Кругом одни мерзавцы и сплетники, вот!
* * *
Степан хлопнул стакан горилки, мрачно закусил огурцом.
Нельзя сказать, что дела его были плохи, но и что не особливо хороши — так точно.
С распростертыми объятиями его по станицам не принимали, факт. Но и не гнали ведь. Выслушивали, размышляли.
И сейчас стрелки весов колебались. Все поставлено было на карту. Коли вернется Петр из похода, с добычей вернется, с удачей молодецкой — так и останется он гетманом. И тогда Степану воевать придется за это место.
А не хотелось бы.
Ни к чему.
С другой стороны, коли Дорошенко разобьют... вот тут могут казаки и под руку русского царя встать. Тут им прямо сам Бог велел Степана кликнуть гетманом и защиты просить. А то как же?
Круль польский такой наглости не простит — идти его воевать. И с ответным визитом явиться может.
Так что все зависело от поляков.
Степан же объехал всех, кого мог, закинул все крючки... К тому ж многим не понравилось и что Дорошенко под турок перейти решил, а особенно гетману Запорожской Сечи Ивану Сирко...
Теперь оставалось только ждать — и думать о своей Татьяне.
А что?
Любить — так королевну!
И надобно Алексею Алексеевичу отписать.
Все теперь от него зависит.
* * *
Поль Мелье принял у служанки чашечку горячего кофе. Коснулся ее края губами, втянул ноздрями горьковатый запах.
Конечно, не вино, но во всем городе, во всем Азове и капли никому не нальют.
Ромодановский запретил, а то как же! Двадцать тысяч пьяных мужиков — это страшно. Да еще десять тысяч по степи сейчас гуляют. А еще ведь и пленные есть.
Вот, как эта служанка.
Баб боярин не запрещал, понимал, что к чему. А вот вино — нельзя.
Ему предстояла сложная задача.
Да, теперь он опять боцман, аккурат на той самой галере, на которой раньше веслами греб.
И ему надобно подобрать и гребцов, и команду, и оснастить ее...
А кому ж еще?
Капитан погиб тогда, да и вообще — откуда тут капитаны. А он все-таки много чего умеет... чего уж там, частенько и вместо капитана курс считал, и по звездам шел. А что делать, коли капитан был хоть и графом, а тупым, как пробка. Купили ему эту должность — он и пользовался. А жить-то хотелось, вот Поль и делал все что мог — сам.
Вроде как потихоньку народ подбирался. Да и русские оказались вовсе не так глупы. Зато работали они не за страх, а за совесть, гребли без ругательств и жалоб, потихоньку осваивали паруса...
Да и домой он тоже монет отправил, описал все, как есть — и один из секретарей боярина (про себя Поль, узнав, что один из титулов боярина 'князь', давно называл его принцем) обещал все переправить и сразу же сообщить, как ответ получат.
Но письма идут долго.
А сам Поль...
А что от него толку, коли в кармане — вша на аркане, а ему сразу же, обняв жену, придется в другой рейс идти? Лучше уж денег послать. Да потом и самому с заработком явиться. Куда как лучше...
А чем бы сегодня заняться?
Вчера он только вернулся, дней пять они ходили по заливу, приноравливаясь и к галере, и друг к другу, а потому... законный отдых на два дня у него был.
Так чем бы заняться?
Погулять по городу?
Но пить-то нельзя.
А что если сходить в хамам? Бани здесь были, турки знали толк в роскоши. Там же и девки теперь есть... Поль почувствовал, как под штанами напряглась плоть.
На служанку он не посягал — не стоит гадить, где живешь. А вот в баню...
Сходить?
Русские, конечно, дикий народ, всякому известно, что частое мытье способствует заболеваниям. А они почитай каждую неделю в этих банях плещутся. Да и платяных зверей стараются не допускать, а когда он, как привык, облился дорогой ароматизированной водой (из-под полы достал, за жуткие деньги), начала чихать почитай, что вся галера.
