Мой неожиданный сиамский брат

Заметно было, что в жилище Ивана Трофимыча произошли грандиозные перемены. На стене рядом с портретом генералиссимуса Сталина висела новая фотография. В аккуратной деревянной рамочке под стеклом висел портрет Генерального секретаря в мундире со всеми орденами и регалиями. Сучков ежедневно по несколько раз на дню надраивал стекло на фото. И портрет Брежнева, казалось, лучился светом, так блестело надраенное стекло. Кроме того, в каптерке появилось два новых стула из директорского кабинета. Как только бывшую директрису Лозинскую уволили, сторож не растерялся и обзавелся мебелью. Хоть клок с 'паршивой овцы'. В углу на тумбочке появился телевизор 'Рубин 102'. Старенький, черно-белый аппарат, работал исправно, правда бледновато показывал. Телевизором ветеран разжился тоже после смены руководства магазина. Телевизор списали, но выбросить вещь сторож не дал, в жизни, в смысле ему, телевизор ещё послужит.

Да и на столе теперь наблюдалось кулинарное произведение, не уступающее лучшим натюрмортам фламандской школы. Тут были и баночка золотистых шпрот и, в окружении колечек лука, царица закусок— селедочка. Лежала и столь любимая сторожем сырокопченая колбаса, и ароматная ветчина, и курица с румяной хрустящей корочкой. Присутствовал и король русского застолья — дымящийся, рассыпчатый картофель. Стояло и нашпигованное чесноком, густо посыпанное перцем сало, присутствовали и соленые огурчики. В центре стола гордо, Шуховской башней, возвышалась новая водка — 'Брежневка'. Рядом присоседилась, в синей пиале взятой у мясника Шоты, содержимое баночки красной икры. А на большой тарелке с золотистой каемочкой, лежали истекающие жиром, толсто порезанные куски балыка. Запах от него был просто умопомрачительный. Сидевший за столом Лебедь сглотнул подступившую слюну. В животе радостно 'включился подсос', есть захотелось много и сразу. Кот Василий, уже давно наплевав на условности, ел под столом кусок ветчины и урчал от удовольствия. Худые, с выступающими ребрами бока проглота восторженно вздымались. Ну может же быть праздник и у кота?

Сучков сидел за столом в своем обычном пиджаке, но он был отстиран, отутюжен, заплаты на локтях обновлены. Хозяин сиял, будто новенький пятак. Иван Трофимыч встал, гордо взглянул на надраенную, как у кота яйца, медаль на пиджаке. С торжеством во взоре окинул стол, сглотнув слюну. Взял слегка дрожащей рукой стакан с водкой. В другой руке держал вилку, с нанизанным куском сала. Старик волновался, столь обильный и богатый стол, обязывал сказать особенную, торжественную речь.

Увидев, что хозяин взял стакан, грузчик поспешно наполнил свой и в нетерпении, ожидая, когда можно будет выпить и закусить, уставился в рот Сучкову. Ветеран выдержал паузу.

— Проводим сегодня старый год и встретим завтра новый. И выпьем..., — он наморщил лоб, высоко подняв стакан, выдохнул. — За нашу победу. За партию и за нашего..., — тут рука ветерана дрогнула, голос завибрировал, а по щеке потекла скупая мужская слеза. Сучков уронил вилку, полез в карман, достал не первой свежести носовой платок, с силой протер глаза, — за нашего генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева. Пусть живет долго.

Зазвенели, столкнувшись, стаканы. Друзья дружно опрокинули внутрь их содержимое. Закусили. Помолчали. Потом наполнили по второй. Теперь уже говорил гость. Выпили за хозяина стола. Лебедь безжалостно выломал из тушки курицы ногу, и, уже жуя, начал:

— Трофимыч, ну расскажи, чего тебе в комитете ветеранов сказали?

Эту историю, о том, как ходил ветеран органов в комитет ветеранов знал весь магазин. И все слышали эту историю не по одному разу. Но, надо же сделать приятное хозяину. У сторожа радостно блеснули глаза.

