Концепция силы. Юлька

Комната готова ко сну. Стол — тоже: вырванные из нового альбома листы, старая пачка карандашей, несколько наточенных из новой — и на видном месте маркер. Юлька смотрела на всё это хозяйство, и в уме вертелась строчка: "Блажен, кто посетил сей мир В его минуты роковые..." Зайчишка смотрел на неё из кресла, словно ждал.

Завтра шесть уроков. А ночью есть возможность хорошенько выспаться. И хочется знать, для чего нужен чёрный маркер. И вообще — всё хочется знать.

Но впервые за месяц выспаться... И шесть уроков...

Маркер подождёт.

Юлька решительно убрала всё со стола. "У меня есть время. Например, с субботы на воскресенье. Вот тогда и выясню. Господи, как хорошо, что теперь можно управлять хоть частью этого кошмара!"

Мягкая мордаха зайца прижалась к её плечу.

— Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые... Его призвали всеблагие как собеседника на пир. Он их высоких зрелищ зритель...

Морщинка между бровями Юльки стала менее отчётливой, тело её вытянулось и расслабленно опало в покое тёплой постели.

14.

Школьная библиотека открывалась после первого урока. А перед первым что-то у кого-то спрашивать — гиблое дело. Не домой же звонить. Но Юлька всё же улучила момент, сбегала к коллеге в соседний кабинет.

— Доброе утро! Наталья, я помню, у тебя Ожегов был.

— Доброго... Почему был? Есть. Тебе на урок?

— На одно словечко только взглянуть.

— Вон в шкафу, слева.

Юлька прошла между рядами парт к шкафу, вынула "Толковый словарь русского языка" и быстро пролистала. "Б... Ага... Та-ак... Нет здесь этого слова. Может, взять близкое по значению? Блажить, блажной, блажь... "Блажной — взбалмошный, неуравновешенный, сумасбродный". В самую точку. Лучше и точнее про меня не скажешь. Ладно..."

Вернулась к учительскому столу, понаблюдала, как Наталья, высокая полная женщина, раздаёт тетради дежурным.

— Нашла, что искала?

— Нет. Кстати, в нашей библиотеке, насколько помню, есть Даль?

— Конечно. На диалектизм наткнулась?

— Припомнилось, скорее. Вертится на языке одно словечко.

"Блазнится"... Опять это "блазнится". Хорошо, что у девятого диктант. Можно диктовать и вспоминать, возвращать раз за разом, будто на магнитофоне понравившуюся песню, один и тот же эпизод.

... Весь путь от дома до школы — пять-семь минут: сначала подняться к детскому саду, пройти его забор и торец соседнего дома, другой дом обогнуть, прошагать половину школьного забора и повернуть на пришкольный участок.

Она и поднялась к садику. Но прошла всего ничего, когда услышала за спиной медленный, шелестящий вздох. Она оглянулась — бездумно, мыслями уже в школе.

Её дом, будто высохший песчаный холмик, неспешно осыпался. Пространство позади него росло сверху, с крыш. Холодная синева давила на дом, и он, тяжело покряхтывая, сухо таял, горбился. Он уже потерял твёрдые очертания линий и углов, обретая форму хлеба из плохо поднявшегося теста. Дотаял до первых этажей — девушка увидела его содержимое: нечто ворочалось серовато-серебристым, живым — и начал ненавязчиво напоминать лепёшку догоревшей свечи. И шелест, шорох осыпи...

Она поняла, что набрала воздуха для вдоха, но не дышит. Прочувствовала напряжённо приподнятые плечи. За выдохом последовала неожиданная боль в глазах — до рези. Заморгала...

Дом стоял на месте. Но говорить, что всё нормально, было рано. Его стена, обращённая к солнцу, стена с подъездами, с окнами и с балконами, закрытыми стеклом или бельём, то и дело продолжала подрагивать.

Девушка деревянно развернулась, пошла своей дорогой.

Не выдержала — оглянулась. Теперь видна была лишь половина дома. Именно она и вспучилась, и вздыбленная от неё пешеходная дорожка рванулась к девушке. Порыв и высота вздыбленности слабели по мере приближения к ней.

