— Я тоже рассчитывал увидеть знаменитый Чёрный Редли, — ответил Акайен. — Кита расхваливал твоё мастерство. Но быть может нам удастся найти что-нибудь подходящее, ему на замену.
— Вообще-то кирнари Гедре дал мне лук, — сказал им обоим Алек.
— В любом случае, тебе придётся по новой собирать коллекцию шатта, — заметил Кита. — И это тоже засада. У тебя ведь было их много.
По ауренфейской традиции большинство этих состязательных призов представляли собой маленькие фигурки или силуэты, вырезанные из дерева, кости или шарики из обожженной глины, перья, либо пробитые стрелой монетки, хотя порой их делали и из драгоценных камней и металла.
— Значит, завтра устроим состязание.
— Я за! — воскликнул один из юношей и другие тотчас к нему присоединились, сгрудившись вокруг, чтобы представиться Алеку.
Серегил улыбнулся, довольный тем, что Алек, как всегда, мгновенно и с легкостью нашел себе приятелей.
Едва было покончено с едой, столы были убраны, а музыканты заиграли танцевальный мотив. Серегила увлек этот ритм, однако он слишком устал, чтобы сейчас пускаться в пляс. Вместо этого он взял арфу и уговорил Алека исполнить с ним вместе несколько песен.
С наступлением ночи народ постепенно разошёлся: кто спать, кто заняться чем-то ещё.
Акайен, обсуждавший с Микамом шпаги, вновь подошел к Алеку с Серегилом.
— А не подышать ли нам свежим воздухом, племяннички? — многозначительно сказал он, глянув на Себранна, откинувшегося на ногу Алека.
Слуга принёс им плащи и Акайен повел всех по тропинке, ведущей к озеру. Серегил с наслаждением втянул ноздрями прохладный, пахнущий хвоей воздух, всё ещё силясь понять, что он действительно здесь, и вот теперь совершает прогулку вместе со своим дядей под этим звезданым небом, как бывало раньше, и Алек тоже — вот он, рядом!
— Адзриель кое-что рассказала мне перед ужином, — сказал Акайен, останавливаясь, чтобы насладиться открывшимся видом залитых звездным светом осторовов.
— Она сказала мне, что ты, Алек, получил какое-то пророчество в Сарикали о некоем ребенке. О необычном ребёнке.
Алек быстро глянул на Серегила, но тот спокойно кивнул.
— Я доверяю ему, как себе.
Тогда Алек рассказал про то пророчество и про превращение Себранна, не обмолвившись однако о его реальных силах. Ведь они условились с Адзриель держать это в секрете. Уже одна внешность Себранна доставляла достаточно хлопот.
Акайен выслушал его в задумчивом молчании, затем протянул руки.
— Он пойдёт ко мне?
Себранн позволил передать себя Акайенну. Он спокойно устроился у него на руках, рассматривая его мерцающими в темноте глазами.
Мужчина рассмеялся.
— Так много тёмного в рождении светлого ребенка.
— Что ты хочешь этим сказать, дядя? — заинтересовался Алек.
— Его же создали из тебя. Так в тебе, как и в любом, в ком течет кровь `фейе, нет зла. Откуда же возьмется злое начало в этом парнишке?
Лишь уговор с Адзриель заставил Серегила сдержаться и не выложить тут же всю правду. И хотя сам он тоже не верил в то, что Себранн способен чинить зло, он знал, что его невинная внешность была обманчива, а Серегил так ненавидел врать дяде.
— В нём скрыто гораздо больше, чем видно на первый взгляд.
— Я в этом даже не сомневаюсь, — ответил Акайен с понимающим выражением на лице. — Иначе зачем бы вам понадобилось встречаться с Тайрусом? Хотите, я поеду с вами? Нет-нет, всё в порядке. Я вижу ответ на твоём лице, Хаба.
— Прости, дядя.
Акайен оглядел всех троих и грустно улыбнулся.
— Твоя сестра надеется, что ты вернулся насовсем. На самом же деле это не так, ведь правда? Мир тирфейе зовёт тебя.
— Я изгнанник, ты не забыл? — напомнил ему Серегил. — Я больше не боктерсиец.
