зале была крупная люстра на потолке, выполненная в докосмически-шикарном стиле, новодел конечно. Этот обезьян сначала плевался, потом решил всех сверху обоссать. Я успел закрыть свой скафандр, внутрь не попало, но всё равно неприятно.

— Вот! Это тебе за то, что ты их раньше не освободил! — Тыкала пальцем в меня девица. Здесь прилетело и ей. Она была в обычном планетарнике-тряпочке. Подозреваю, что ей гораздо неприятнее.

— Меня-то за что? Это я всех освободила! — Заорала она.

Обезьян на её вопль отреагировал и удостоил целенаправленной струи.

— А-А-А! — Завизжала девица.

В зале был "пожар и наводнение в бардаке".

"Я пойду, всё одно я здесь ничем не помогу, а меня остальные ждут." — Отправил я сообщение судье. Тот с кем-то ругался и от меня отмахнулся, отпустив.

"Девиантное поведение освобождённых ..." — донеслось до меня.

За несколько часов транспорт мы освободили. Всех оставшихся доставили в Центр. С той несчастной партией тоже разобрались, полицию привлекли, она стопперами справилась. Наряд меня снова доставил в тот же торжественный зал. Сопроводили подчёркнуто-вежливо. Умида тоже появилась, с негодованием посмотрела на скандалистов, меня взяла под руку. Судья меня поблагодарил за выполнение законов Империи и долга Верноподданного, парней с девицей приговорили к штрафу или отработке. Полицейские настаивали на штрафе с целью оплаты внеплановой внеурочной работы. Скандалисты в итоге выбрали отработку. Судья усмехнулся и приговорил их к сопровождению перевозки освобождаемых рабов с Рауса.

— В баронствах вечно чего-то не хватает. — Заявил он. — Вот научитесь, как лучше дело делать, и их может быть научите.

Определённо, у судьи есть чувство юмора.

* * *

Мы расквитались и отправились в Галифат, в систему Маркебхоб. Назвать систему лодкой, везущей любовь среди звёзд — поэтично. Хотя, возможно, я не слишком точно перевёл. Сначала мы летели рейсовым по Аратану, потом пограничный перелёт и ещё пара рейсовых перелётов по Галифату с одной и с тремя промежуточными остановками. Умида изображала из себя образцовую галифатскую жену, сопровождающую супруга.

Маркебхоб от остального Галифата отличался. Не было на нём всеобщей женской закутанности-зашторенности. Но в госпитале врач всё равно говорил о предстоящих операциях Умиды не с ней, а со мной, как с мужчиной и мужем.

— Очень хорошо, что Вы согласились на такую прогрессивную и многообещающую технологию. Мы не идём путём аварцев, с их донорской пересадкой конечностей, хотя успехи их феноменальны. Мы не идём путём искуственного выращивания нужных органов в биореакторе с их насыщением прогениторными клетками — это несёт риск существенного снижения регенерационных возможностей организма и уменьшает срок жизни. Мы идём по промежуточному пути: используем межклеточный матрикс пурко, сеть инертных белковых волокон, структурируем его клеточным материалом пострадавшего и выращиваем конечности. — Доктор посмотрел на нас и продолжил: — Я наверно слишком заумно говорю. Пойдёмте просто посмотрим!

Мы прошли какими-то коридорами и подошли к стеклянной стене. За этой стеклянной стеной была обычная молодая хрюшка. Точнее обычной она бы была, если бы не выращенные у неё человеческая ступня с голенью, нога с коленным суставом и кисть руки, густо облепленные датчиками и трубочками с прокачиваемой жидкостью.

— Вот! Посмотрите какая прелесть! — Продолжил доктор. — Всё прекрасно сформировалось, всё прекрасно подойдёт Вашей жене, снижение регенерационных возможностей будет минимальным!

Хрюшка нас услышала и заинтересовалась. Голову она повернуть не могла, ну не вертят свиньи головами, а тело у неё зафиксировано. Когда мы её обошли и попали в поле зрения, она посмотрела на нас умным и грустным взглядом. Умида вцепилась в мою руку. Меня тоже пробрало.

— Мы начали предоперационную подготовку и уже через 20 часов готовы будем начинать. Осталось только оплатить остаток. Умидиного счёта на это как раз хватило. Доктор предложил дополнительные процедуры для улучшения и ускорения адаптации при посттранспонталогическом состоянии, Умида хотела отказаться — денег, видишь-ли на счёте у неё не осталось, но я оплатил со своего — 15 тысяч не те деньги...

Мы устали от перелёта и госпитальной суеты — легли пораньше.

— Пурко у нас считается нечистым животным. — Шептала мне Умида. — Когда я соглашалась, я себе это как-то не так представляла. Мне кажется, ты будешь меня меньше любить...

— Нет, девочка моя. — Шептал я ей в ответ...

