Ролевик-Алкоголик. За честную сталь!

Сидели мы мрачные. Я даже к сивухе какой-то виноградной приложился, эти два мудака на меня смотрят эдак сочуственно.

— И что теперь?

— Да линять вам обоим надо... — я аж вздрогнул от этой фразы. Сам почти то же Лёне пророчил, понимаешь.

— Угу, — Симерий нос в халявном винце утопил, но пузыри не так просто пускает, — пару дней будут праздновать, потом подведут баланс и начнут искать недостающие головы. Мы тут ни кто и звать ни как...

— А что будет с Лё... Тьфу! Линясом Мтиз... пшрф-тьфу! Да понял уже, хватит мне грязные лапы в пасть совать.

Оно понятно. Это я как если отставленного министра в присутствии преемника "министром" назвать. Не понимаете? Ну попробуйте. Только потом не жалуйтесь... Мтизенским-то теперь другой зовётся. А Аварго, кстати уже подсуетился. Вот он почему сидит довольный как паровоз. Пока друзья наследнички разберуться, куда баронство делось, а оно уже вот оно... Аварго теперь Поторамский, "милостью гномьего банка", мля.

— А что с ним? Вон — продают, — и пальцем куда-то в сторону тыкает.

Муть нездоровую, что не другой стороне площади творилась, я краем глаза, конечно приметил, но как-то не связывал. А тут. Мать его. Аукцион. Главный и единственный лот — Ничтожное Ужасное Чудовище Сокрушённое Славными Рыцарями Короля, Во Имя Справедливости. Одна штука. Кинуть камнем — три тенье. Плюнуть три тенье плюс пять тенье налога. За право публично прирезать — аукцион. Кто больше даст, начальная ставка — десять корон. Право приватно умучать в личных застенках, ведь есть любители? А как же! Сто корон — начальная цена! И походу уже поднялась заруба между сушёным воблом в серо-белом прикиде и потнючим толстячком в переливчато-фиолетовом. Этого фиолетового, кстати, как Симерий увидел, так сразу прижух почище, чем на площади, но... с другой стороны от него аж искры полетели — вижу трясёт мужика, как скаковую лошадь после электрошока. Спросить что да как я не сподобился. По моему, когда я вылазил на чью-то повозку, Симерий висел у меня на одном сапоге, а Аварго на втором. Бормотали они в унисон, что-то о "чудовищном самоубийстве", но я уже влез. Прокашлялся и заорал во всю пивную глотку: "Умучать лично! Спописят корон!"

Негромко горланящая площать замерла. Тишина была такая, что мухи на навозными кучами, как барабаны гудели. Я посмотрел вокруг. У вобла (ух ты! И правда ельф, долбаная твоя порода!) и у толстячка в лиловом челюсти от моей наглости похоже до мостовой отвисли. Прочий же люд аж замер в предчуствии скандала. Какой-то разряженный хмырь на деревянном кресле поверх прочих, заелозил. Все посмотрели на него. Стража встала на товьсь. Мля.. Нахера я влез?

— Должнок. Имеется. Не у меня. Так... — пробурчал я, в непонятной надежде.

— Интересно-интересно... Принимается сто пятьдесят корон от эээ.. уважаемого тангара! — проблеял хмырь в тишине... И тишина рухнула.

* * *

С моего торгового места было хорошо видно как каталы разводя лоха. Уже пятого за сегодня. В принципе спектакль напёрсточники крутят примерно один и тот же, но как и положено в хорошей актёрской труппе, постоянно отыгрывают ньюансы. Тем театр и интереснее кино, что спектакль, каждый раз чуточку другой. Вот "катала" понял, что клиент пуст, и готов на агрессию. Думаете будут бить? Ха! Низкий класс. В Ростове на центральном рынке таким делать нечего. Бедолагу оттесняет здоровенный "купчина", со словами: "ну ка родной, ща я их разую!", он извлекает из лопатника толстенную пачку купюр. С истинно купеческим шиком спускает "под шарик" примерно стоимость жигулей, потом, новенькую норковую шапку, шикарную дублёнку, а потом со словами "однова живём"! Ставит на кон кобуру с торчащим из него стволом. Ствол внимательно рассматривают оценивающе цокают языками и качают головами. Куда там стуку шарика по рулетке на фоне издаваемого, промороженными голосовыми связками "Кручу! Верчу! Вас запутать хочу!" Бумс... "Купец" пуст... С сомнением смотрит на валенки, потом дружески обнимает лоха про которого уже все забыли: "Не дрейфь братишка! Завтра отыграем!" И уводит его к стекляшке забегаловки заливать финансовое горе этиловым счастьем... Спустя пятнадцать минут, заплетающегося бедолагу уводит предупредительно-вежливый мент из тутошнего отделения. Ранее он одобрительно качая головой, наблюдал за спектаклем издаля. На крайний случай.

