Адэр заглушил двигатель. Из окна была видна доска, прибитая к стене дома, с надписью "Охранительный участок". На крыльцо вышел молодой, вихрастый человек в темно-зеленой форме стража порядка с поблескивающим на груди жетоном.
Даен, так представился хозяин участка, провел посетителей в дом. Две смежные комнаты были разделены решетчатой дверью с навесным замком, в обеих по старенькому столу и паре стульев.
— Мой кабинет и камера, если надо, — указал Даен на соседнюю полутемную комнату. — Стол — стулья вынес, замок чик, и готово. Но там нет окна. Может, сядем здесь, в приемной?
— Его туда, — кивнул Адэр на начальника.
Страж заглянул толстяку в отечное посиневшее лицо с опухшим носом и оплывшими губами, судорожно сглотнул и коротко бросил:
— Здрасте!
Вскоре начальник прииска при свече писал сам на себя докладную — сколько чего присвоил, за какой период.
Малика и Адэр сидели в приемной за столом напротив стража. Даен смешно хмурил брови, стараясь казаться грозным, а лучистые, по-детски открытые глаза предательски выдавали мягкосердечный нрав.
— Пьянство всему причина, — говорил Даен. — Получают "кот наплакал", и все эти слезы пропивают.
— А если я цифру не помню? — раздался голос толстяка.
— Лучше написать больше, чем меньше, — ответил Адэр. — И я прощу ошибку.
— А потому разборки, воровство, нередко и убийства, — продолжал Даен. — Взять бы за шкирник, встряхнуть что есть мочи. — Он сжал пятерню. — И в лоб, чтоб горилку из памяти выбить. — Страж ударил кулаком по столу и развел руки. — Не могу! Жетон, будь он неладный, не позволяет. Если мокрое дело, то да, сразу под замок. А если подерутся мужики или лопату стащат... Ежели всех под суд — бабы с детишками с голоду помрут. Смотрю я на это... — Даен горько улыбнулся. — Одно название — страж порядка.
— У меня всё, — донеслось из кабинета.
— Перечисли имущество родни.
Прозвучали тихие стенания.
Страж бросил взгляд на Малику, почесал затылок:
— Да у него родственников вся главная улица. Так до утра просидит.
По крыльцу прогрохотали башмаки, и в комнату вбежала растрепанная женщина в добротном платье — на шее сползшая с головы косынка узлом в бок, на поясе фартук в муке, в руке скалка. Подлетела к столу и скалкой по нему хрясть, что стекла в окошке звякнули.
— Ты что ж это, палач, творишь, — напала она на стража. — Добропорядочного человека бить? Я ж тебя, изверг, самого в тюрьму закрою!
— Тетя Фаня, так это ж...не кричите. — Даен выставил перед собой руки. — Мы во всем разберемся.
На пороге комнаты появился начальник:
— Фанечка... Золотце...
Женщина выронила скалку, бросилась к мужу на шею, заголосила:
— Люди добрые! Да что ж это делается. Вашего кормильца бьют, а вы о ступеньки носки сбиваете.
С улицы донесся гул, будто кто-то разворошил осиное гнездо. Малика побледнела. Даен подошел к окну, нахмурился. И только Адэр рассматривал свой разбитый кулак с таким видом, словно только что услышал обнадеживающий диагноз врача.
Со словами "Да мы щас по досточкам..." женщина кинулась к двери.
— Я конфискую дом, — сказал Адэр.
Уже взявшись за дверную ручку, Фаня обернулась:
— Какой дом?
— Ваш.
Уперев руки в бока, она двинулась к Адэру:
— Ты кто такой?
— Вашего сына отправлю в приют...
— Да кто ты...
— ...если ты сейчас же не замолчишь.
— Фанечка, делай, как он говорит, — тоненько проблеял начальник.
Она медленно, не переставая оглядываться на Адэра, приблизилась к мужу:
— Да кто он...
— Он страшный человек, — прошептал начальник и, обхватив жену за плечи, разрыдался. — А я плохой человек.
