Кйеррис подключил Кубышку и ещё нескольких более-менее состоятельных студентов к сбору средств. Но Терин отказалась взять у них золото. Попытка настоять на своём привела лишь к тихой истерике, напугавшей Стрелка чуть ли не больше всего остального. "Ты ничего не понимаешь! Ничего!" — "Но как я могу что-то понять, если ты не хочешь объяснить, в чём дело?" — "Отстаньте вы от меня! Отстаньте!" И слёзы.
Да он бы целостью собственной души поклялся, что Терин вообще не умеет плакать!
Целую неделю после инцидента с деньгами она ходила по корпусам Академии словно в свинцовых колодках. Прятала глаза, отвечала на вопрос, только если задавший повторял его...
Там, где оказались бессильны сокурсники, могли помочь преподаватели. Кйеррис попросил нескольких наиболее уважаемых профессоров о помощи. Но в случае с Терин оказалась бесполезна и эта мера. Попытки вызвать её на разговор неизменно упирались в стену глухого молчания.
И тогда Стрелок сдался. Невозможно помочь тому, кто не хочет помощи.
Но наблюдать, как Терин медленно погружается на дно, всё равно было... больно.
Обшарпанный особняк на окраине города. Перед фасадом — небольшой прямоугольный двор, отделённый от улицы не слишком высокой чугунной решёткой. Окна первого этажа заколочены. Окна второго закрыты ставнями. У парадных дверей скучают двое: ваашец и человек.
Впрочем, скучать, перебрасываясь редкими репликами, им осталось недолго.
— О! Смотри, кто идёт, Царапка!
— Ты про эту девицу, что ли?
— Ага. Персона, широко известная в узких кругах не нашего отдела. Да и нашего тоже.
Две пары глаз — иссиня-чёрные у ваашца, голубые у человека — следят за "широко известной персоной". В ответ — ноль внимания.
...шаркающая походка. Стеклянный взгляд. Согнутая спина. Неделю не стираная одежда.
Улица. Потом — раскрытая калитка. Песчаная дорожка. Четыре шага до двери...
— Привет, Студентка!
— А? Привет, Плешь. — Голос подстать облику: тусклый, безразличный. Шарк-шарк мимо, к "парадной" двери. Дверь тяжёлая, подпружиненная, скрипучая, и Студентке приходится приложить ясно видимое усилие, чтобы открыть её.
Вошла. Дверь с душераздирающим скрипом закрылась.
— Слушай, я чего-то не понимаю, — недоумённо хмурится человек. — В отделе подготовки что, две разных Студентки?
Плешь — внушительно выглядящий из-за бугрящихся мускулов ваашец, вооружённый длинным кинжалом и тяжёлым бичом — снисходительно ухмыляется.
— Не-а, друг Царапка. Она такая одна. Просто та Студентка, которая посещает лекции в Академии, и та, которая возникает за этими дверями — это две очень разные... персоны.
— Но она не пользуется гримом! У меня глаз намётанный, я бы заметил. Она что, заклинания какие-то на себя накладывает?
— Сам-то понял, что ляпнул? Она только-только из Академии! По-твоему, если бы она так паршиво выглядела из-за магии, долго бы ей удавалось водить за нос сокурсников и профессуру?
— Ладно. Сдаюсь. Как она добивается такого жуткого эффекта?
— А вот этого, друг, никто не знает. Талант актрисы, не иначе. Можешь сходить, полюбоваться, на кого похожа настоящая Студентка. Она обычно начинает с зеркального зала.
— А ты?
— Во-первых, я её перевоплощения уже видел. Во-вторых, я на дежурстве. Или забыл?
— Сцапай меня Кракен! Забыл...
Правильное дыхание. Это основа всего.
Или просто дыхание. Главное — уметь им управлять.
Переодеться — минутное дело. Всей запасной одежды в личном шкафчике — безрукавка да шорты. Обувь долой. И уже во время переодевания кровь начинает веселее бежать по жилам, потому что нарочно замедленные и неглубокие вдохи сменяет мерный, мощный ритм огня. На внешности это почти не отражается. Только на пластике. Движения наполняет доселе отсутствовавшая в них энергия. Мышцы наливаются силой. Не магической, не сверхъестественной. Обычной.