Всё. Кончилось. Юлька ещё раза три оглянулась. С домом больше ничего не происходило.

"Высплюсь днём. И с этой же ночи начну всё выяснять до последнего листочка", — решительно поклялась Юлька, едва-едва выйдя из оцепенения...

... У дверей в кабинет Юльку поймала завуч.

— Второй урок у вас в десятом?

— В десятом.

— Я приду к вам посидеть?

— Пожалуйста, — удивилась Юлька странной постановке вопроса.

Но завуч всё прояснила, то ли оправдываясь, то ли жалуясь ей:

— Наталья Ильинична на свой урок меня не пускает. Говорит, голова болит. Так я к вам.

— Ага, — сказала Юлька, поспешно вспоминая тему урока в десятом и мысленно набрасывая новый план урока с учётом того, что притихшие при школьном начальстве ребята дадут возможность провести урок более... ммм... плодотворно.

После проведённого диктанта девятый класс оставался в своём же кабинете, а Юльке надо было идти в другой кабинет. Но девочки окружили её, выясняя, что и как пишется, в то время как мальчишки, словно звонок освободил их от столетней каторги давным-давно повыскакивали в коридор.

Юлька несколько раз порывалась уйти. Наконец появилась такая возможность — она двинулась к двери.

Трое акселератов мощными бомбами пронеслись мимо неё и встали рядом с учительским столом, испуганно и смущённо глядя в коридор. Удивились даже девочки.

— Что там? Что случилось? — встревожилась Юлька.

— А чего они?! — начал один.

— Мелюзга эта!.. — возмущённо заговорил и осёкся.

Весь проём двери облепила малышня. Головастый пацанёнок в клетчатой рубашке навыпуск пронзительно завопил:

— Вот они! Леопольд, выходи!!

— Выходи, подлый трус!! — азартно завизжали остальные.

Юлька шагнула вперёд и выждала, пока их внимание полностью не сосредоточилось на ней.

— Третий класс? Веры Ивановны? — тихо сказала она. Потом негромко, но выразительно: — Брысь отсюда!

Стайкой вспугнутых воробьишек они прыснули от двери, своим писклявым перекликом и хихиканьем ещё больше напоминая хулиганистых птах.

Мальчишки-девятиклассники втихомолку расселись за свои парты. Юлька пожала плечами и спросила:

— Не понимаю. Они маленькие — вы большие.

Молчавший до сих пор третий, стыдливо посмеиваясь, объяснил:

— Они что придумали? Налетают всей кучей на одного, сбивают с ног...

— Ну-ну! Как в анекдоте, да? Один муравей другому: "нам бы только слона завалить, а там — затопчем!" Так, что ли?

До звонка на урок — три минуты. А ещё сбегать на вахту за ключом. Десятый класс насчёт присутствия на уроке завуча предупредить не успела — опять опоздают.

Юлька стремительно пронеслась мимо открытой двери библиотеки, успела подумать: "Всё как всегда. Закручусь — и забуду про словарь. С другой стороны... зачем мне значение этого слова? Что — уточню, легче от этого будет?"

Десятиклассники опаздывали нещадно. Последние двое вошли, сели, при виде завуча с перепугу из шуршаще-трещащих пакетов долго не могли достать тетради и книги. Даже отъявленного бездельника, крутого на слова и на дела Сашку Жарова, проняло: вскочил и зарычал на них:

— Вы (далее, мягко говоря, нечто непереводимое)! Юль Михалне (долго и упорно непереводимое) урок начать (то же самое) не даёте (концовка особенно впечатляющая)! Поняли?!

Двое — пакеты в ужасе позапихивали под себя. Класс с отчаянием исподлобья уставился на замершую Юльку. Сашка, удовлетворённый результатом — наконец-то тишина! — сел.

Юлька осмелилась взглянуть на завуча — и воспряла духом: если уж она язык проглотила да, чуть пригнувшись, затаилась...

— Спасибо, Саша. Только в следующий раз, пожалуйста, литературным языком... А сейчас откройте тетради и запишите тему: "Идейные противники в романе И.С. Тургенева "Отцы и дети".