Дикари, одно слово.
Но чесаться как-то тоже...
Сходить, что ли?
Поль решительно допил кофе и направился в хамам.
Святой отец дома, конечно, говорил, что мытье — грех, но Поль ему потом честь по чести исповедуется. А пока...
Бог с ним, с грехом, но какие там женщины!
* * *
Татарин по имени Рашид ехал по польской земле.
Не один ехал, с пятью десятками своих товарищей. Им надобно было продовольствия найти, фураж для коней, ну и себя не забыть. А то как же!
Кто для чего пришел, а им и рабы надобны. И золото... а вот и деревенька стоит.
Небольшая, на пару десятков дворов, но явно жилая.
Люди работают, дымок из печных труб над крышами вьется...
Рашид поднял руку.
Сейчас, по его команде, всадники ринутся вперед, с холма. Ударят, кое-кто уже отцеплял от седла и раскручивал арканы...
И правильно.
Чего убивать глупых рабов? Их надо будет увести с собой.
А еще они позабавятся. Наверняка в деревне есть женщины, к тому же можно и поиграть — выбрать пару-тройку людей и пусть бегут, а они будут ловить и расстреливать...
Или кого-нибудь на кол посадить!
Почему нет? Эти твари, не знающие Аллаха, так смешно дохнут... собственно, это почти что двуногий скот! А значит пусть выполняет свое скотское предназначение!
Рашид махнул рукой.
Отряд сорвался с холма и помчался по полю прямо к крестьянам. Но... почему они так спокойны?
Что происходит?!
Почему никто не бежит, не прячется... не...
Додумать Рашид уже не успел. Татары мчались на крестьян, рассыпаясь кольцом, для охвата большей площади. И это поле...
Конь под Рашидом споткнулся — и упал на колени, а храбрый татарин перелетел через его голову и грянулся о землю, что есть дури. И не он один.
Рядом так же падали кони, люди... образовалась безобразная свалка.
А рядом с тупыми крестьянами в поле поднялись несколько лучников — и татар накрыло градом стрел.
Рашид так и не узнал, что произошло. Падение оказалось для него фатальным — и он сломал себе шею. А вот выжившие татары узнали.
Пан Володыевский совершенно не собирался позволять всякой нечисти шляться по польской земле, разорять деревни и угонять людей в рабство. Вот еще не хватало!
Идея у него была проста.
Наделать ловушек из разряда самых простеньких.
Бревна, подвешенные в лесу, волчьи ямы, выкопанные на таких вот особенно удобных для нападения местах, вкопанные в землю острые колышки длиной с пару ладоней, ну и конечно, разведка. Почтовые голуби летают куда как быстрее татар, а направить к ним комитет по встрече, не пожалев стрел вместо цветов....
Да и сами крестьяне в рабство не хотели, а потому кто снимался с насиженных мест и уходил, а кто и оставался. И были это не люди — кремни! Саблей чиркнешь — искру выбьешь!
Партизанское движение набирало обороты.
Двух часов не прошло, как убитые татары были раздеты догола, отвезены на телегах и сброшены в карстовый разлом — благо, по округе таких хватало, лошади, которые уцелели — пойманы и поставлены в конюшни, а те лошади, которых не представлялось возможным вылечить — просто зарезаны и разделаны на мясо, которое тут же подвесили коптиться.
Не пропадать же добру?
Ежи Володыевский был доволен.
Пара десятков всадников здесь, там, где-то еще...
Но вражеские силы-то уменьшатся!
Пока он не может дать решительного сражения супостату. Но пакостить ему в меру сил и возможностей...
О, это он может! И будет!
Даешь партизанов!
Конечно, Ежи не знал этого слова. Но действовать ему это вовсе не мешало.
* * *
И потянулись дни осады.
Турки подводили под стены Каменца подкопы, чтобы заложить в них бомбы. Осажденные же старались либо закидать противника ручными гранатами, либо обрушить подкоп, пока он не продвинулся далеко...
