Черный рыцарь Белой королевы

Дэлери, тем временем, наслаждалась плаванием, энергичными гребками прорезая водную гладь. Доплыв до конца бассейна, она нырнула, затем, отфыркиваясь, появилась вновь и, перевернувшись на спину, не спеша поплыла обратно. Мечущаяся по воде рябь искажала контуры ее тела, разрывала его на десятки и сотни трепещущих кусочков, которые скакали вокруг, словно скрывая свою хозяйку от нескромных взглядов и дразня воображение.

Добравшись до поручней, Дэлери ухватилась за них и вопросительно посмотрела на Локано. Он отвернулся и уставился в окно. За его спиной послышался плеск воды, затем шлепанье босых ног по плитам пола и негромкий топот подоспевших с полотенцем сестер.

— Виан, я не думаю, что Бекташ заслуживает вашего сочувствия, — снова заговорил Локано. — Ему вы не поможете, а вот он вполне способен утянуть вас за собой. Он — отработанный материал, оттуда, куда он упал, возврата нет! Вам, Верховная, не следует ставить себя на одну доску с ним.

— Позволю себе с вами не согласиться, господин Верховный Советник. Опыт и профессионализм Бекта бесценны! Я служу Сиарне много дольше вашего и, поверьте, если я считаю, что он еще пригодится, значит, на то у меня имеются веские основания. Такими высококлассными специалистами не разбрасываются.

— О чем вы с ним говорили?

— У нас состоялся сугубо личный разговор, содержание которого вас вряд ли заинтересует.

— И ради этого личного разговора вы отменили все назначенные на вечер встречи? — Локано сокрушенно покачал головой. — Не слишком ли самоуверенно? Ваша взбалмошность уже начинает мешать исполнению непосредственных служебных обязанностей.

— Я служу Сиарне, и только Ей одной меня судить!

— Несомненно. Но, думаю, и Дисциплинарной Комиссии работенка найдется. Конфликт личных интересов и служебных обязанностей как раз по ее части. Пометете годик Дворцовую площадь, как Одэзи в свое время, авось образумитесь.

— Я — Глас Истины Госпожи моей! — слова, произносимые Дэлери, вдруг стали жестче, ощетинившись острыми гранями. — Не вашей Комиссии меня судить! И вы не вправе указывать мне, с кем и когда следует ужинать, а с кем нет! Повторяю, мой круг общения — это мое личное дело!

— Вы зарываетесь, Верховная! — Локано начал закипать. — Я прошу не забывать, кто стоит перед вами, и разговаривать соответственно. От меня теперь не удастся так просто отмахнуться как от назойливого насекомого. Столько лет я покорно внимал тому, что вещали мне вы с Руорном, но пришло время и вам послушать, что скажу я! Я слишком долго смотрел вам в спину, теперь я хочу посмотреть вам в глаза.

Локано развернулся.

Ни один мускул не дрогнул на лице Верховной Жрицы, хотя Советник ощутил короткий приступ дезориентации, когда она рефлекторно попыталась заслониться от него, но быстро взяла себя в руки.

Дэлери стояла, совершенно обнаженная, спокойно опустив руки и ожидая, когда склонившаяся перед ней служанка закончит вытирать ее ноги. Еще одна девушка вытирала ее мокрые волосы. Крепкая и стройная фигура Верховной Жрицы не отличалась юношеской костлявой худобой, но и не выказывала ни малейших признаков излишеств. Не по-женски широкие плечи, высокая упругая грудь, сильные руки и ноги принадлежали зрелой женщине, следящей за собой и прекрасно знающей себе цену. Ее лишенное даже следов макияжа лицо дышало чистой, здоровой женской красотой, не нуждающейся в дополнительных декорациях. Красотой, идущей от непоколебимой уверенности в себе и отменного здоровья.

Дэлери была так прекрасна в своей невозмутимости, что Локано, заглядевшись на нее, на какой-то миг потерял нить собственных рассуждений, что не ускользнуло от цепкого взгляда Верховной.