Благодаря присутствию школьного начальства, она легко сделала то, чтобы обычно давалось с большим трудом на уроках в этом классе: прочитала вслух нужные страницы, сумела ввести ребят в их обсуждение (а внутри всё пело: ура, нормальное сочинение с опорой на текст напишем!). Беседа по теме получилась неплохая (она это знала). Одну главу сами разобрали — и маленькая самостоятельная прошла без сучка без задоринки.

Завуч не стала делать полный анализ урока.

— Они ещё работают, — задумчиво сказала она. — Уже счастье.

И сочла нужным высказать лишь одно замечание: забыла Юлька на доске тему урока записать.

Начала закрывать за начальством дверь — и только теперь поняла, как напряжена. Стресс? Реальность? Чуть!.. Дошла до учительской поменять журналы. Там её окликнула биологичка с красной повязкой на рукаве.

— Нигде тебя не найду. Не забыла — сегодня дежуришь?

— Начну со следующей перемены. У меня на уроке сидели.

— А-а... Понятно. Тогда — конечно...

— Проверь через урок. Точно встану на место, — пообещала Юлька.

И побежала снова на вахту менять уже ключи от кабинетов. Потом урок с шестым классом — пролетел на одном дыхании. Время от времени Юлька не могла сдержать улыбку: вспоминала эмоциональное выступление Жарова.

Со звонком быстро собрала тетради, велела двоим идти вместе с нею за сменными, отдала им пачку и побежала на дежурство.

Оно-то и оказалось самым сложным в этот день. Стоялось спокойно, трудных уроков больше не ожидалось — и подкравшимся зверем прыгнул на неё утренний страх: волнообразное движение пятиэтажного дома, его умирающий барханный холмик, асфальтовая дорожка, взрытая словно подземным червем...

Она знала, что её лицо вытянулось и застыло, но ничего не могла поделать ни с ним, ни с цепенеющими на любой точке, куда ни взглянет, глазами...

Потом пришла мысль совершенно дикая мысль расслабиться с помощью той самой техники саморегуляции. У каждого по-своему, вот и у Юльки свой признак перехода в это состояние: голову мягко дёрнуло назад, но полного запрокидывания назад, чтобы подбородок кверху, Юлька себе не позволила... Между прочим, та руководительница курсов так ей и сказала: "Вам мешает излишний самоконтроль. Вы не даёте телу в полной мере ощутить состояние "ключа" (так она называла эту технику). Расслабьтесь. Взгляните вокруг: никто из присутствующих не стесняется происходящего с ним". Юлька старалась — нет, не получилось... А сейчас — и подавно не позволишь телу самовольства. Идея-то простая: снять с лица напряжение, невесть откуда взявшееся. Ведь всё было хорошо: и со сном, и с уроками. Чего тебе ещё надо...

Сосредоточиться на "ключе" не давали мысли, и Юлька "вернулась".

"А если всё, что мне блазнится, — это последствия сна без сновидений? Во всех книгах, авторы которых изучали природу сна, обязательно рассказывается об опытах, когда людей будили в момент сновидений, не давая спать, и через некоторое время они начинали галлюцинировать наяву. Вдруг у меня что-то наподобие? Только немного по-другому? Но это опять-таки прямая дорожка к психиатру. Заезженный вывод. Поведение у меня вроде адекватное. Или нет?"

Что-то тёмное заметалось перед её носом.

Юлька вздрогнула и заморгала от неожиданности.

— Грезим или спим? — весело спросил Олег. — Полчаса изображаю перед тобой ветряную мельницу — и в упор не видишь?

— Полчаса?!

— Ты и правда спишь. Шучу.

— Как ты здесь оказался?

— Заскочил на минутку извиниться.

— За что?

— К сожалению, сегодня пообедать вместе не удастся.

— Но ведь мы и не договаривались.

— Это предлог, — сказал Олег и улыбнулся: — Тебя увидеть. Ты мне рада?

— Не знаю, — с сомнением проговорила Юлька, прислушиваясь к себе. Глупо, но, кажется, и в самом деле хорошо, что он забежал. — Наверное... Я дежурю.

Вообще-то, такой ответ мог разозлить кого угодно, но Олег радостно засиял.

