Большую часть минуты в кабинете царила тишина. Даже Тораст выглядел скорее задумчивым, чем воинственным — по крайней мере, на данный момент. Наконец Ферн медленно кивнул.
— Опять же, понимаю вашу точку зрения, милорд, — сказал он. — И, признаюсь, склонен согласиться с вами. Однако на данный момент у меня нет никаких инструкций от генерал-капитана или канцлера на этот счет. Без таких инструкций, несомненно, было бы... преждевременно, скажем так, начинать в одностороннем порядке заявлять о нашей вере в грядущую священную войну. В таком случае, я не верю, что мы можем разрешить вам начать производить впечатление на людей от имени Матери-Церкви. По крайней мере, пока. Но что я могу сделать, так это попросить епископа-исполнителя Арейна проконсультироваться с генерал-капитаном по семафору. Я сообщу викарию Аллейну, что согласен с вами в этом вопросе. Склонен думать, что, хотя великий викарий, возможно, не захочет объявлять священную войну так скоро, викарий Аллейн — или, по крайней мере, остальная часть храмовой четверки, первый советник тщательно не произнес вслух — согласится с самоочевидностью, что флот воспитывается в служении Матери-Церкви.
— Спасибо, ваша светлость, — пробормотал Тирск.
— Не за что. — Ферн одарил его улыбкой, которая выглядела почти искренней, затем перешел к другим вопросам.
— Кое-что, о чем вы, возможно, не знаете, милорд, — быстро сказал он, — это то, что великий инквизитор лично постановил, что новые артиллерийские установки не представляют собой никакого нарушения Предписаний. Хотя я уверен, что все мы могли бы пожелать, чтобы этот момент был прояснен раньше, вся наша новая артиллерия будет модифицирована по мере ее отливки, чтобы включить эти "цапфы". Кроме того, мне сообщили, что была разработана методика добавления "цапф" к существующим пушкам. Я сам совсем не ремесленник, поэтому детали процесса для меня мало что значат, но уверен, что такой опытный морской офицер, как вы, поймет их.
— Кроме того, мы будем внедрять новое парусное вооружение, и мне сообщили, что наши оружейники скоро также начнут производство нового и улучшенного мушкета. Все вместе, полагаю, это означает...
.V.
Дворец архиепископа, город Теллесберг, королевство Чарис
— Еще бокал, Бинжамин? — пригласил архиепископ Мейкел Стейнейр, протягивая длинную руку, чтобы поднять графин с бренди, и многозначительно изогнув бровь цвета соли с перцем.
— Полагаю, при данных обстоятельствах это не повредит, ваше высокопреосвященство, — согласился Бинжамин Рейс, барон Уэйв-Тандер.
Барон был крупным мужчиной с совершенно лысой головой и мощным носом, и он прошел путь от скромного начала до своего нынешнего положения в королевском совете Старого Чариса. Хотя официальным имперским советником по разведке стал князь Эмерэлда Нарман, Уэйв-Тандер был начальником разведки короля Хааралда до того, как Кэйлеб взошел на чарисийский трон, и он продолжал занимать почти наверняка самый чувствительный из разведывательных постов новой империи Чарис. Он занимал эту должность, потому что был очень хорош в том, что делал, хотя недавно приобрел определенные преимущества, о существовании которых раньше и не мечтал.
Он и Стейнейр сидели в кабинете священнослужителя на третьем этаже архиепископского дворца рядом с собором Теллесберга, слушая фоновые звуки погруженного во мрак города через открытые окна кабинета. Ночь была относительно прохладной — во всяком случае, для Теллесберга в октябре, — что было облегчением после дневной жары, и этим поздним вечером городские шумы были приглушенными. Конечно, они никогда полностью не прекратятся. Не в Теллесберге, городе, который никогда по-настоящему не спал. Но они определенно уменьшались по мере того, как сгущалась ночь, а дворец находился достаточно далеко от вечно оживленных доков, чтобы продолжавшиеся шумы приглушались расстоянием.