Акайен вернул Алеку Себранна и крепко ухватил Серегила за плечи.
— Ты всегда был, есть и будешь боктерсийцем, кто бы что ни говорил. И никогда не забывай этого, Серегил. Быть может... если бы я не таскал тебя с собой тогда, когда ты был ещё таким юным...
— Нет, Дядя! — сказал ему Серегил с сердечной улыбкой. — Ты спас мою жизнь.
— Что ж, тогда ладно, — всё ещё держа за плечо Серегила одной рукой, он положил другую на плечо Алека. — Давайте-ка ещё пройдёмся, пока наши ноги не примерзли к земле. Алек, ты что примолк? Расскажи мне о себе поподробней. Хочу знать всё о юноше, который вернул огонь в глаза моего племянника.
Той ночью, уже лёжа в постели рядом с Алеком, пахнущим морем и ночным ветром, пропитавшими их кожу, Серегил снова вглядывался в знакомую обстановку и тяжко вздыхал, припоминая то, что сказали недавно сначала Алек, а потом и дядя. Нет, это не просто место, где он жил однажды. Это было то место, о котором он впервые понял, что оно принадлежит ему. И что же дальше?
Он вдруг тихонько рассмеялся.
— Что такое? — проборомтал полусонный Алек.
— Ты знаешь, в этой постели впервые со мной мой любовник. Я чувствую себя слегка порочным.
Алек лишь фыркнул.
— Разве это не твоё нормальное состояние?
Глава 10 "Снежные птицы"
АЛЕК, да и сам Серегил, были несказанно удивлены, когда на следующее утро Серегила вызвали в покои Адзриель для встречи со старейшинами клана. Конечно, у Адзриель имелось достаточно полномочий, чтобы и самой решить вопрос пребывания здесь Себранна, однако она предпочла собрать старейшин и дать им полное представление о том, что происходит. Серегил, таким образом, становился членом совета. Алека и Себранна должны были позвать туда позже.
Предоставленный сам себе и пользуясь тем, что Адзриель сдержала данное слово и не стала запирать их в их комнате, Алек решил осмотреть окрестности: он с удовлетворением пощупал лежащий в его кармане, наподобие талисмана, ключ от спальни. Алек весьма глубоко ценил то, что она, несмотря на осведомленность о возможностях Себранна, взяла на себя смелость игнорировать риск, грозивший и ей и её клану.
Прошлой ночью дом клана показался ему запутанным лабиринтом и теперь, при свете дня, мало что изменилось. Так как никакого особенного маршрута у них не было, они с Себранном принялись просто бродить по дому, натыкаясь на каких-то людей, обнаружив кухню и пару огромных залов. В конце концов, они очутились на длинной крытой веранде с видом на озеро.
Прошлой ночью снова пошёл снег и с гор теперь дул довольно прохладный ветерок, тем не менее, денёк был чудесный. Слишком хороший, чтобы сидеть взаперти. Надеясь, что ему удастся найти обратную дорогу, они с Себранном поспешили в свою комнату. Мидри разыскала для них одёжку потеплее, чем та, что им дали в Гедре, вручив овечий тулуп на теплом подкладе и соответствующую шапку. Конечно, он теперь стал более неуклюжим, но зато ему было тепло, как в той одёжке, которую он носил, живя с отцом. А ещё она дала ему рукавицы, на которых был вывязан причудливый зеленый с белым узор.
Для Себранна тоже нашлись овечий тулупчик и варежки, которые тот ни за что не хотел надевать, как и обувку, которую Алеку приходилось привязывать к его ножкам. Но как Алек ни пытался объяснить женщинам, что рекаро не нуждается в этом, те продолжали суетиться вокруг Себранна, ни в какую не желая смириться с его странной особенностью ходить по снегу босиком.
Алеку удалось снова разыскать галерею, хотя они и вышли на сей раз через другую дверь. Здесь над их головами зазвенели маленькие колокольчики, привешенные к карнизу. На их язычках болтались колышущиеся на ветру листочки с молитвами и пожеланиями, написанными изящным почерком `фейе. Серегил этим утром тоже написал такой. На его карточке без всяких прикрас было только одно слово — "МУДРОСТЬ".
