Бронебйщик

-Так точно товарищ командующий!

— Найдите второго номера и приступим. Вручили ордена и медали, потрясли руку и проводили. Перед уходом, Командующий обнадёжил,— если подтвердятся сбитые самолёты и подбитые танки, то Героя получишь. Степан шел, зарабатывая себе косоглазие глядя на медаль. Привели к давешнему майору, что возил нас к Волге. Передали сопроводительные документы, майор слегка поморщился. Но что его две шпалы, против двух больших звёзд. Это как плотник, супротив столяра. Подняв трубку, вызвал капитана Вардияна начальника караула и видимо своего заместителя сказал тому,

-Прими Армен, старшину и рядового, вот ознакомься с приказом, поставь на довольствие, организуй помывку, определи где будет спать. И патронов ему добудь.

— Что значит "свободный охотник", объясни старшина, — обратился ко мне капитан.

— Пришёл, ушёл, убил кого увидел, подписал книжку у кого смог, пришёл поел, поспал и опять ушёл. Так вкратце описал я свои обязанности.

— Хорошо устроился старшина, пришёл — ушёл. Сам себе хозяин, хочу сплю, хочу стреляю. Эх, мне бы такую службу.

— Так кто ж против, товарищ капитан? Только вот на мне висит приговор германского военно-полевого суда. При взятии в плен расстрел на месте. Как вам эта сторона медали?

Капитан молча сопроводил нас в расположение батальона и передал с рук в руки взводному лейтенанту. Ткнул ему в руки приказ, и процедил сквозь зубы,— Прими на довольствие, вольного охотника и его помощника.

===================================================================================

Немцы вдавили в город отступающие перед ними советские полки и дивизии, теперь война шла за каждый дом, улицу, квартал. Наши цеплялись за каждый горелый кирпич. Но немцы даже меняя трёх своих на одного нашего давили и продвигались, шаг за шагом. Наконец наступил предел. Фюрер писал кипятком, пиная и меняя генералов, но город и армия упёрлись руинами в берег Волги и перемалывали все резервы подходящие немцам. Теперь ночью и только ночью катера и баржи сновали с берега на берег, увозя раненых и подвозя боеприпасы и продовольствие. А днём армии занимались взаимным истреблением, но уже видна была разница в настроении в войсках, если немцы утратили кураж и сражались как бы по обязанности, то наши этот кураж перехватили и дрались с чувством рыбака подсёкшего крупного тайменя и вываживающего того к берегу. Азарт. Убил сегодня одного? Надо исхитриться и убить завтра двоих. Вот это скажу я вам была Охота! Забудьте про 200 — 300 метров. Стрельба велась практически в упор, из окна дома, полуподвала, из развалин. Сверху вниз. Снизу вверх! Вот тут их панцеры у меня поплясали. Немцы, меняли практику применения танков городе, хер им это помогало. Я отстреливал наиболее опасных для меня атакующих немцев из винтаря с глушителем, потом жирная точка, танк или бронетранспортёр. С экипажем разбирался поднатаскавшийся в стрельбе Степан. Через месяц на нашем счету было десять танков и сотня немцев. На меня начали охотиться как на опасного зверя вражеские снайпера. Но "чуйка" меня не подводила. Учуяв снайпера, я уползал вглубь развалин и определял с какого направления, мне грозит опасность, намечал ориентир, и отползал ещё дальше, потом целый день посвящал внимательному изучению направления, иногда это было и два и три дня, потом делал один единственный выстрел. Пуля такого калибра разрывала немца на куски. Если мог, добирал его второго номера. После одной из такой дуэли, мне трофеем достался отличный Маузер в снайперском исполнении. Немцы опять завели шарманку про суд и расстрел, я разозлился, устроил им засаду и перестрелял говорунов. Так как немецкого не знал, написал мелом по-русски прямо на борту передвижного радиорупора.