— Вы, кажется, хотели посмотреть мене в глаза, Ивар, — через некоторое время холодно напомнила она.

Локано вздрогнул, словно очнувшись, и поднял взгляд.

— Не забывайте иногда и себе под ноги поглядывать, Советник, — глаза Дэлери метали молнии, — не то можно и оступиться.

— Вы мне… угрожаете?

— Нет, просто даю совет.

Среди кружащих вокруг Верховной сестер произошла смена состава. Вооружившись объемистой стопкой одежды, три жрицы принялись одевать свою повелительницу.

Глядя, как роскошное тело Дэлери постепенно скрывается под кружевным бельем и последующими, порой весьма замысловатыми деталями туалета, Локано на некоторое время умолк, буквально пожирая глазами последние открытые участки ее шелковистой кожи. Девушки работали быстро, но без суеты. Каждая четко знала свою роль и свои обязанности, с легким шорохом перемещаясь с места на место, одевая, застегивая, завязывая и расправляя.

Когда последняя пуговица была, наконец, застегнута, Верховная грациозно опустилась в появившееся словно из-под земли кресло. Девушки снова переменились. Одна, с феном и букетом расчесок в нагрудном кармане, занялась ее волосами. Другая, присев у подлокотника, делала маникюр. Но правили бал, несомненно, не они. Невысокая, быстрая, сосредоточенная как стоматолог при виде сложного заросшего зубного канала, Жрица, засучив рукава, начала наносить макияж на лицо Дэлери. В левой руке она держала целую палитру с разнообразными видами теней, туши и всего прочего, что требуется для одурачивания мужчин. Ее правая рука, словно веером, ощетинилась кисточками и щеточками, мелькавшими с головокружительной быстротой.

Будто завороженный, Локано, не отрываясь, смотрел, как лицо Верховной менялось. Чуть-чуть тени там, одно неуловимое движение карандашом тут, и, словно на фотокарточке, опущенной в ванночку с проявителем, под руками визажистки проявлялась другая Дэлери. Холодная, высокомерная и властная. Дэлери, привыкшая повелевать людьми. Ее красота и женственность никуда не делись, только теперь они обрели новое качество, обрели более четкую форму, отличаясь от того, что было, как безупречно ограненный бриллиант отличается от сверкающей в лучах утреннего солнца капли росы.

Сестры отступили в стороны, и Верховная Жрица открыла глаза.

Проклятье! Да, именно этой женщины Локано боялся столько лет!

Неторопливо, можно даже сказать, монументально, она поднялась с кресла, выпрямившись перед ним во весь рост, из-за каблуков ставший еще выше. Подошедшая сзади Сестра Кьюси подала ей форменный плащ. Облачение Верховной Жрицы было завершено.

— Итак, господин Верховный Советник, если вам больше нечего мне сказать… — даже ее голос изменился, став более глубоким и понизившись почти на октаву.

— Я так и не получил ответа на заданный вопрос, — Локано сложил руки на груди, давая понять, что их беседа еще далеко не закончена. — О чем вы разговаривали с Бекташем в ресторане?

— Я уже сказала вам, Советник, — длинные крылья ресниц гневно взметнулись. — У нас состоялся личный разговор, не имеющий никакого отношения к государственным делам.

— Как вам будет угодно, но ради этого личного разговора вы…

— Вы повторяетесь, Советник.

— …вы притащили с собой целую ораву Жриц, готовивших для вас блюда на кухне, — Локано заговорил жестче и напористей.

— Это не запрещено.

— …и последовательность этих блюд странным образом сложилась в Цепь Умиротворения, — Советник подался вперед, оказавшись буквально в считанных сантиметрах от окаменевшего лица Жрицы. — Для чего вы затуманивали разум Бекташа? Что вы хотели у него выведать?

— У ваших информаторов очень хорошее зрение, господин Верховный Советник, — с расстановкой произнесла Дэлери, — слишком хорошее для простого смертного.

— Не вы одна у нас такая ушлая, госпожа Всезнайка.