По всей галерее в беспорядке были расставлены стулья, и ещё тут были скамьи, встроенные прямо в длинные деревянные перила. В воображении так и рисовались огромные толпы народу, приходящие сюда летними вечерами послушать перезвон колокольчиков и полюбоваться, как садится в горах солнце, окрашивая золотом озерную гладь. Сегодня озеро было серебристо-зеленым, с кромкой льда вдоль всего побережья. Посреди не замерзшей воды плавали дикие гуси и утки, ловко лавируя между гребешков волн и ныряя за утренней добычей.
Он выбрал один из стульев и закинул ноги на перила. Себранн тотчас же занял свое излюбленное место у него на коленях. В лесу кого-то звал одинокий ворон, ему вторили звонкие синицы. Воробьи, голуби и какие-то маленькие зелёные птички, названия которых Алек не помнил, так и вились вокруг, расклёвывая насыпанные для них хлебные крошки. Среди птиц он заметил и несколько мизерных коричневых дракончиков, а ещё больше их щебетало и устраивало возню возле мисок с красным и жёлтым вареным просом и подслащённым мёдом молоком, которые были специально выставлены тут для них.
Несколько дракончиков тут же уселись на руки Себранну и Алеку. Себранн гладил их, а один свернулся клубочком на коленках рекаро и заснул. Алек рассмеялся, покачав головой. Быть может, Себранн тоже был "драконьим другом"? Как тот человек, о котором упоминал Серегил?
По словам Киты, здесь в горах драконлингов водилось гораздо больше, чем в Сарикали, и судя по всему, Кита был прав. Алек приметил нескольких среди балок наверху, а другие порхали над перилами и стульями. Вот почему в Боктерсе никто не держал в доме кошек. В Сарикали он тоже не заметил кошек, хотя те были вполне привычным явлением в Гедре. Однако теперь ему подумалось о том, что в Гедре он ни разу не встречал драконов.
Фингерлинги не прятались на зиму, как это делали ящерицы или змеи. И тот, которого Алеку довелось держать в руках был тёплым на ощупь: вероятно из-за того огня, что был скрыт у него внутри. А быть может они, подобно Себранну, просто вовсе не были чувствительны к холоду? Или это Себранн был подобен им...
Внезапно послышался смех, и компания маленьких ребятишек выбежала на снег перед ними. Остановившись неподалёку от галереи, они принялись лепить снежки из свежего хрустящего снега. Усмехнувшись, Алек поспешил им на помощь, а Себранн последовал за ним.
— Так у вас ничего не выйдет, — сказал Алек, зачерпнув пригоршню снега и пустив её по ветру.
Одна из малышек надула губки.
— Мы хотели слепить семейку.
— Снеговиков? Ну, снег слишком рыхлый для этого. Может, лучше сделаем "снежных птиц"?
— А как это их делают? — строго спросил мальчуган, шмыгнув носом и утершись заледеневшей рукавицей.
Вместо ответа Алек упал на спину и завигал раскинутыми руками и ногами, делая "крылья" и "хвост", как учили его Илия и Бека однажды зимой в Уотермиде.
Дети были в восторге. Вскоре на снежной глади появилась целая стая "дроздов-рябинников", а вся компания была улеплена снегом.
Все, кроме Себранна.
— Почему это ваш малыш не играет? — спросила девочка, которую звали Сильма.
Себранн до сих пор стоял там, где Алек его оставил и смотрел на первую птицу, сделанную Алеком.
— Он просто не знает, как, — ответил Алек. — Может ты его научишь?
Сильма и её друзья сгрудились вокруг рекаро, потом упали в снег и задвигали руками и ногами, крича:
— И ты давай! Вот так!
Себранн посмотрел на Алека, тот рассмеялся и кивнул. Себранн немедленно упал спиной прямо на птицу Сильмы и повторил то, что делали остальные.
— Он сломал мою птицу! — обиженно заплакала Сильма.
— Он не нарочно, — Алек вытащил Себранна из снега и поставил на ноги, а потом указал тому на кусок чистого снега. — Вот здесь надо. Сделай ещё.