Теперь зеркальный зал. В нём легче меняться. Хотя вообще-то без зеркал вполне можно обойтись, просто с ними работать удобнее, чем без них.
"Отвратительно выглядишь, подруга".
"Сама такая. Гляди-ка, новичок!"
"Вижу. Не иначе, Плешь послал. Ну, пусть смотрит, раз интересно..."
Вдо-о-ох... выдох! И все лишние мысли — прочь, вместе с серой мятой "маской".
Стальная "маска", твоя очередь.
Со стороны это смотрелось... странно. Не так медленно, как раскрывается бутон. Не так быстро, как закипает на сильном огне вода. Плавно и естественно.
Лишь ненадолго отвернувшись, замечаешь: да, она действительно меняется.
Студентка вошла ещё чуть скованной, но уже не настолько утомлённой походкой. Села на пол, расправив плечи. И почти замерла. А потом на глазах у Царапки в неё начала вливаться... сила. Энергия. Жизнь. Ещё не движение, но всё более и более явное обещание движения. Уходила нездоровая отёчность век и лица. Кожа возвращала нормальный цвет и молодую упругость. Медленно, без рывков, менялась осанка. Менялось сразу очень многое, и невозможно, немыслимо было ухватить сразу все перемены, удавалось отслеживать только наиболее явные.
"Медитация? Видимо, да..."
Служебный амулет словно запустил в грудь коготки, фиксируя рост простейших Сил. А ведь снаружи, когда Студентка прошла совсем близко, он не реагировал. Словно её магический потенциал был совсем мал или так качественно свёрнут, что...
Всплеск!
Коготки сигнальной сети впились в грудь уже всерьёз. Почти болезненно. Слегка поморщившись, Царапка переключил амулет в визуальный режим. И против воли распахнул глаза, когда вокруг фигуры сидящей Студентки вспыхнул призрачной зеленью круг в звезде, с четырьмя... нет, уже с пятью лучами. Ещё один вдох-выдох, и лучей стало шесть. Яд мурены! Она, значит, и потенциал свой умеет прятать не хуже, чем... а неслабый потенциал-то, отнюдь не слабый!
...отвлёкшись, он не заметил начала движения. Мгновение назад она ещё сидела, а сейчас уже стоит. И никакой истощённости, никакого намёка на болезненность в этой пружинистой хищнице нет в помине. Шаг, полуприсед, разворот, прямое сальто — и тут же двойное сальто назад, без перерыва. И без малейшего шума. Да, обуви на ногах у Студентки нет. Но приземлиться из двойного сальто тише, чем бежит вдоль стены мышь? Проход на руках, падение в перекат — снова без единого звука, даже ткань безрукавки не шуршит. Мягкий подскок из какой-то жутко неудобной позы... и пауза. Завис в полутора метрах от пола. Вот это уж точно магия!
Но как? Амулет не фиксирует активного заклятия...
Или это какая-то особая левитация? Тихая?
— Терин, ты закончила?
"Сцапай меня Кракен! Принц!"
Студентка встаёт на ноги, как ни в чём не бывало.
— Да, высочество. Хочешь проверить?
— Нет. Я и так вижу, что ты в отличной форме. Пойдём, есть разговор.
Комната для инструктажей. Одна из многих. Пустая и запертая изнутри. По просьбе начальства Терин прибавила к стационарным заклятьям против подслушивания своё собственное. Попытавшись разобраться в его структуре, Айселит сбился на ветвлении в пятнадцатом узле и одобрительно кивнул. Да, такое с налёта не пройдёшь. Оригинальное решение, не под копирку сделано.
— Ну, высочество, выкладывай.
— Изволь. Не хочешь поработать на благо королевства Энгастийского?
— Поработать, говоришь... где? Когда? Как?
— Где? На материке, в южных степях Миделанна. Когда? Чем быстрее, тем лучше. Как? Способ мы с тобой сейчас обсудим. Надеюсь, ты найдёшь подходящий для этого... дела.