Получалось средне...
С одной стороны — Старый город стоял на скальном основании. С другой — турок было намного больше и они могли себе позволить пожертвовать даже тремя своими за одного защитника. А учитывая татар — так и четырьмя.
Подошел к стенам и султан с личной гвардией, но достать его ни у Володыевского, ни у Собесского возможности не было, к великому их сожалению. Слишком хорошо его охраняли...
Шел по земле польской и Алексей Алексеевич, видел мрачные взгляды, слышал злые слова...
И задумывался. Вот когда отец говорил, что ему бы хорошо на польский престол сесть, когда он слышал, что войско их тот или иной город взяло — это иначе звучало. А на деле... выходило как-то больше на то похоже, как Софья говорила. А сестра учила, что завоевателей всегда ненавидеть будут. Они ведь чужие.
И выход тут только один. Сделать так, чтобы люди сами пожелали к тебе прийти. Не мечом, а медленно, постепенно, меняя отношение и мировоззрение — и этот путь начинал Алексею нравиться.
Война...
Звучит красиво.
А видели вы сгоревшие дома?
Изрубленные тела?
Потухшие глаза людей, которые лишились родных?
Алексею это видеть не хотелось. И мысленно он давал обещание, что на Руси войн не будет. Ежели где и придется с врагом встретиться — то только на его территории...
А уж татары...
Обязательно надо что-нибудь придумать, чтобы не нападали эти стервятники на Русь-матушку!
Да и турки — беда, да не самая страшная. Просто когда война идет — появляется куча людей, которым хотелось бы рыбку в мутной воде половить. Разбойники, тати... а что? Война все спишет! Поди, разберись потом — это турки остановили повозку с паненкой, изнасиловали ее, вспороли живот и бросили умирать на дороге — или свои, что похуже диких зверей бывают?
Так и не узнаешь...
Войско Алексея Алексеевича так и шло, пока...
* * *
— А ну стой!
Федька, удалой казак из воинства царевичева, с насмешкой посмотрел на десяток поляков. Рядом бросил руку на рукоять сабли Потап.
Бояться они и не думали, успев оценить своих коней — и лошадей польских. У тех тоже неплохи, но их лучше, а главное — свежее. Так что уйдут, коли понадобится. Важно другое — это не басурмане, так что рубить покамест не надо. Подождем...
— Ну, стоим. Чего надобно?
— Вы кто такие?
— А вы кто, чтобы спрашивать?
— Пана Володыевского отряд!
Федька и Потап переглянулись. Это имя казаки знали. И по войне с ляхами, где отметился данный рыцарь — и царевич упоминал, что пан Володыевский сейчас крепость оборонять должен.
Это Федька и спросил.
— Разве ж пан не в крепости? Он же комендант в Каменце?
Лица поляков тут же посуровели.
— Тебе откуда то ведомо?
— К пану нас проводите?
— Откуда мы знаем, что вы не из тех предателей, которых привел под наши стены Дорошенко?
Но видимо, исказившиеся злобой лица что Федьки, что Потапа, послужили хорошим ответом. Оба бы негодяя зубами загрызли, у обоих свои счеты были...
Сечь, она хоть и всех принимает, да условия ставит разные. И помыкаться обоим пришлось в свое время...
— Оружие отдайте. Проводим вас к пану, а там уж пускай он решает, — старший над поляками смотрел хоть и хмуро, но без вражды.
Федька подумал, протянул пистоль.
— Саблю не отдам.
— А и не надо. Ты нашего пана все равно саблей не достанешь...
Вот тут бы казак поспорил, но к чему? Им не друг с другом, им по одну сторону биться...
А спустя четыре часа...
* * *
— Ваше высочество...
— Ясновельможный пан...
Мужчины разглядывали друг друга серьезно и испытывающе. Ежи видел перед собой молодого человека, который еще не нюхал пороха, но явно собирался на войну, а не на бал. Ни роскошного обоза, ни дорогой одежды — все самое простое. Разве что оружие дорогое, но и то — по рукояти видно, что боевой клинок. Да и пистоль не изукрашена, и у кнута рукоять самая простая, деревянная...