Себранн снова упал в снег — на сей раз лицом вниз — однако сумел сделать весьма сносного "дрозда".
— Отлично! — Алек поднял его, отряхнул снег с тулупчика и штанишек, а затем помог детишкам наделать ещё снежных птичек тут и там по всему склону.
Он с удовлетворением отметил, что Себранн играет вместе со всеми, пока Сильма не задала новый вопрос:
— А почему у вашего малыша нет башмачков?
Можно было не сомневаться, что Себранн сумел избавиться от них, пока Алек отвлекся. Они валялись на склоне горки, там, где он их скинул, и сейчас снова был бос.
— Если бы я ходила зимой босиком, моя мама очень сильно бы ругалась, — вмешалась одна из малышек. — Она говорит, если так делать, пальцы могут отвалиться, как сосульки. Почему это его мама не надела ему башмачки?
— У него нет мамы, — ответил Алек, и эти слова внезапным комом сдавили горло.
Видя Себранна среди этих живых ребятишек, он больше не мог заблуждаться и считать его столь же настоящим, как и они. Он был абсолютно другим. И его родство представлялось Алеку теперь не более вероятным, чем родство вот с этими облаками, что бегут по небу.
Он вскарабкался на склон за башмаками Себранна и украдкой смахнул слёзы, не желая, чтобы ребятишки заметили их. Поднял башмаки и вытряхнул из них набившийся снег. Себранн не отставал от него. Он уставился сначала на Алека, потом на ботинки.
— Плохой.
— Нет, они хорошие, — рыкнул Алек.
Усевшись прямо на снег, он притянул Себранна к себе на колени и нацепил один башмачок, туго-натуго завязав его на ножке.
Себранн поднял на Алека взгляд и повторил:
— Плохо-о-о-ой.
На сей раз Алек понял, и у него вырвался негромкий и горький смешок.
— Ты не плохой. Ты вообще не такой, как... Просто...
— Ты плачешь?
Он заставил себя улыбнуться, подняв глаза на Сильму.
— Нет. Соринка в глаз попала.
Он поскорее обул Себранну второй ботинок и поспешил отвлечь детишек новым состязанием, предложив проверить, кто дальше кувыркнётся в снегу.
Себранн повторял то, что делали остальные. Но как только ему удалось освоить основное движение, он покатился колесом, со своей развевающейся по ветру белоснежной косичкой. Проворнее, чем сумел бы любой нормальный ребенок. Все остальные в сравнении с ним казались медлительными и неуклюжими.
Эта мысль наполнила Алека отвращением, смешанным с чувством вины. Что же на самом деле он испытывал по к Себранну? Любовь? Возможно ли вообще любить подобное существо? Быть может, то была всего лишь ответная реакция на то, Себранн в нём нуждался? Жалость? Чувство долга?
Сильма вернулась и уселась возле него на корточки.
— Ты грустный.
— Наверное. Чуть-чуть.
Она потянулась и взяла его за руку своей заснеженной рукавицей.
— Почему это у тебя и твоего малыша такие светлые волосы? Вы что ли тирфейе?
— Я наполовину тир. Моя мама была `фейе.
— Она умерла?
Алек кивнул.
— Ты плакал, когда она умерла? Минир плакал. Он плакал и плакал, когда его мама умерла. И папа его тоже плакал.
— Ну... да.
Он действительно плакал всякий раз, когда видел её смерть...
— Из какого клана она была?
Алек помедлил с ответом, но тут как раз появилась женщина в шали и торопливо спустилась к ним.
— Сильма, идём-ка.
— Но я же играю, — заныла девочка, всё ещё не отпуская алекову руку.
Взгляд, которым наградила его женщина, заставил Алека мягко высвободиться и подняться на ноги.
— Тебе лучше послушаться маму, — посоветовал он.
— А мы сможем ещё поиграть с твоим малышом? — спросила Сильма.
— Сильма, всё, достаточно! — твердо сказала женщина. — Так, все остальные быстро марш за мной! На кухне стынут медовое молоко и яблочные пирожки.