Терин нисколько не возражает. Ей приятно и слегка мандражно.
Дело! Настоящее, не учебное, дело!
То, что диспозицию излагает собственноустно принц Айселит, лишний раз подчёркивает важность миссии. А опасность... что опасность? Острая приправа к похлёбке будней!
...итак, место действия: южные степи центрального материка, сальсаат Хаазмин. В настоящий момент не очень верный, но всё же союзник Ленимана. Сделать сальсаат по отношению к Энгасти хотя бы нейтральным — недостижимый идеал. Такую задачу, причём в отдалённой перспективе, может поставить перед главой своей тайной службы его величество Мориайх Энгастийский, но никак не он, Айселит, — перед одной из своих людей, вдобавок не проверенной в деле. Да и польза от тесных дружеских связей с сальсаатом сомнительна... ну, не о том речь.
Текущая стратегическая задача формулируется так: разбить союз Ленимана и Хаазмина. Подходящие для достижения этой цели тактические ходы, к сожалению, ограничены. Наиболее реальными выглядят два хода, и оба в высшей степени рискованны.
Вариант первый: убийство племянника сальса, Токраиса. Племянничек играет в сальсаате роль первого министра, а также роль строгого ошейника на жирной шее своего дядюшки, бабника и пьяницы... и даже роль, аналогичную роли Айселита. К сожалению, Токраис отлично понимает, сколь значима его персона, поэтому охраняют его лучше, чем номинального правителя. Однако никаких дополнительных мероприятий удачное убийство уже не потребует, ибо сальсаат, ввергнутый в смуту и безвластие, надолго перестанет быть политически значимой фигурой на карте мира.
Вариант второй: убийство Гимарка, полномочного посла Ленимана в сальсаате, истинного змеиного выкормыша. Союзный договор, который следует расстроить к вящей выгоде Энгасти — дело его ума и рук. К сожалению, эффективность устранения Гимарка весьма сильно зависит от осуществления сопутствующих акций прикрытия. Если эти акции потерпят неудачу, чего вовсе нельзя исключить, результат может быть даже обратным желаемому. То есть военно-политический союз двух стран лишь окрепнет перед лицом угрозы, исходящей от агрессора — Энгасти.
— Второй вариант — в топку, — едва дослушав до конца, объявила Терин.
— Почему? — спросил принц.
— Всё просто. Если уж мне предстоит убить человека, который не делал мне дурного, то я предпочитаю совершить убийство, эффект которого будет зависеть от меня и только от меня.
— Логично. Вот только, если говорить откровенно, я не уверен, что дотянуться до горла Токраиса и уйти без дырок в своей тонкой девичьей коже смогла бы даже Эйрас.
— О, Эйрас смогла бы, — усмехнулась Терин. — Зато она не согласилась бы убивать для тебя, высочество. В отличие от меня.
— Вот чего никогда не понимал, так это пунктика Эйрас насчёт убийств.
— Я тоже не вполне понимаю, в чём тут дело. Запрет на убийство для неё не связан с религией, а касается природы её силы. Ну, и ещё этики...
— Да уж. Для урождённого некроманта она высокоморальна почти до смешного.
— Хватит перемывать косточки моей отсутствующей наставнице. Вернёмся к нашему делу. То есть к Токраису. Кажется, я знаю, как, а вернее, где именно можно до него дотянуться...
Лиловые глаза Айселита сверкнули.
"Похоже, она сама способна разработать операцию не хуже умников Геролиса. Интересно, насколько предложенный ею план повторит наработки аналитиков?"
— ...риторический вопрос: куда племянничек сальса входит с минимумом охраны?
"Навскидку и в сердце".
— О! Терин, ты гений!
— Пока ещё нет, — взгляд с фальшивой скромностью опускается долу. — Я только учусь... да, ещё одно. Надо полагать, не следует допустить и намёка на участие в этом деле Энгасти?
— Верно.
— Что ж, тогда о прибытии в точку атаки я позабочусь сама. Пусть другие агенты спят спокойно, я постараюсь не тревожить их чуткий сон.
— А ты уверена, что сумеешь?..