— Я не рассказывал? Ну да так и быть — повторю. Встретили, как полагается. И цветы вручили. И вот — обвел широким жестом стол — продуктовый набор дали, бесплатно, как ветерану войны. А главное. — Ветеран полез во внутренний карман пиджака. Достав большой конверт, разгладил, бережно достал лист. Голос опять дрогнул. — Главное — письмо. Сам генеральный секретарь ЦК КПСС лично меня поздравил! — Иван в очередной раз, взволнованно, сквозь слезы, зачитал текст поздравления. А действительно, приятно было ветерану. И уважение проявили, и заботу. Такие письма и заказы получили все ветераны войны. Это дело держал на контроле сам Брежнев.

— И пензию увеличили! — Ветеран поднял палец к верху. — С первого января на тридцать два рублика.

Грузчик тем временем, пробуя то одно, то другое, насыщался. Выпили и по третьей.

Кот Василий, окончательно обнаглев, залез на диван и уже норовил стырить кусок балыка, прямо на глазах у 'собутыльников'. Получив слегка по носу, обиженно мяукнув и завертев головой, кот зашел с другой стороны. Запрыгнул на подоконник и, прячась за банку с красными гвоздиками, лапой утянул кусок курицы. Вокруг одиноко горевшей на длинном двужильном проводе лампочки, как пират в море, кружила осоловевшая от запахов муха. Она стала 'четвертой' на вечеринке близких друзей. Ну и назойливая попалась. Все норовила сесть то на стол, то на голову ветерана НКВД. Удача пока сопутствовала ей. Сучков нетерпеливо отмахнулся вилкой от приставучего 'пирата'. Жирная капля с куска селедки упала прямо на грудь. По пиджаку расплылось блестящее пятно. Ветеран расстроено засопел. Лебедь указал вилкой на портрет генсека на стене. С усилием сглотнул, собрался.

— Да ..., но..., поздравление это, конечно, хорошо, ... но... круто взялся Брежнев. Я вон вчера побежал в соседний магазин, чешскую обувь выбросили. — И, задрав ногу, продемонстрировал красивый ботинок сорок пятого размера, с толстой подошвой, — остановили двое из органов. Прямо подступили на улице и 'пожалуйста, ваши документы, куда идем?'. Хорошо не далеко от магазина дело было. Отпустили, но записали. Вот это как понимать?

Сучков положил вилку, вытер тыльной стороной ладони губы. Грозно шевельнул бровями, строго взглянул на гостя.

— А ты, Гаврила, что такое круто не знаешь. Настоящего порядка и не нюхал. Вот при Иосифе Виссарионовиче, царство ему Небесное, был порядок. Всякую шушеру бандитскую прямо на месте преступления к высшей мере, в расход пускали. А сейчас? И правильно останавливают, а то только по магазинам и шляются, интеллигенция, мать её. Работать никто не хочет. Ты, Гаврила, чего не понимаешь, не рассуждай. Может только сейчас и почувствовали все мы, что значит порядок в государстве. Сколько всяких начальников — пустобрехов, что с места на место бумажки перекладывали, уволили? — Ветеран постучал себя по загривку. — Пусть теперь узнают, каково оно, своим потом и кровью хлеб зарабатывать. — И, как на икону, перекрестился на два портрета. — Слава богу, сподобил Господь увидеть, как опять в стране порядок наводят. Дай Боже Брежневу доброго здоровья!

Неугомонная муха, выписывая зигзаги, спикировала на стол. Но удача явно отвернулась от нее. Меткое желтое око уловило в полете мухи попытку покушения на куриное крылышко, что сиротливо лежало у края блюда. Тут горячее сердце Василия не выдержало. Что ни говори, а хищник есть хищник. С яростным воплем кот бросился на коварного врага. 'Пират' погиб, не успев понять за что, но и роскошный стол подвергся почти полному разрушению. Василий дал стрекача под диван. Сучков и Лебедь долго кричали и плевались. Однако твердая рука ветерана успела подхватить и спасти бутылку. Порядок был наведен быстро, да и к общей радости водочка уцелела. Друзья выпили еще по одной.