Нет, это явно не избалованный мальчик.
Да и двигается он плавно, мягко — боец хороший будет, коли выживет.
Алексей же видел перед собой невысокого человека с кошачьими усиками и неожиданно яркими и веселыми глазами. И тоже оценивал его. Как легко Ежи нес на своих плечах тяжесть доспехов и оружия, как держался, как шел, поворачивал голову...
Не лидер, нет. Но как исполнитель — незаменим. Будет ли он подчиняться?
Посмотрим.
— Пан Володыевский, ваше высочество...
— Я слышал о вас. Говорят, что кентавры — дети рядом с вами.
Ежи усмехнулся.
— Я немало русских посек во время войны, ваше высочество.
И впился глазами. Коли сейчас царевич разозлится... нет. Только головой покачал.
— Мы деремся, османы радуются.
А вот это было сказано верно. И Ежи мигом прекратил проверки, решив, что все равно в одной упряжке, чего теперь свариться.
— Государь, они сейчас Каменец осаждают. Коли не поможем мы им...
— Сколько турок?
— Около ста тысяч. Больше было, да тысяч десять мы положили.
— А нас десять тысяч, да вас... сколько?
— Тысяча.
— Мало, слишком мало...
— Государь, так подмоги-то больше ждать и не придется, верно ведь?
— Верно. Я не к тому, пан, чтобы отступить, или, не дай бог, уйти восвояси, оставив басурман здесь хозяйничать. Я к тому, что все надо продумать дважды и трижды, чтобы победить, а не погибнуть без смысла и толка.
Вот этот подход для Ежи был прост и понятен. Мужчина кивнул.
— Чем я могу служить, ваше высочество?
— Есть ли у тебя связь с теми, кто в крепости? И надобно мне знать, сколько турок, кто и где стоит...
Ежи кивнул, а потом достал палочку и принялся чертить прямо на земле.
— Вот тут крепость. Здесь поле. Здесь — река. Плотина. Здесь стоят татары. Вот казаки...
Казаками его высочество особенно заинтересовался. А потом посмотрел на своих.
— Справитесь ли...
— Ты, государь, объясни, что делать надобно, а мы уж расстараемся, — Фрол Разин чувствовал свою ответственность. Пока Степан на Сечи народ под царскую руку склоняет, ему надобно здесь все исполнять, да не абы как...
Алексей усмехнулся.
— Казаки Дорошенко... их тысяч пять, так?
— Не менее...
— И потому они все друг друга не знают, ну, не обязательно знают...
— А для басурман мы и вовсе на одно лицо.... один чуб.
— И стоят они очень удачно, аккурат рядом с янычарами. На том и сыграть можно...
— Государь?
Алексей Алексеевич ухмылялся откровенно пакостно. Они уже с Иваном Морозовым обсудили по дороге, кого на чем ловить можно.
— Турки. Крымские татары. Казаки-предатели. Пан Ежи, неужто у таких разных людей ни одного повода поссориться не найдется?
В голубых глазах пана мелькнуло понимание.
— А коли не найдется, так им помочь надобно, государь?
— Именно, ясновельможный пан, именно так... Найдутся у меня казаки, найдется и несколько татар, которые в свое время на Русь утекли. А вот кто где стоит, да кто к нам пришел...
Ежи закивал. И принялся рассказывать подробно, что знал.
План был выработан спустя два часа. Предварительный. Окончательный — только после разведки. И Ежи с восхищением признал, что коли удастся это дело...
Так может, будет шанс и в живых остаться? Царевич-то явно умнее Собесского. Ведь никто и Яну не мешал таковое придумать? Нет, Собесский тоже молодец, с переправой он придумал талантливо, да и с замком тоже, но до такого полета мысли не дошел. А зря, ой как зря...