Официальная резиденция архиепископа располагалась в величественном парке площадью чуть менее трех лесистых, красиво озелененных акров, которые сами по себе стоили не столь уж малого состояния, учитывая цену недвижимости в Теллесберге. Сам дворец был великолепным зданием, построенным из мрамора золотистого цвета Армаков и предназначенным для размещения одного из архиепископов Матери-Церкви в великолепии, соответствующем его высокой должности, но вкусы Стейнейра были несколько проще, чем у большинства предыдущих прелатов Старого Чариса. Великолепная мебель, которой, например, его непосредственный предшественник наполнил этот кабинет, была убрана в начале пребывания Стейнейра в должности. Он заменил их мебелью, которую они с Ардин Стейнейр, его давно умершей женой, собрали за время совместной жизни. Вся она была подобрана с достаточным вкусом, но в то же время оставалась старой, удобной и (очевидно) любимой.
В данный момент Стейнейр полулежал, откинувшись назад, в глубоком кресле, которое его жена Ардин заказала для него, когда он впервые был рукоположен в епископы. С тех пор он восстанавливал его по меньшей мере дважды, и, судя по состоянию ткани, в ближайшее время ему придется снова обновить его. Причина, по которой он собирался это сделать (на этот раз), удовлетворенно лежала, свернувшись калачиком у него на коленях, мурлыча от счастливого собственничества. Белоснежный ящерокот, чьи когти разодрали обивку когтеточки в форме кресла, которой его так любезно снабдили, и которого тоже звали Ардин, несмотря на то, что он оказался самцом, явно не сомневался в том, кто кому принадлежит, что бы ни думали глупые люди.
Теперь Ардин-ящерокот прервался и поднял голову, чтобы неодобрительно взглянуть на Стейнейра, когда архиепископ отклонился достаточно далеко в сторону, чтобы налить свежую порцию бренди в предложенный бокал Уэйв-Тандера. К счастью для взгляда ящерокота на правильную организацию Вселенной, процесс наполнения не занял много времени, и анатомия его матраса относительно быстро вернулась в соответствующее положение. Что еще лучше, руки, которые были отвлечены от своей надлежащей функции, возобновили свое послушное поглаживание.
— Такое облегчение осознавать, что духовный пастырь империи сделан из такого сурового материала, — сухо заметил Уэйв-Тандер, указывая бокалом на большие, сильные руки, ритмично поглаживающие шелковистую шкурку ящерокота. — Мне бы не хотелось думать, что тобой можно легко манипулировать — или, не дай Бог, позволить доминировать над собой!
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — ответил Стейнейр с безмятежной улыбкой.
— О, конечно, нет! — Уэйв-Тандер фыркнул, затем позволил новому глотку бренди прокатиться по его языку и отправить медовый огонь вниз по горлу. Он наслаждался этим ощущением, но затем выражение его лица стало серьезным, когда он снова обратил свое внимание на истинную причину сегодняшнего вечернего визита.
— Понимаю логику твоих планов путешествия, Мейкел, — сказал он трезво, — но я бы солгал, если бы не сказал, что у меня тоже есть некоторые существенные оговорки по этому поводу.
— Не понимаю, как человек, на которого возложены твои обязанности, может чувствовать себя иначе. — Стейнейр слегка пожал плечами. — На самом деле, во многих отношениях я сам действительно предпочел бы остаться прямо здесь, дома. И не только из-за возможности подстерегающих убийц или каких-либо более приземленных опасностей, связанных с поездкой, или даже из-за того факта, что я предполагаю провести довольно много времени, испытывая невыразимую скуку. — Он поморщился. — С другой стороны, и даже учитывая все эти причины, по которым я должен оставаться дома, их справедливое значение, я все равно не могу оправдать отказ от поездки. Во-первых, потому что это моя духовная ответственность как архиепископа Церкви Чариса. У нас было более чем достаточно отсутствующих архиепископов, которые посещали свои архиепископства на один или два месяца каждый год! Дети Божьи заслуживают лучшего, и я намерен проследить, чтобы — в меру своих возможностей — они это получили.