В подсобке зазвучал в два голоса. — 'Реве та стогне Днипр широкий'

XVIII. Бульдоги в горах

(вроде бы парафраз или аллюзия. А может фанфик? Короче — что получилось...)

Задыхаясь, с хрипением втягивая обжигающий разряженный воздух измученными легкими, почти ничего не видя сквозь заливающий глаза едкий пот, Рыбаков с наслаждением уловил команду привал. Свалился на чахлую траву, сбросил горячую, несмотря на отнюдь не летнюю погоду, изнутри каску. Расстегнул замки бронежилета. Бежавшим вместе с ним прапорщикам и срочникам было явно легче, они перешучивались пусть и срывающимися от усталости голосами, кое-кто даже закурил. А Рыбакову хотелось только лежать, смотреть в чужое, непривычно багровеющее небо и ни о чем не думать. Совсем стало бы хорошо, если бы можно было глотнуть воды, какой угодно, пусть даже из болота. Но воды не было. И не будет до самого обеда. Закалка, товарищи... и тренировка, куда же без нее.

От стрельбища донесся треск стрельбы из автоматов. Коротко пророкотал АГС.

— Ну и как тебе, старшой? — К Рыбакову подсел капитан Мальцев, назначенный недавно командиром группы спецназовец из-под Минска. — Готов к труду и обороне?

— Привыкаю понемногу. Восстанавливаюсь...

— Вот-вот! Быстрей привыкай. Надоело мне за всех работать, — нравоучительным тоном произнес группник. И тут же встал. — Отдохнули? Вперед, вертолеты ждут!

'Трех, а позднее пятикилометровый кросс для разминки, по полчаса завтрак и ужин, час на обед , а там — разннобразные занятия: изучение материальной части со стрельбой, преодоление полосы препятствий, с каждым днем за все меньшее контрольное время... Боевая подготовка в составе боевой двойки и тройки, а потом и группы, либо изучение или практические занятия по вождению легковушки, грузовика, мотоцикла, бронетранспортера, боевой машины пехоты, занятия по рукопашному бою, ужин, а там либо отдых и отбой, либо все то же самое в ночном варианте. А еще — принципы организации засад на различной местности и, соответственно, признаки по которым можно обнаружить вражескую засаду. Установка минно-взрывных заграждений. Кроме того, в специально освобожденных старых домиках, в том числе одном европейского типа, отрабатывались передвижения в здании при его зачистке, прохождение и досмотр комнат и углов. И так каждый день, без выходных, по двенадцать часов в сутки минимально. Гоняли их так, словно завтра их бригаде предстояло в одиночку противостоять всем армиям НАТО.

Зато кормили бойцов разнообразно и до отвала, по специально разработанным высококалорийным рационам, всякие фрукты грудами лежали на подносах в столовой. А в магазинчике военторга при части свободно и недорого продавались дефицитные магнитофоны, приемники и даже водка. Впрочем, пить особо никто и не пил — не до того...'

Оторваться от воспоминаний, помогающих перенести нагрузки во время бега к посадочной площадке, помог рев вертолетных двигателей.

Несколько Ми-8 стояли наготове, запустив моторы и раскручивая винты.

— На посадку! Быстро, быстро, развиздяи! — стараясь перекричать рев турбин, командовал Мальцев.

Загрузились даже быстрее норматива, на взгляд Антона. Рев турбин в салоне был почти не слышен, но что его усиление можно было различить даже здесь. Вертолеты словно прыгнули в синее небо и растворились в нем.

Обогнув несколько гор, вертолеты появились над каким-то склоном, поднимая снежную пыль. В десантных отсеках замигали красные лампочки, подавая сигнал на высадку. Вертолеты не стали даже зависать. Они просто снизились до предельно малой высоты и уменьшили скорость. Сдвинулись боковые двери и спецназовцы один за другим стали выпрыгивать на каменистый заснеженный склон. Земля тяжело ударила по подошвам ботинок, но Рыбаков устоял на ногах. Рядом с ним приземлялись остальные 'пассажиры' его вертолета. Кто-то не удержался на ногах и несколько раз кувыркнулся в снегу, подымая вверх снего-пылевую завесу. Впрочем, он тут же вскочил и, слегка прихрамывая, помчался вперед, догонять уже свернувшихся в колонну по одному сослуживцев.