— Из всех, кто присутствовал в «Прайме» в тот вечер, — размышляла вслух Дэлери, — только главная распорядительница ресторана, Паола Розански могла распознать вкусовую Цепь. Она несколько лет провела в Интернате. Боюсь, теперь ее ждут серьезные неприятности.

— Что ж, в сообразительности вам не откажешь! — усмехнулся Локано. — Но вы ничего Паоле не сделаете. Она находится под моей протекцией.

— Она преступила Закон!

— А использование Тайного Знания в личных целях — разве это не преступление? Или вы забыли случай с Улзой Накаси, когда она исполнила фрагмент Танца Вожделения перед группой экскурсантов?

— Два самоубийства и три пациента в психиатрическом отделении нашего госпиталя, — Жрица наклонила голову. — Я сама вынесла ей приговор и сама же проследила за его исполнением.

— Вот и славно! В таком случае мне не нужно разъяснять, какие неприятности могут ожидать вас, если дело получит огласку. Услуга за услугу, мне все-таки интересно, зачем вам потребовалось разводить Руорна на чистосердечность, что вы хотели у него выяснить?

— Это мое личное дело!

— Опять за свое! Не забывайтесь, Виан! Я — Верховный Советник, и я требую, чтобы вы сказали мне, о чем был ваш разговор!

Дэлери молчала, упрямо сжав губы.

— Что ж, я хотел как лучше, но вам, видимо, не терпится предстать перед Дисциплинарной Комиссией, — Локано сокрушенно вздохнул. — Придется мне отдать соответствующее распоряжение.

— Нет! — Дэлери вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза. — Данный вопрос находится за пределами компетенции Комиссии, да и вашей собственной тоже, господин Верховный Советник!

Резким движением Верховная Жрица воздела вверх сжатую в кулак татуированную правую руку, и в тот же миг по всему залу словно пробежала судорога. Тело Дэлери напряглось, ее рот приоткрылся, и из него раздались слова, произнесенные жутковатым, скрежещущим голосом:

— ИСТИННО ТАК!

Мозг Локано словно окатили ведром кипятка. Он сдавленно вскрикнул, отшатнувшись и схватившись руками за голову, когда сама Сиарна выступила в защиту Жрицы.

Вспышка хлесткой, обжигающей боли закончилась так же внезапно. Дэлери бессильно уронила руку и закашлялась.

— Ну что, Ивар, допрыгался? — прохрипела она.

Опустошенный, Локано медленно выпрямился, лихорадочно вспоминая, о чем они только что говорили. Его, Верховного Советника, грубо и бесцеремонно поставили на место, дав понять, что у Сиарны и ее Жриц есть дела, до которых он еще не дорос. Он тяжело дышал, его лицо покрылось красными пятнами, словно он только что получил самую настоящую пощечину.

— Вот оно как! — наконец смог выговорить он.

— Вопрос исчерпан? — поинтересовалась Жрица.

— О, да, вполне! — заложив руки за спину, Локано, с трудом сдерживая клокотавшую в нем ярость, начал не спеша прохаживаться перед Дэлери. — Я больше не стану докучать вам своими расспросами…

— Отрадно слышать.

— …но вот с Дисциплинарной Комиссией мы еще не закончили.

— Да на каком основании?!

— Оснований достаточно, госпожа. Вы с этим Бекташем успели столько накуролесить, что метлой уже не отделаетесь, — Локано остановился и наставил на Жрицу палец. — Только не говорите мне, что Джейх и Кьюси по собственной инициативе носятся вокруг него точно две наседки. И комнаты в крыле Советников ему выделили, и еду из Верхнего Зала прямо в покои доставляют — неплохо он под вашим крылышком устроился! И я сомневаюсь, что здесь вам удастся сослаться на волю нашей Госпожи. А ваши полномочия, Верховная, так далеко не распространяются. Существуют правила, единые для всех, а вы демонстративно на них начхали! Да еще и Сестер под удар подставили. Вас-то Комиссия толком укусить вряд ли сумеет, пожует, да выплюнет, а вот им достанется по полной.

— Оставьте девочек в покое! — гневно прошипела Дэлери.