Губы Стейнейра сжались, а глаза потемнели. Уэйв-Тандер лучше, чем кто-либо другой, знал, что Мейкел Стейнейр был одним из самых нежных от природы людей, которых когда-либо создавала человеческая раса. Однако в тот момент, глядя в эти глаза, видя это выражение, он еще раз осознал, какая огромная пропасть лежит между словами "нежный" и "слабый".
— И даже если бы это было неправдой — а это так, и вы знаете это так же хорошо, как и я, — продолжил Стейнейр через мгновение, — абсолютно необходимо, чтобы у людей за пределами Старого Чариса было лицо, которое можно было бы связать с моим именем. Или, скорее, с моей должностью. Пройдет совсем немного времени, прежде чем храмовой четверке удастся провести контратаку. Когда это произойдет, Церковь Чариса столкнется с первым настоящим испытанием своей силы и стабильности. И, честно говоря, в данный конкретный момент степень этой силы и стабильности все еще остается неизвестной величиной. Я уверен в состоянии Церкви здесь, в Старом Чарисе, и с оптимизмом смотрю на Эмерэлд и Чисхолм, учитывая мою переписку и... другие доступные нам разведывательные возможности. Но было бы ужасно несправедливо по отношению к таким людям, как архиепископ Фейрмин в Эмерэлде или архиепископ Павал в Чисхолме, ожидать, что они будут твердо стоять перед лицом бури, подобной той, что будет, и поддерживать с ними свое духовенство, по крайней мере, не имея возможности встретиться со своим старшим архиепископом лицом к лицу.
— Я сказал, что понял логику, — указал Уэйв-Тандер. — Но я, возможно, просто немного больше сосредоточен на этих возможностях убийства, чем ты. Знаю, что с тобой будут твои собственные стражники, и, честно говоря, тот факт, что ты будешь движущейся мишенью, на самом деле сделает любую скоординированную атаку, подобную той, что произошла с Шарлиан, более трудной для организации. Однако это все еще может случиться, Мейкел, и я не буду очень рад такой возможности, пока ты либо не окажешься в безопасности под присмотром Мерлина в Чисхолме, либо не вернешься сюда, где я смогу присматривать за тобой. Есть слишком много людей, даже не считая храмовую четверку, которые очень, очень хотели бы видеть тебя мертвым прямо сейчас. Однако, если я добьюсь своего, они будут продолжать разочаровываться в этом отношении, если ты не будешь слишком сильно возражать.
Он бросил на архиепископа строгий взгляд, который превратился во что-то более похожее на сердитый, когда Стейнейр ответил на него с полным спокойствием. Секунду или две они смотрели друг на друга, и первым прекратил борьбу Уэйв-Тандер.
— Однако в дополнение к этой небольшой проблемной области, — продолжил он, — то, что ты так долго будешь отсутствовать в королевстве, вызовет свою долю проблем, которые никоим образом не связаны непосредственно с Церковью — или любыми потенциальными убийцами — и ты это знаешь. Во-первых...
Он постучал указательным пальцем по мочке правого уха, и Стейнейр кивнул, его собственное выражение лица было более серьезным, чем раньше. Как и у Уэйв-Тандера, в его собственном ухе была почти невидимая заглушка одного из новых коммуникаторов Мерлина Этроуза. Барон был одним из его собственных самых первых кандидатов, которые были добавлены во "внутренний круг" Кэйлеба, когда Мерлин сделал устройства доступными после того, как ужасающе близкой к успеху оказалась попытка убийства Шарлиан.