— ' Бандерлоги, я убил трёх генералов, пятьдесят два офицера, семьдесят унтеров и фельдфебелей и сто восемьдесят два солдата. Двадцать пять танков и четырнадцать самолётов. Мне ли бояться смерти? Бойтесь вы суки! Я целюсь сейчас в тебя Ганс. И подписался К.А.А.' Ранил около этой машины пулемётчика, а всех кто его пытался спасти убил. С тех пор как обрезало, немцы перестали меня пугать смертью. Вот так переходя из одного района в другой то тут, то там я охотился на солдат и офицеров вермахта. И вот однажды недалеко от своей лёжки. Я услышал чей то бубнёж , потом миномётный выстрел. Один. И снова бубнёж. Так стрелял только один мой знакомый Яша Гомельский. Вылез из укрытия подошёл к копошившимся минометчикам, которые разбирали миномёт и сказал,

— Что Яша, таки поменял калибр? Два бойца бросили миномёт и с раскрытыми объятиями бросились ко мне.

-Товарищ старшина! В одном я узнал Вольцова, второй конечно был Яков.

— Так бойцы собрали свою музыку и айда ко мне. У меня тут полуподвал обжитой, перекусим, по стопарику за встречу, ну и поговорим. Война сегодня не кончится, немцы от нас не убегут. У тебя как Яков со временем и командирами.

— Кочующий расчёт у меня, разведчики ищут цели, дают координаты, и я их обстреливаю. Придумали чтобы не рисковать всей батареей. Рассыпались и лупим гадов. По одной цели может бить шесть минометов, но с разных точек. Немцы сломают себе мозги, засекая нас. Сделали два три выстрела, собрались и ушли.

— Ну а ты всё также, одна мина одна цель?

— Ну, миномёт всё же мощней товарищ сержант, восемьдесят два мм ,это вам не пятьдесят, и стреляет дальше, ну и цели покрупней, конечно же.

— Ладно, собрались? Тогда за мной, и я привёл их своё логово. Вольцов ревниво осмотрел Степана и заметив у того только медаль как бы ненароком расстегнул ватник выставляя свой орден. Заметив стушевавшегося Степана, я сказал ему,

— Знакомься Стёпа, мой бывший второй номер Павел Вольцов, мы с ним год назад подвиги совершали, ордена заработали. Потом меня ранили, госпиталь думал, потерял однополчан, ан вот одни нашлись. А это Яков Гомельський, виртуоз миномётчик, из бывших студентов, математик.

— А мы про вас в газете читали. Хвалились что мы с вами знакомцы, да нам мало кто верил,— Вольцов светился радостью встречи,— и здесь слышали, немцы вас по радио хвалили. Всё стращали вас судом и расстрелом. Вы товарищ старшина их слышали?

— Не только слышал, но и уговорил больше этой хернёй не мучиться. Вредно для здоровья, отравление свинцом можно получить. Ладно всё про меня да про меня, вы как?

— Стёпа доставай консервы, бутылки. Выпили закусили, ёще раз и снова закусили. Всё же война, и не дай бог нарвёшься на служаку командира, хлопот не оберёшься. Но нас двое, миномётчиков пятеро, да под хороший закусь в два приёма, бутылка и кончилась.

— Всё бойцы, не на рыбалке в мирное время. Уши надо держать на макушке. Народ согрелся, потянулся за табаком, но я обломал куряг, выгнав их на улицу. Яков с Пашкой не курили и у нас начался вечер воспоминаний. Оказалось старшина, тоже был ранен и отправлен в госпиталь, Максименко погиб три дня спустя.

— Яков, обратился я к Гомельскому, у тебя карта есть? Покажи

-Есть товарищ старшина и Яков достал чуть ли не самодельную карту.

— Выбрось эту каку из рук Яша, вот тебе твой старый командир предлагает настоящую карту. Я передал ему одну из затрофеенных карт. Смотри сюда, я указал ему на небольшую площадь и здания вокруг. Давно наблюдаю, но подобраться близко не могу. Но! Тут появился ты и твой миномёт. Там на эту площадь Яша раз в три дня приезжает куча легкового немецкого транспорта. Что там может быть Яша? Только не говори шо там бордель, я тебя умоляю. Там штаб Яша! Штаб большого генерала. И если ты и твои коллеги хорошо прицелившись, накроете эту площадь в тот момент когда они начнут разъезжаться. Будет красиво Яша! Будет очень красиво. Но сначала Яша, давай ты посоветуешься со своими начальниками, а я со своими. Будет просто гениально, если в оркестр вступят стволы покрупнее. Как тебе мой план? Встретимся здесь же через три дня.