Адэр сжал-разжал кулак, неторопливо прошел через комнату, приоткрыл двери. Перед крыльцом собрались зажиточные люди — яркие платья из недешевой ткани, новые, как с иголочки, костюмы. И ни одного бедняка...
— Родня?
— Родня, — еле слышно призналась Фаня.
Адэр вернулся на свое место, сложил на столе руки:
— Если не разойдутся, я конфискую их имущество.
У Фани подкосились ноги. Начальник подхватил ее и подтолкнул к двери:
— Делай, как он говорит.
Уже через пять минут начальник и его жена сидели перед свечой. Тихо переговариваясь и всхлипывая, писали подписку о невыезде из селения.
— Почему на крайней улице так воняет? — спросил Адэр у Даена.
— Так то ж рабочая улица.
— И что?
— Там, что ни развалины, так отхожее место. Мужики, как с трактира идут, так и заскакивают. Улица длинная, пока домой донесешь.
Начальник с женой положили перед Адэром листы.
Он просмотрел подписку о невыезде:
— На прииск ни ногой. Пока не приедет комиссия.
Начальник кивнул.
— Если сбежишь, найду, — добавил Адэр и взял докладную и опись имущества.
Долго изучал их, потирая переносицу. Какое-то время сидел, глядя на начальника, а тот сдувался прямо на глазах, беспрестанно вытирая то лоб рукавом окровавленной дорогой рубашки, то ладони о добротные, но словно пожеванные коровой, штаны.
Наконец, Адэр произнес:
— Даю две недели, чтобы вернуть украденные деньги.
Толстяк схватился за сердце:
— У меня нет...
— Родные помогут. Они ведь тоже замешены?
— А если я не смогу?
— Без суда и следствия отправишься в тюрьму.
Фаня привалилась плечом к мужу и еле устояла на ногах.
— Без суда? — прошептала Малика.
— Проводи их, — приказал Адэр Даену тоном, не предвещающим ничего хорошего.
Когда за супружеской парой и стражем закрылась дверь, Адэр развернулся к Малике:
— Что ты сказала?
— Он имеет право на защиту.
— Кто так решил?!
— Наказание назначает суд.
Адэр схватил Малику за локоть и притянул к себе. Его глаза полыхнули безудержным гневом.
— Я — закон, я — суд. Мне продолжать?
Малика вскочила и отбежала к окну:
— Вы Всевышний?
— На этой земле — да!
— Всевышнему потребовалось семь дней, чтобы сотворить мир. Вам же хватит минуты, чтобы его разрушить.
Адэр подлетел к Малике и вскинул руку. Она прикрыла лицо ладонями, будто ждала удара. А он указал в окно:
— Ты это называешь миром?
— Они другого не знают!
— Здесь жалость неуместна.
— А справедливость?
— Ты часто с ней сталкивалась?
— Нет. Но хотела бы.
— Жалость и справедливость не уживаются рядом. — Адэр прошелся по комнате. — Хотя... Начальник похитил деньги, устроив на работу мертвые души. Разве несправедливо вернуть в казну наворованное?
— Нет!
— Интересно...
— Если уж быть справедливым до конца, то он похитил деньги не из казны, а у рабочих. Ни у вас, ни у Великого он и гроша не смог бы взять.
Скрипнула дверь.
— Еле до поворота довел, — проговорил Даен, топчась возле порога. — Врача в селении нет. Надеюсь, сам оклемается.
— Жалко его? — спросил Адэр.
— Человек ведь.
— А те, кто живет на рабочей улице, не люди?
Даен отвел взгляд.
— Сколько в селении стражей?
— Я один.
— С ума сойти... — пробормотал Адэр, кивком позвал Малику и вышел на крыльцо.
Посещение следующих трех рудников не принесло удовлетворения. Адэр и Малика, словно бесчувственные марионетки, двигались руководимые неведомой рукой. Подъезжали к дому начальника. Не останавливаясь, мчались на прииск. Малика сидела на проходной, а Адэр ненадолго уходил. Возвращался мрачнее тучи. Затем ехали в контору — все они находились вдалеке от прииска. С причитающим начальником летели в охранительный участок. Ночь проводили в тревожном забытьи на узких кроватях постоялого двора. И вновь выходили навстречу серому дню, точной копии предшествующих дней.