За почти пять месяцев, прошедших с момента покушения, и Стейнейр, и Уэйв-Тандер привыкли ко многим преимуществам, которые предоставляла связь. Действительно, архиепископ часто думал, что Уэйв-Тандер находит эти преимущества даже большими, чем он сам, что было неудивительно, учитывая характер обязанностей барона. Как священник, Стейнейр не мог быть полностью доволен степенью вторжения в чужую жизнь, которую сделали возможными снарки Мерлина, но он также знал, что Мерлин, с решительного одобрения Кэйлеба и Шарлиан, установил "фильтры" (какими бы они ни были, что было предметом, все еще находящимся далеко за пределами понимания Стейнейра), чтобы максимально ограничить это вмешательство. Если уж на то пошло, и несмотря на тот факт, что любой человек мог бы соблазниться целесообразностью, потратив столько времени, сколько Уэйв-Тандер потратил на управление всеми шпионскими сетями Чариса, Стейнейр достаточно доверял честности барона, чтобы не проводить слишком много ночей без сна, беспокоясь о том, какие личные тайны он может нарушать. Он знал, что барон обычно проводил по крайней мере час каждую ночь, совещаясь с Совой и просматривая разведывательную информацию за день, но он также знал, что был более чем доволен тем, что оставил фактический мониторинг различных разведывательных платформ на усмотрение компьютера. Если Уэйв-Тандер и смотрел на что-то, то только потому, что это попадало в параметры, которые он определил для Совы — параметры, призванные гарантировать, что это действительно важно, — а не из-за какого-либо вуайеризма.
К сожалению, количество других людей в Старом Чарисе, которые были допущены к уровню информации, доступной им двоим, буквально можно было пересчитать по пальцам одной руки. (Предполагая, что Ардин был готов отказаться от одной из рук Стейнейра достаточно долго, чтобы вычисление было выполнено.) Фактически, до сих пор людьми, которые были оснащены устройствами многосторонней связи, кроме императора, императрицы и Мерлина, оставались сам Стейнейр; Уэйв-Тандер; доктор Ражир Маклин из королевского колледжа; адмирал сэр Доминик Стейнейр, барон Рок-Пойнт (и брат Мейкела Стейнейра); сэр Эдуирд Хаусмин, который, несомненно, был самым богатым подданным империи Чарис; и отец Жон Биркит, настоятель монастыря святого Жерно. Были и другие, кого Стейнейр отчаянно предпочел бы добавить в этот список, но это решение ни он, ни Кэйлеб, ни Шарлиан не могли принять в одиночку. И, несмотря на свое собственное нетерпение, он должен был согласиться с первоначальным решением Кэйлеба устроить все таким образом. Как бы часто это ни сводило с ума, он был готов признать непреодолимую силу аргументов в пользу того, чтобы действовать с почти безумной осторожностью там, где речь шла о расширении внутреннего круга.
Это, пожалуй, единственное, что позволяет мне сохранять подобие терпения по отношению к Жону и остальным Братьям, — напомнил он себе. — Однако факт заключается в том, что кто-то должен быть этим голосом предостережения. И давай будем честны сами с собой, Мейкел. На данный момент гораздо важнее, чтобы мы не говорили кому-то, кому, как оказалось, мы все-таки не могли доверять, чем добавлять в список всех, кого хотели бы.
— Доминик уже покинул королевство, — продолжил Уэйв-Тандер, — Хаусмин сейчас в значительной степени привязан к своему литейному цеху — который, я мог бы отметить, находится ни больше ни меньше как в одиннадцати сотнях миль от того места, где сидим мы сейчас, на случай, если это вылетело у тебя из головы — и отец Жон настолько близок к отшельнику, насколько может быть кто-то, живущий в центре Теллесберга. Так что, когда ты покинешь королевство, это оставит императора или императрицу с прямым доступом только ко мне и Ражиру, здесь, в столице. Ражир вообще не является членом совета — по крайней мере, пока — и, говоря откровенно, у меня нет такого влияния на Рейджиса, как у тебя. Мы с ним друзья и коллеги, и он доверяет моему суждению во многих конкретных областях. Но у меня нет тех отношений, которые есть у тебя с ним. Или с остальными членами совета, если уж на то пошло. Если они двинутся в каком-то неверном направлении, я не смогу обуздать их так, как это мог бы сделать ты.