На другой день я поделился своими наблюдениями с капитаном Вардияном, тот со своим начальником и через час я стоял перед начальником всех разведчиков и диверсантов фронта.

— Где говоришь засёк штаб?

Я достал "свою" трофейную карту и ткнул карандашом в точку на плане города, — вот здесь, — и добавил,— сюда, на площадь перед зданием универмага, часа в четыре после обеда, съезжаются до двадцати автомобилей, через два часа разъезжаются. Я тут договорился со знакомыми миномётчиками, обещали накрыть площадь в момент разъезда.

— Никакой самодеятельности старшина! Мы месяца два искали этот штаб, вы всё испортите, там надо работать серьёзными калибрами. Завтра с тобой пойдёт майор, он встретится с командирами миномётчиков и всё им объяснит. Понял старшина!

— Да чего тут не понять товарищ полковник, приведу майора, тот разъяснит миномётчикам политику партии и правительства.

— Везучий ты старшина вскрыл штаб, как минимум, орден заслужил. Как у тебя с наградами?

— Да есть маленько. Все ордена я нацепил на запасную гимнастёрку, и сейчас на гимнастёрке висели пара медалей .

Если подтвердится информация, сверли дырку под "Знамя".

И поехало, понеслось, выловили Якова и его расчёт, он привёл к своему командиру. Тот уже доложил о выявленном штабе в дивизию. Еле всех успокоили. Через день проверили мою информацию, через два подвезли артиллерию, и в четыре часа третьего дня в самый разгар немецкого сабантуя, немецкий штаб накрыла дальнобойная артиллерия. Как мне рассказывал мне потом, при награждении, начальник разведотдела армии, немцы в Германии объявили трёхдневный траур. А в это время слева и справа от Сталинграда, до поры, спрятанные в степях армии, взломали линию фронта, и погнали оставленных без командования немецкие, румынские и венгерские дивизии, загоняя их в котёл. Где они поварились еще полгода и сдались сломленные голодом, холодом, и упорством русского штыка.

После разгрома немцев под Сталинградом, у нас сменился Командующий. Новый пришел со своими людьми, и со своим батальоном охраны. А старый командующий, как говорится, собрал узелки и на другой фронт. К слову сказать, Героя я не получил, объяснили, что дважды за одно и тоже не награждают, получил ордена за подвиги, и достаточно. Да я не в обиде, война не завтра кончится, заработаю. Для нас со Стёпой смена командующих, означило только одно, конец нашей вольной жизни и я попросил перевод в любой батальон который останется в Сталинграде, и что интересно получил его без проволочек, видимо сказались мои несложившиеся отношения с капитаном Варданяном. А батальон охраны, быстро собрался, погрузился в эшелон и последовал на новое место службы в Прибалтику.

Оставив несколько дивизий охранять котёл из деморализованной армии так удачно погибшего Паулюса, остальные силы были брошены в сторону Ростова и Мариуполя, дабы отсечь немецкие дивизии, застрявшие в горах Закавказья и окружить их по возможности в новом котле. А Мариупольское направление отсекало котлы от центрального и западного фронта немцев, выдавливая их к Курску и Харькову. Из Закавказья мигом поумневшие немцы успели сбежать в Крым, а под Курском и Харьковом решили получить реванш за Сталинград. Тем боле, что те танковые дивизии, которые не смогли прорваться к Паулюсу, откатились в те края. Там они зализывали раны, пополняли выбитую в боях технику, туда же пошли новые немецкие танки и самоходки, Тигры, Пантеры, Фердинанты. Ещё в Сталинграде, я был неприятно удивлён столкнувшись с модификацией немецкого танка Т— 4, с длинным и коротким стволом. Кроме своей брони они несли ещё дополнительную, плюс экраны в наиболее опасных местах. Проще было поджечь его бутылкой КС, чем подбить его из ПТР. Правда, на мою долю оставались ещё пехота, автомобили, пулемёты, бронетранспортёры. Ну и самолёты. Тоже немало, да и не все же танки успели модифицировать, а у нас с противотанковыми гранатами стало полегче, а уж бутылок с КС, пей не хочу. Долго ли коротко, оказались мы возле города Поныри.