* * *

Операция и послеоперационное восстановление в медкапсуле прошли успешно. Я неделю просидел в гостинице. Утром и вечером мониторил состояние Умиды. Идти никуда не хотелось, так что просто пил кофе и читал книги. Мог проснуться ночью, накофеиниться и читать, мог заснуть среди дня, не дочитав главу. Наконец Умида вышла от медиков "своими ногами". Три часа мы с ней медленно ходили под ручку по парку при больнице, время вышло и она снова вернулась на лечение. Четыре дня её выпускали часа на три-четыре, потом ещё четыре дня выпускали на день, а ночевала она в медкапсуле.

4.12. Поездка к маме.

Наконец лечение закончилось. Умиду выписали, выдав реабилитационную программу на полгода, с постепенным повышением нагрузок и еженедельным плановым автообследованием. Она передо мной покрасовалась — руки-ноги получились как родные. Мы уже собрались возвращаться, но — пришло письмо.

— Маме нужно меня видеть. — Сказала мне Умида.

— Нужно, значит поедем. — Согласился я, и мы отправились к тёще.

Тёща обитала в соседней системе. Планета там была какая-то не очень. Города были под куполами. Если госпиталь был в системе — райцентре, то это — деревня. Хотя, и деревней-то её не назовёшь, с сельским хозяйством, насколько я понял, тоже было не ахти. Чем народ в системе занимается-живёт — не разобрал.

Местный транспортник довёз нас до системы. Со станции — на планетарный космодром. Челноком до нужного купола-человейника, коридоры, переходы, повороты... Наконец под местный вечер добрались до нужной двери. Позвонили, и дверь убралась в стену. На пороге была девочка. Худая и голенастая. Подросток. "Гульша" — успел заметить я её имя, и перевёл — цветочек. "Пока на цыплёнка больше похожа, чем на цветок..." — Подумал я.

— Уми! Это ты? А кто это с тобой? — Спросила она, и, не дожидаясь ответа, убежала внутрь.

— Здравствуй, доченька! — На пороге появилась галифатка в годах. "Хурраа", — прочитал я её имя. Значит "Свободная", почти как Хурия, но с другим оттенком. — Здравствуй и ты, зять мой, защита, опора и надежда моей дочери, да будет благословен ваш брак.

— Здравствуй, подарившая мне свет очей моих... — Ответил я принятой галифатской вежливостью, пожелав мира, благоденствия и процветания и тещё, и всем её близким, живущим в доме, и в доме отсутствующим. Я говорил и думал, что такая регламентированность в чём-то оправданна. По крайней мере не приходится стоять дураком, мучительно пыжась пытаясь общаться. Как там у Гоголя-то было, когда Чуб спросил у Головы, чем он сапоги мажет, а потом думал: "Для чего спросил я сдуру...?" И ещё успел я подумать, что многие считают галифатцев лицемерными, так как и враги, встретившись на узкой дорожке, также нажелают хорошего всякого-разного, перед тем как прибить вражину. И в конце своей ответной речи подумал, что лучше уж по-простому, по-нашему.

Хурри провела нас через прихожую и мы оказались в зале — большой квадратной комнате с высоким потолком.

— Отчизна наша дорогая,

— Под гнётом вражеским страдая,

— Ждёт избавленья, ждёт героя...

— Жеманным голосом декламировала одна из женщин. В зале было четыре мужчины и семь женщин. Галифатцы и галифатки. Один мужчина чувствуется что в годах. Двое, наверно, средних лет. И один по-впечатлению почти молодой. Женщины не так чтобы молодые, но и старыми их назвать язык у меня не повернётся. Одеты все достаточно свободно, совсем не по галифатской моде. Девчушка, что встретила нас в дверях, тоже была здесь.

— Уми приехала! — Провозглосила Хурраа, зайдя в зал и перекрыв голосом декламацию.

— Умка! — Радостно завизжала одна из женщин.

— Уми! Уми! — Откликнулись остальные.

В другом конце зала на шум открылась дверь и оттуда высунулась пожилая женщина, точно старше Хурраи. На руках у неё был малыш. Сквозь дверь была видна ещё одна комната, большая, не меньше зала.

— Уми, приехала! Здравствуй, дорогая!

Из той комнаты ломанулись дети. Сначала, мне показалось что их не сосчитать, но так было только поначалу. Три девочки мал-мала-меньше повисли на Уми, а два мальчика просто галопировали кругами.

— Раздевайтесь, устраивайтесь! — Подал голос дедок, тот, что старший из мужчин.

Мы с Умидой прошли в гардероб, скинули скафандры, оставшись в комбезах-тельниках. Репетицию, а это была вечерняя репетиция самодеятельности, за время нашего отсутствия свернули и устроили "торжественный" ужин. Стола не было. Все расселись прямо на полу в зале большим таким кругом. Я сидел рядом с Умидой. С другой стороны от Умиды её мама, справа от меня дедок, Касими. Ужин совместный, без разделения на мужчин и женщин, что совсем не по-галифатски. На ужине блюда были из пищавтомата, но с хорошими "праздничными" картриджами.