Иногда у ребят неурожайный день. Если у меня есть выручка я извлекаю пятёрку разменянную по рублю и иду делиться. Не. Тут рэкета нет. Не принято. Просто, артистично работают — приятно посмотреть, главное хлебалом рядом не зевать. С улыбкой протягиваю купюру, — "а рубль даю, что под центральной шарика нету!" Иногда замотанный и потерявший бдительность катала, не ожидающий от меня подляны, машинально поднимает напёрсток, а там и правда шарика нету. Его подельники ржут, а я на этот рупь покупаю пакет семечек у тётки рядом.

Но сейчас он смотрит на меня в диком изумлении. Глаза по семь копеек, один квадратный, другой — треугольный... "Брателла, ты хто!??" А? Не понял.. Вместо бумажного рубля верчу в пальцах целую золотую корону. Да и рука торчит не из пуховика, а из "байкерской" куртки. Вторая ладонь автоматом ложится на рукоять секиры, все отшатываются от меня, тётка с семечками мелко крестится, мент резко выдёргивает из кобуры свисток изаливается душераздирающими трелями, красноплащёвый урод выскакивает из-за бочки с квасом и с треском ломает жердину об ментовскую фуражку...

Тьфу-мать! Я скатился с колючей кучи веток, которые нагрёб вместо постели с вечера. Толпа причек-почиричек, не прекращая своих воплей уфыркала на другое дерево. Это старость. Когда начинаются сниться дежавюшные сны из небезоблачной, но беззаботной юности — это старость. Хотя хорошим снам взяться неоткуда. Мы. Линяем.

Ещё вчера мы орали: я на Лёню, что он мудак козлиный, и я из-за него всё бабло просадил, Симерий на меня, что я мудак козлиный, умудрился поцапаться со жрецами Истинно Единого Света и Магами Сиреневого Ордена, Тофидор тоже орал на меня, что я мудак казлиный, всех подставил, и не видать мне обналички векселя как своих ушей и вообще за такое дополнительный процент положен! Лёня правда не орал. Ему тупо было плохо. Не орал, конечно, чтоб его не мучали воплями, а сразу прирезали, но его ни кто не слушал. Как приволокли, на пол в магистрате швырнули, так и лежал себе. Велирус тоже не орал, он сцуко прислушивался. Мне тут объяснили правда, что у него есть такое хитрое право "не отвечать на не заданные вопросы", ну типа имеет право недонести, если чо. К нам правда это ни каким боком, а вот Лёня жив до сих пор, только потому, что сиятельство тутошнее не дотумкал сразу спросить. Кстати, мы все живы только потому, что сиятельство графское, тухрымову морду ему в семейный склеп, сыт и доволен. Во-первых, он походу первый сообразил, что для успеха дела надо не войско к руднику посылать, а донос к королю. Во-вторых, сумел отчекрыжить у баронов часть трофеев, хотя сам типа вообще не при делах. За сам рудник вопрос вообще не стоит. Вот "королевский голос пожалует", тогда и посмотрим. В-третьих, я ему мало того, что казну пополнил, да не сомнительной собственности камушками, а вполне легитимным векселем, так ещё и свару жрецов с магами учинил, в которой сам граф, опять же не при делах.