Наступать ребята, это не то, что драпать! Тут уже мы хватали немцев за полы шинелей, висли на их плечах и не давали им закрепиться на каком ни будь рубеже. Однако и они не ловили ворон, вторые и третьи эшелоны их армий подготовились к обороне, и наши наступающие дивизии уткнулись в глубоко эшелонированную оборону немцев. Пришлось закапываться в землю, слева и справа, и сзади подходили и также окапывались и опутывались колючей проволокой войска резервных армий. Противотанковые пушки, прямо рядом с пехотой, всё это говорило говорило о скором контрнаступлении немцев. Нам подвозили боеприпасы, и складировали с запасом прямо в расположении частей. В небе злыми шершнями носились самолёты, короткий бой и кометой в землю. Редко расцветал ромашкой парашют, который тут же гасился короткими и злыми очередями победителей. Наконец, кто-то на той стороне посчитал, что готов ради победы принести в жертву тысячи жизней, скомандовал — 'в Атаку!'. Наша разведка не лаптем щи хлебала, и разузнала день и час немецкого наступления, Красная Армия, тоже изготовилась и ждала этого момента, и когда часы по обеим сторонам фронта отбивали последние минуты затишья, по-скифски, коварно, предупредили бросок твари, броском копья. Арт-подготовка за полчаса до атаки по изготовившимся немецким войскам поубавила им прыти, где-то дезорганизовала, а где-то и хорошо потрепала. Но не остановила. Остановить эту тварь должны были мы. И мы её остановили! Рвали зубами артиллерии, кололи своими танковыми контратаками, пехота своя и чужая вела свою войну, где штык или сапёрная лопатка иногда решало дело. Не помогли немцам ни новые танки, ни новые самолёты ни новые дивизии со звучными названиями, мы их перемололи и погнали на Запад. Под Понырями погиб Стёпа. В штыковом бою на него вышел молодой эсэсовец, обманул движением руки с автоматом и на моих глазах заколол Степана кинжалом. Мгновением позже я метнул в него лопатку, которая вошла ему под подбородок и практически отрубила голову, но Степана это не вернуло. А дальше как в угаре, вот нас гонят немцы, а вот уже мы их рубим лопатами и колем штыками, вот я не батарее, знакомое лицо, Есаулов. Нас трое, потом двое. И танки. Блядь. Только вроде упокоишь одного, а из-за него вылезает следующий, следующий, следующий. Пала ночь. А с ней пришла относительная прохлада. Мы сидели, прислонившись к последней целой пушке на батарее, последние её защитники. Ночь скрыла нас от врагов, а врагов скрыла от нас, где-то на горизонте ещё сверкали зарницы, слышались вздохи разрывов, но это уже не относилось к нам, как будто происходило в другой реальности.

А утром всё произошло точно так, как в том кино, из моей прошлой жизни, на позицию батареи, пришёл генерал в сопровождении охраны, низенький с палочкой, все вытирал лицо платочком и обращаясь к нам двоим извиняющимся голосом говорил,

— Надо было выбить у них танки, во что бы то ни стало, надо было выбить танки. Величко достаньте ордена,— обратился он к ординарцу. Тот достал две красные коробочки отдал их генералу, а уж тот сунул их каждому из нас в руки и сказал,— Всё что могу, это только за то, что вы остались живы, и добавил обращаясь к адьютанту,— Величко, запишите фамилии в орденские книжки. И ушел. Через два дня уцелевшие в этой грандиозной битве подразделения отправили на переформирование, в тыл. Своё противотанковое ружьё я потерял в том рукопашном бою где погиб Стёпа, когда немцы сначала нас оттеснили на пару километров от наших же окопов, а потом уже мы, получив подмогу, понесли их по кочкам километров пять. Потом случилась моя встреча с Есауловым, и бой на батарее. Генерал ушёл, мы сидя на лафете закурили по самокрутке и открыли коробочки наград,