— Сколько уроков у тебя осталось?

— Три. Но потом я сразу домой.

— Отлично! Как насчёт вечерней прогулки?

— Столько работы... Не знаю.

— Незнайка моя, я позвоню заранее. Идёт? Между прочим, ты мне не сказала, что пентакль — это знак сам по себе.

— А зачем тебе это знать? Да, есть пентакль — знак. Например, та же пятиконечная звезда для защиты. А есть пентакль — композиция знаков и записей внутри или вокруг них. У меня второе. А ты чего заинтересовался?

— Меня интересует всё, связанное с тобой. Итак, я побежал. Звоню вечером. Возьми — это моё извинение.

Он сунул ей в руки небольшой пакет и пошёл к лестнице. Юлька взглянула на часы — две минуты до звонка. Что это он принёс ей? Тяжеловато на вес. Она расширила ручки пакета — и изумлённая улыбка смягчила наконец её лицо. Поверх каких-то коробок и пластиковых пакетиков тянулся к ней всеми лапами и белым пузечком ещё один зайчишка — на этот раз маленький, с ладошку. Она прислонила его к стенке пакета, чтобы сидел и не падал, и проверила коробки. По крайней мере в тех, что наверху, находилась пицца, от которой так пахнуло проперченным сыром, что Юлька немедленно оставила место своего дежурства и поспешила в кабинет английского языка.

— Лариса! — влетела она в пустой класс. — Пакет я оставлю у тебя! Поставь чайник, пожалуйста, наследующей перемене почаёвничаем. Я, кого смогу из нашей компании, предупрежу.

— А что тут у нас? — с интересом спросила англичанка. — Опять булочки из столовой?

— Устрой раскопки! — смеясь, предложила Юлька. — Выстави всё на стол. По-моему, там даже баночка кофе есть. Всё, я исчезаю!

Она закрыла за собой дверь вовремя — звонок! — и быстро зашагала к своему классу. "Вот так, Олег! Ты сегодня осчастливил сразу пятерых! Даже если сегодня аванс привезут, как обычно, поздно, мы будем сытые, а значит, дождёмся денег без нервов, спокойные. Поклон тебе низкий, Большой Олег... Это великолепно, когда жизнь состоит из череды мелких, но приятных событий! Может, такая жизнь и должна именоваться счастливой?"

... Звякнули ключи. Олег машинально отбирал нужный открыть дверцу, когда почувствовал взгляд в спину. Точно надавили пальцем — постепенно и внушительно. Олег не стал сразу оборачиваться. Сначала сел в машину, закрыл дверцу. И только теперь взглянул в зеркальце.

Неподалёку, на выступе под магазинными окнами, вполоборота сидел подозрительный мужичонка. Сидел-то он боком, но таращился на Олега напрямую, будто узнал, но глазам не верит. Пьяный?.. Но Олег-то трезвый и мужичонку этого уж наверняка не знает. Да и какое дело ему до незнакомого алкаша?

Но, отъезжая, Олег, вместо радостного оживления после встречи с Юлькой, почему-то испытывал странную, неясную тревогу. Смутил его коренастый пьянчужка. Чем?.. Смешно сказать: Олег ощущал себя ящиком с карточками, и вот кто-то вложил в ящик карточку, на которой чётко и разборчиво написано: "Юлька плюс мужичонка равняется беда".

... Влада трясло. Его била такая крупная дрожь, что он ничего не мог взять в руки. Ладно, хоть лихорадка началась после завершения ритуала.

Он-то думал, что может держать в кулаке любое чувство, что его самодисциплина идеальна. Сбой произошёл внезапно. Осознание неограниченной власти и неохватной, по человеческим меркам, мощи вызвало в организме непрерывно бушующий адреналиновый взрыв.

Минуты две он продержался, даже успел перейти из "комнаты для медитаций" в личный кабинет.

Он всего лишь попытался представить силу, которой обладал теперь и которой распоряжался по своему усмотрению, — и его ударило со всех точек. Он упал на колени, свалился ничком и по-звериному заскулил, скалясь в безуспешном старании засмеяться... Вернуть себе обычное бесстрастие не удавалось.