— Если бы не была уверена, не предлагала бы.
— Значит, и отход после завершения дела ты берёшь на себя?
— И отход. Это как раз самое простое.
Терин наклонила голову, всматриваясь в принца, и проницательно заметила:
— Не беспокойся за меня, высочество. Я не собираюсь прощаться с жизнью.
— Неужели?
— Именно. Погибнуть во славу Энгасти? Нет уж. Я собираюсь вернуться с победой и потребовать за свои труды солидную награду. И даже не надейся отделаться всего лишь деньгами!
10
Каиссах — большой порт. Не такой большой, как Энгасти или главные морские ворота Ленимана, Бункурм, но тоже весьма впечатляющий.
Вот только для большинства судов Каиссах закрыт. Безнаказанно входить в эту гавань могут только корабли сальсаата. Да ещё купцы под флагом далёкой западной державы, название которой звучит, как отрыжка: Унруога. Тамошние уроженцы, руо, удивительно смуглы — до черноты — и уродливы; а ещё они ведут себя так, словно все поголовно больны бешенством. Только самые дурные пираты пытаются брать на абордаж их посудины. Потому что руо, прибабахнутые на всю окружность своих кудрявых черепов, дерутся, как демоны с горящими фитилями в задницах. Они предпочитают с песнями пойти на дно, но не отдать врагу свой груз. Вот и моряки Хаазмина, не упускающие случая пощипать даже своих соплеменников, с руо предпочитают не связываться. Расходов — на золотой, а прибытку два гроша. Ну их, уродов чёрных.
Как это ни странно, взрывоопасный, мстительный и фанатичный нрав руо не мешает им быть едва ли не лучшими морскими купцами Аг-Лиакка, хранящими вечный нейтралитет и готовыми торговать хоть с князьями Ада, если это будет достаточно прибыльно. Энгастийцы берут силой, магией и расчётом. Руо — злостью, пронырливостью и умением обходить закон.
Что ж, каждому своё...
В некий день в гавань Каиссаха вошёл корабль, построенный на верфях Унруога, под командой капитана Тулымра — личности, как говорится, широко известной в узких кругах. Этот самый Тулымр был ещё пронырливее, злее и хитроумнее других руо, что является достижением, находящимся на самой грани возможного для обычных смертных. Достаточно сказать, что едва ли не все, знавшие его сколько-нибудь близко, подозревали капитана и его головорезов, помимо нормальной контрабанды, в самом отъявленном пиратстве...
Да. Подозревали. Но доказать ничего не могли.
Команда Тулымра изъяснялась исключительно на своём варварском наречии, что не позволяло им сболтнуть лишнего ни по пьяни, ни в сладких объятиях продажных девок. Сам же капитан неплохо знал не менее десятка чужеземных наречий (и виртуозным образом сочетал чужую ругань с "родной", превращая в бранные даже вполне невинные слова). Но при этом Тулымр с удивительной, чуть ли не мистической изощрённостью избегал положений, в которых мог быть вынужден честно сознаться в своих, без сомнения, многочисленных злодеяниях.
На причале эту одиозную персону уже поджидала персона столь же одиозная.
— А-а! Руамал, старый навозный башмак! — взревел во всю мощь лёгких Тулымр, не торопясь, однако, спуститься по уже перекинутым сходням и поприветствовать поименованного так, как положено приветствовать портового чиновника из первого покрова законопослушному морскому капитану.
Ну ладно, ладно. Старающемуся походить на законопослушного.
— И тебе долгой мучительной жизни, о сын греха и ослицы, — отвечал Руамал, поглаживая холёную, густую и длинную, выкрашенную синей краской бороду.
Синими бородами (и шевелюрами, кто потщеславнее) щеголяли в Хаазмине все почтенные женатые мужчины, ещё способные возлечь с женщиной таким образом, чтобы та понесла дитя. Синий цвет в сальсаате считался цветом зрелого мужества. Тулымр едва ли не против воли погладил в ответ собственное украшение: золотое кольцо в левой ноздре, являющееся непременным атрибутом любого уважающего себя капитана-руо.