* * *
Ветер безмолвствовал, и над разморенной духотой пустошью стоял тихий убаюкивающий стрекот кузнечиков. Малика, отвернувшись к окну, дремала. Адэр, уныло глядя на бегущую перед машиной колею, мысленно готовился к тяжелой и совсем не нужной ему встрече. При виде сытых рож и тучных тел, спрятанных под дорогими костюмами, в нем просыпалась злость, и не потому, что кто-то накопил жир и сколотил состояние на обмане трудяг, было невыносимо трудно сохранять спокойствие на похоронах своей надежды.
Конечно, можно стереть из памяти худые, облепленные грязью лица рабочих, их затравленные взгляды, изможденные тела, и пересмотреть долю приисков. Этого никто не заметит — на рабочей улице все так же будет вонять выпитым кислым вином. Но тогда чем он, правитель страны, отличается от начальника-вора? И Адэр взирал на припорошенные песком две канавки, понимая, что четыре дня назад, покинув замок, пошел совсем не той дорогой.
Из раздумий заставил вынырнуть нарастающий стрекот кузнечиков, словно прыгающие крылатые твари всем скопищем несутся навстречу. Вдали из-за нагромождения валунов появилось густое сизое облако. Оно быстро приближалось, увеличиваясь в размерах, будто ветер катил по земле клуб спутанных сухих веток, неустанно наматывая на него пожухлую траву и поднимая темно-серую пыль. Только ветра нет, и пыль в пустоши желтая. И вот уже рядом раздался отрывистый хлопающий звук, и облако потемнело.
Малика проснулась, закрутила головой, с немым вопросом посмотрела на Адэра. Он остановил машину, закрыл окно. Сквозь свинцовую пелену вырисовывались размытые очертания человека, не размашисто шагающего, не бегущего... Обман зрения? Адэр до рези в глазах всматривался в дымчатую завесу. Не обман — человек ехал на мопеде!
Мужик в картузе, надетом задом наперед, и больших, почти во все лицо очках с выпуклыми стеклами на секунду притормозил возле автомобиля и что-то крикнул. Затем крутанул ручку и был таков.
Адэр проводил взором облако, плюющееся дымом:
— Что он сказал?
— Пригласил в гости, — не слишком уверенно ответила Малика.
Адэр разложил карту, взглянул на компас, расположенный возле датчика топлива. Ошибки нет, они едут по самому бедному району страны, который так и называется — Бездольный Узел. Человек, придумавший название, обладал хорошим чувством юмора или был, по крайней мере, наблюдательным — если все шесть селений, безлико обозначенные цифрами, соединить одной линией, получится петля. И раз они не сбились с дороги, откуда взялся мопедист?
Адэр бросил карту через плечо, схватился за руль и со вспыхнувшим интересом погнал машину к горизонту.
* * *
На высокое крыльцо охранительного участка вышел командир стражей порядка — ростом под верхний брус дверного косяка; в плечах косая сажень; шея крепкая, жилистая, как дубовый сук. Одернув темно-зеленую рубаху так, что на мощной груди затрещала ткань, страж упер кулачищи в бока, из-под густых черных бровей окинул ястребиным взглядом улицу.
Над крышами — соломенными и дощатыми, покрытыми серым сланцем и серебристым железом — только-только показалось солнце, хотя сейчас далеко не раннее утро. Пока светило после глубокого ночного сна вскарабкивается лучами по горному кряжу и добирается до селения, спрятанного в низинке, проходит несколько часов.
На некоторых крышах поблескивают плоские плиты, от них в разные стороны тянется тонкая паутинка проводов — хозяева делятся с соседями светом. Конечно, при таком раскладе лампочки горят не в полный накал, и поздним вечером нельзя вышивать или писать письма, или выполнять любую другую работу, требующую напряжения глаз, зато домочадцы и живущие вблизи селяне вдыхают свежий воздух, а не удушливый дым сальных плошек или керосиновых ламп.