И вот пребывая в столь благодушном настроении его сиятельство отправил к нам нотариуса блин, его герольдову мать, для выправления бумажных формальностей. Кроме, того, как объяснил нам, тихим голосом, этот предтеча Перри Мейсона, граф на сутки предержит всех коней, включая жрецов и магов, дабы мы могли убраться из города. На мой естественный вопрос,— "куда можно деться за сутки двум пешим и калеке?" Пожал плечами и ответил, что "пока ставки принимаются сорок пять к одному, что нас поймают на второй день, восемьдесят три к одному, что на третий, ну есть разночтения, кто именно. Хотя в основном ставят на магов."

Не сказать, что я был сильно рад ситуации, или там что готов пойти повеситься, но впал в какое-то такое состояние... Типа "вперёд и не забывайте закапывать трупы". Аж в зубах ныло от желания поквитаться с целой кучей народа, которая мне лично ничего не сделала, а большую часть я и не видел ни когда.

Бабло я спустил полностью. В принципе вексель-то позволял десяток баронов выкупить. Но мне бабло нужно было не "в течении года", а здесь и сейчас. А Тофидору нужно было отмазаться от графа и задобрить ревизоров клана, которые всенепременно заявятся выяснить "чо за бардак?"

Ну и выперли нас из города. Ага. Картина маслом. Два клоуна толстый и тонкий, волокут носилки с калекой. Вокруг толпа болельщиков. Зырят куда пойдём. Камни и какашки правда не кидают. Стража типа бдит. Даже жалеют. Какая-то полоумная старуха приткнула под голову Лёне котомку. С добрейшим напутствием приткнула, — "покушай милок пирожка, а то вон какой худой помирать будешь...". И мы покинул город...

* *

А сегодня... Чтоб уж быть честным, я вообще не думал, что "сегодня" наступит. Но... Собственно я вообще нифига не думал. Ручонки долбаными носилками я себе оттянул до земли ещё не покидая города. До ближайшего поворота доплёлся на одном упрямстве, до следующего на непрерывных матюгах. Симерий молчал. Только прислушивался. Я пялился в его спину с ненавистью. Ну что ему стоило в нужный момент трухануть, одного тупого гнома чем-нить тяжким по тупой башке? А за поворотом, когда стоны вырывающиеся между стиснутых зубов светлости, заставили меня поискать глазами какое-нить болотце, где можно притопить спасённого без шума и пыли, вот за поворотом нас ждали... Наглые такие ухмыляющиеся рожи. Я их даже уже видел. Частично. У той рожи что справа зубы золотые. У той что слева след моей секиры ещё не сошёл. Шушера на подтанцовке возилась с неплохой пароконной повозкой, и парой соответственно, запряжённых в неё лошадок. Пока я тормозил, соображая бросать носилки сразу или класть аккуратно, Симерий выдал номер:

— Привет, Зуб.

— Кааакие люди! И без охраны!

Я уже решился швырнуть светлость и начать неприятное действо, но... Симерий извернулся в мою сторону.

— Чего смотришь? Давай грузи своего подопечного!

— Ы!?

— Чего ы!?

— Ааа...?? ЭЭ...?

— Ага-ага, тащи давай! Видишь люди ждут!

Я ни разу не въехал в ситуацию и ритуал запихивания носилок в возок прошёл как в тумане. Сквозь туман прорывались отдельные фразы:

— ...и тогда ставки можно будет задрать до пятисот к одному!

— Чо!??!

— Ты чего? Совсем тупой!?!

Кто?! Я!? Я не тупой! Я обиделся! Да я!...

— Ты хоть слышишь что я тебе говорю!?

— Э?

— Ставки говорю, на нашу поимку сорок пять на первый день, под девяносто уже на второй, а на третий день ни кто не ставит, но начальная ставка — пять сотен к одному! Если мы продержимся более трёх дней, кое-кто огребёт эти самые пять сотен!

Лёня закатился в настеленное в возке сено и утих. Местная мафия продолжала щериться, но в радиус замаха не лезла. Я посмотрел на Симерия и кивнул в сторону урок:

— А чего они это... Сразу награду не... Того?

— Ты чего? — Симерий только что пальцем у виска не покрутил, — есть разница снять стружку с азартных лохов или вытрясти награду у магов? Или боги упаси у святош?