— О! Ну наконец-то вас проняло.

— Чего вы от меня добиваетесь?

— Самую малость, — Советник обошел Жрицу и остановился у нее за спиной, чтобы она не видела, как его лицо расплывается в недоброй ухмылке. — Всего лишь немного благосклонности.

— Благосклонности? — эхом повторила Дэлери. — Какого рода?

— Самой обычной, человеческой. Не вечно же вам выступать в роли светской львицы, можно ведь иногда и обычной ласковой кошечкой побыть. — Локано положил руки на плечи Верховной Жрицы и наклонился к самому ее уху. — На всякого хищника рано или поздно обязательно найдется свой укротитель, не правда ли?

Он зарылся лицом в ее густые волосы и некоторое время молчал, закрыв глаза.

— Думаю, для вас не составит большой проблемы отменить все дела и на сегодняшний вечер. Дела подождут.

Резко выпрямившись, Советник вышел вперед и встал перед Жрицей, сложив руки за спиной.

— Что скажете? — он вопросительно приподнял брови.

Их взгляды встретились. Руки Дэлери сами собой сжались в кулаки. Воздух буквально зазвенел от напряжения. В голове у Локано даже мелькнула мысль, что на сей раз он, возможно, перегнул палку. Яростная молчаливая борьба длилась, казалось бесконечно, хотя, на самом деле, прошло лишь несколько секунд. Дэлери вдруг как-то обмякла и, потупив взгляд, согнулась в покорном поклоне.

— Как вам будет угодно, мой господин, — еле слышно сказала она.

Отрывисто кивнув, Верховный Советник быстрым шагом вышел из зала.

Медленно, словно с натугой, Дэлери выпрямилась, с ненавистью глядя на закрывшуюся дверь. За ее плечом тенью бесшумно возникла Сестра Кьюси.

— Вам не стоило идти на такую жертву, моя госпожа. Мы с Соби вполне способны сами ответить за свои поступки.

— Я просто сэкономила время и нервы, — вздохнула Верховная Жрица. — Ивар все равно продолжил бы на меня наседать, пока не добился бы желаемого. Он бы извел и меня и вас своими бесконечными замечаниями и придирками, буквально до крови расковыривая каждую мою вольность или оплошность. Ты видела, какой допрос он мне сегодня устроил?! Я не хочу жить как вша под микроскопом, а потому чем раньше мы с этим покончим, тем лучше. Ведь ему, по большому счету, важен сам факт одержанной победы, а не ее трофеи.

— Почему Светлая Госпожа, вообще, терпит этого самодовольного щеголя в своей свите? Я бы его уже давно вышвырнула за порог!

— В обойме Сиарны нет бесполезных людей. Каждому уготована какая-то миссия, у каждого есть своя роль, о которой он может и не догадываться. Локано чем-то ценен для Нее, а потому нам придется смиренно терпеть его выходки.

— Следует ли нам подготовить вашу опочивальню к визиту высокого гостя, моя госпожа?

— Разумеется! — ответом Верховной вполне можно было порезаться.

— О! Госпожа, попробуйте взглянуть на ситуацию с другой стороны, — предложила Кьюси. — Господин Локано довольно симпатичный!

— Лира, заткнись!

— Прошу прощения, моя госпожа.

— Когда-то я действительно находила его… занятным, — заговорила Дэлери уже спокойней. — Молодой, целеустремленный кадет, рвущийся вверх на своем тщеславии как на реактивной струе. Это пламя, горевшее в нем, заставлявшее его двигаться, отличало Ивара от прочих, выделяло его из общей массы. Позже, когда Сиарна приняла его в ряды Служителей, я даже получала определенное эстетическое наслаждение, наблюдая за тем, как он карабкается все выше и выше, переступая, нередко, через трупы своих предшественников. Он любил повторять, что все, что ему нужно — это осторожность и терпение. Рано или поздно идущий впереди тебя оступится, и ты займешь его место. Такова была его специфическая философия. И он действительно все эти годы оставался чертовски осторожен, иначе бы никогда не достиг вершины.