С высоты крыльца охранительного участка хорошо просматриваются чистые квадраты дворов, посыпанные белым морским песком и обнесенные низкими каменными оградами — где-то камни лежат глухими ровными рядами, словно соты, а у кого-то заборчик с просветами похож на ажурное вязаное полотно.
Кое-где перед домами буйствуют яркими красками цветники. Здесь уж точно живут истые хозяева, раз не поленились дошагать до моря, собрать выброшенные на берег водоросли и удобрить скудную почву. У таких и огороды, как у климов, с густой сочной зеленью, что даже клочка земли не видно. Но о климах селяне не любят вспоминать — на душе становится тошно.
Страж посмотрел в другую сторону.
Возле хлебной лавки о чем-то оживленно судачат бабы: на худощавых фигурах неброские платья из домотканого полотна; на шеях пестрые платочки, на ногах башмаки с большой пуговицей на тупом носке; в руках плетеные из лозы кошелки, наполненные всякой всячиной, необходимой любой хозяйке. И вряд ли ошеломляющая новость собрала товарок в кружок, скорее бабья слабость — чесать языками при любом удобном случае.
Перед витриной со сластями молчаливо толкаются детишки. Сжимая в ладошках монетки, никак не могут решить — на что потратить свое "состояние". Но вот чей-то пальчик уткнулся в стекло, указывая на большой, ярко украшенный пряничный домик, щедро политый медом и покрытый глазурью, и детвора загомонила, будто стайка весенних воробьев.
Около калитки постоялого двора комнатная девка лениво трясет половичок, сшитый из разноцветных обрезков ткани. Из окна что-то гаркнул хозяин, и девка, перебросив коврик через плечо, поплелась на задворки.
Из трактира вывалился мужик и тотчас шмыгнул назад — неужто, успел раскосыми глазенками заметить стража? Наверное, вытирает сейчас пот со лба и радуется, что пронесло, или клянет невесть кого, придумавшего открыть питейный дом в самом неудачном месте.
С заднего двора банка выехали две машины с тезарскими флажками на капоте. Первую в округе прозвали "сундуком" — прямоугольная, как ящик, спереди узкая полоска стекла, сзади дверца, по бокам скобы, в середке драгоценные камни, которые прииск сдал в банк. Вторая — с большими темными окнами для хорошего обзора изнутри, внутрь же ничего не видно. В ней охрана, сколько человек и как они выглядят — никто не знает, даже командир стражей.
Еще не успели банковские машины скрыться за поворотом, как с другой стороны улицы донесся рев двигателя.
* * *
Адэр вел автомобиль по непривычно широкой улице, глядя то на баб и детишек, теснившихся перед магазинчиками, то на могучего стража, стоявшего на крыльце охранительного участка, то на мужика возле общественной бани, который увидев машину, быстро принял важный вид. За окном проплыли трактир, постоялый двор и неизменно белое здание банка с синими буквами на стене и объявлением на двери "Только для прииска".
Остановиться бы да спросить — где живет начальник, но чересчур людно — лишний шум пока ни к чему.
За окном поплыли опрятные дома с необычными оградами из камня. Девочки в ярких платьях прыгали на скакалках и громко выкрикивали считалки. Мальчишки в рубашках, расстегнутых до пупка, и в клетчатых штанах гоняли на велосипедах, раскручивая трещотки, от которых звенело в ушах. Помчались за машиной. Когда Адэр свернул на другую улицу, наконец-то отстали.
Адэр притормозил перед сидящим на лавочке стариком:
— Как называется ваше селение?
Селянин поднялся, снял кепку и с гордостью произнес, как гимн пропел:
— Прииск Рисковый. — Старик улыбнулся и тут же добавил: — Заходите в гости.
— Благодарю. В следующий раз непременно зайдем, — промолвил Адэр. — Как проехать к дому начальника прииска?