Первым шел Семен, по кличке Тула, сапер. Он шагал осторожно, внимательно рассматривая перед собой слегка заснеженную поверхность. Конечно, на такой устроить минно-взрывное трудновато, но... чем черт не шутит... За ним, отстав на пару шагов, шел пулеметчик Степан, по кличке Жабо. Кличка эта пошла не от того зеденого и прыгучего животного, и уж тем более не от названия фигурного средневекового воротника, а от сокращенной фамилии знаменитого в свое время силача, двукратного Олимпийского чемпиона, штангиста Жаботинского. Степан по фигуре знаменитому спортсмену утупал, а вот насчет силы Антон спорить с кем-нибудь бы зарекся. Ибо пулемет ПКМ и несколько лент к нему Степа нес легко, словно играючи. За пулеметчиком шел сам Антон, а за ним, ощетинившись во все стороны стволами автоматов — остальные.

Внезапно Тула поднял руку, падая, и все, включая Рыбакова, без слов бросились на землю. Все немедленно открыли огонь, обстреливая валуны одиночным, но скорым огнем. Никто не дожидался, пока начнут рваться взрывпакеты, пока в них выстрелят. Все знают, где может скрываться засада и готовы поразить его первым. Пулеметчик добавляет в общую мелодию свою ноту, выпалив длинную и несколько коротких очередей. 'Засада', едва успев открыть 'огонь', уничтожена.

— Прекратить огонь! Оружие на предохранитель!

'Все. Учебный бой закончен и теперь их ждет разбор на месте, дорога домой и окончательное подведение итогов после позднего обеда, ну или раннего ужина. А там чистка оружия, личное время и подготовка к завтрашнему учебному дню'.

— Старших лейтенантов Рыбакова и ..., капитанов... , к майору Бергу! — донеслась до него команда.

'Что-то новенькое. Неужели... боевые? — промелькнула мысль. Антон забросил автомат за спину и бегом поспешил к стоящей неподалеку группе офицеров полевой афганской форме, впереди которой стоял майор в советском камуфляже 'Березка', несколько неуместном среди заснеженных скал.

— Товарищ майор, старший лейтенант Рыбаков по вашему приказанию прибыл! — доложил Антон.

— Вольно, товарищ старший лейтенант. Познакомьтесь, — майор показал на стоящего рядом офицера в афганской форме, белокурого, с правильными европейскими чертами лица, почему ассоциировавшимися с кинофильмами о войне.

— Старший лейтенант Рыбаков, — представился Антон, протягивая руку.

— Рад познакомиться. Оберлейтенант Хубе, — крепко пожимая руку, ответил незнакомец по-русски с небольшим, едва заметным акцентом.

— Ваш отряд будет действовать в одном районе с отрядом товарища Хубе. Поэтому начиная с завтрашнего дня отрабатываете взаимодействие в течение трех суток и приступаете к выполнению боевых задач, — уточнил майор.

XIX. Как мы ходили на парад

С утра Брежнев находился в веселом, приподнятом настроении, шутил и смеялся. Собираясь на парад в честь дня Советской Армии, он оделся в специально подготовленную парадную форму, на кителе которой блестели все полученные им фронтовые награды. Причем вечером должно было состояться открытие съезда, и Ильич планировал быть на нем именно в этой форме.

Звонко печатая шаг, стройными квадратами проходили войска московского гарнизона. Грохотала, лязгая железом, военная техника. Гул далеко разносился в окрестностях Кремля. Парад на Красной площади, в 'ознаменование сорокалетия начала Великой Отечественной войны и побед Советской Армии'. И конечно в этот праздничный день, на трибуне мавзолея находились руководители страны. В центре, перед микрофонами, в неожиданной для наблюдателей шинели с маршальскими погонами и каракулевой папахе, стоял вальяжный, веселый Брежнев.