Вот так мы и дожили до сегодня. Правда, когда через пару часов бодрых рысей, отбивших мне все потроха (Симерий, гавнюк, ничего не отбил, а на Лёню я старался не смотреть — уж больно зрелище печальное), проводник, поцыкав дыркой от зуба, вывалил нам ворох какого-то мутного барахла и ткнул пальцем в сторону... болота. МлятЬ!!! Опять в болото?!

При ближайшем осмотрении трясины, мне захотелось обратно в город. Чёрт с ним с тихим удавлением в подвалах местной инквизиции. Но Симерию видимо помирать не хотелось, а говорить что такого ужасного в лиловых толстячках он не хотел. Мрачнел только. Так что "мутное барахло" оказалось набором болотных ласт. Не такой хренью с которой мы привыкли на югах в тёплой водичке барахтаться, а такие как башмаки с подошвами по пол-метра в диаметре. Плетёные естессно. На вопрос, как в них тащить носилки, уголовная рожа только плечами пожал, что-то свистнул и умчал свой омнибус дальше — следы заметать.

Топать кстати, оказалось не так страшно. После того, как носилки из рук перевесили на шею на специальных ремнях, да малость приноровились вышагивать в такт. Вот тут уж Симерий матерился так, что я попытался остановиться и записать. Чо матерился? Ну дак, у меня ножки коротенькие, а у него ходули. Семенить, как китайские танцоры, предварительно нацепив на копыта по тяжеленной пластине — это я вам доложу тот ещё номер. Но приноровились.

— Раз-два... Слушай Симерий, а чо за нами в болото не попрутся?

— Три-четыре... Попрутся.

— Раз-два. А чо не догонят?

— Три-четыре. Догонят.

— Раз-два. А зачем тогда нам в болото?

— Три-четыре. Тут скругги бывают. Они их могут сожрать.

— Раз-два. А нас не сожрут? — уж знаю о чём спрашивать...

— Три-четыре. Сожрут.

— Раз-два. Так нахрена тогда болото!!??

— Три-четыре. Маги...

— Пять-шесть. Чо маги?

— Семь-восемь. Над водой. Не. Летают.

— Два-раз...

— Эй! В ногу ступай!

— Чет... Пять.. Раз-Два! Извини...

— Три-четыре...

— Раз-два. А почему не летают?

— Три-четыре. А я почём знаю, блин!

Так. Весело. С шутками-прибаутками мы допёрлись до первой остановки. Гнилой пятачок посреди болота. Кущери, правда, торчат. Если честно в дороге так друг-друга достали, что не подрались только от безмерной совершенно усталости. Костра не развести. Во-первых дров ма, во-вторых, умнее будет только флагом на длинной палке поразмахивать. Лёня похоже вымотался, как бы не больше своих несунов. Опять же медицинскую помощь, ему в последний раз оказывали еще в замке. Сапогами и древками копий. Короче, я на это дело посмотрел, плюнул на возможную инфекцию, "в природе грязи не бывает" и через силу, на тупом упрямстве содрал с него шмотки и вымыл прямо болотной водицей. Отмытый от кровищи он явно выиграл в экстерьере, хотя и пребывал в забытьи. Да-с... В принципе всё не так страшно, но правой руки у парня больше нет считай. Так. Лохмотья пополам с костями. Скажу честно. Мне было страшно. Радовало только, что баклагу шмурдяка мы с собой захватили. Бормоча "ты мне за это ответишь", я извёл половину, на наружную и внутреннюю обработку светлости. Ни когда не пробовали производить ампутацию кисти в полевых условиях, без инструмента лекарств и наркоза? И не пробуйте. Особенное, если не имеете представления, как это делается. Я не имел. И как выяснилось позже, Лёне повезло просто несусветно, что он прямо там не окочурился. Симерий, скотина, спрятался за кустами и бормотал там что-то насчёт запасов "которых ещё на два дня". А я резал и шил под глухие стоны пациента. Как меня не вывернуло-то... Вернее вывернуло. Потом. Когда наложил последний стежок серебряной проволокой. А чем его шить было? Напоил бедолагу ещё стопкой дерлогорки, полил культю ею же. Проблевался в сторонке и засадив одним глотком остаток, повалился рядом в тяжкий, меланхолический, ностальгический сон полный старческого маразма.