Первое правило настоящей леди

Тем временем парнишка добежал до двери оружейной и вошел внутрь.

Окончательно заинтригованный, я заспешил следом. Заглянув в оружейную, увидел парнишку у увешанной охотничьими трофеями отца стены, слуга медленно поворачивал вбок голову мраморного волка.

Следом за волком парнишка скособочил головы лисы и лигра, потом сунул руку в рот большерогому оленю и что-то нажал. Как только слуга закончил свои манипуляции, в стене открылся проход.

Спускаясь за парнишкой по ступенькам каменной лестницы, я недоумевал. Всю жизнь прожил в этом дворце, а о существовании тайного хода не знал. Дворцовую библиотеку изучил от корки до корки, однако даже намека на подземелья нигде не попалось!

Внизу, у массивной двери с забранным решеткой окошком, парнишка снял с крюка на стене ключи. Открыл вначале верхний замок, потом нижний и только после замок посередине.

Подождав, пока слуга зайдет внутрь, я приблизился к двери и осторожно заглянул.

Широкие столы и полки на стенах были заставлены всевозможной не то алхимической, не то врачебной утварью. Колбы, мерные цилиндры, витые стеклянные трубки, устройства для перегонки жидкостей, зажимы, ланцеты, щипцы, стопки книг и исписанных чернилами бумаг.

Что отец здесь устроил?

Я приник к окошку, разглядывая дальний угол лаборатории.

Там стояли две клетки, намертво прикрепленные к стене скобами. В большой, яростно рыча, бросалась на прутья самка орфа. В маленькой копошились щенки.

Отец! Что же ты наделал?

Поднявшись в оружейную, я дождался, когда парнишка уйдет из лаборатории и, вооружившись двумя арбалетами и алебардой, вернулся.

Самка орфа встретила меня злым воем. Отложив алебарду, я взял один арбалет, потом второй, и мертвый зверь вытянулся на соломе. Вспомнив, что Альвах перестраховывался, отрубил голову.

Маленькие орфы, точно обычные щенки собак, повизгивая, возились в соломе. В их миске было налито молоко с раскрошенным хлебным мякишем.

Я открыл клетку, чтобы лучше прицелиться. Толстый щенок со светлой мордой заметил меня и пополз навстречу.

ГЛАВА 8

Мира

Этан задумчиво взвесил мою сумку в руке, насмешливо изогнул бровь, однако ничего не сказал.

Кажется, я перестаралась с нужными мелочами, вроде семи пар шерстяных носков (не без помощи кормилицы). Но, как сказал Этан, в дороге всякое может случиться. Правда, он, говоря это, надеялся, что я испугаюсь трудностей. Не понимал, что пытаться оставить меня дома не дальновидно!

Конечно, мои колдовские способности со стороны выглядели совсем не впечатляюще: нашла бусины, оживила маленькую статуэтку. Однако они могли помочь.

Хотя бы в том, что я, как сейчас, помню 'душу' кулона и узнаю ее из десятка похожих!

Этан по-своему прав — он обо мне заботится — все равно не отступлю!

Выбравшись из объятий кормилицы, я озадаченно посмотрела на оседланных коней.

Как залезать?

Полушубок теплый, толстый, почти не гнется. Конечно, зимой обычно ездят на санях. А Этан, как нарочно, выбрал любимых лошадей Юла, быстрых и норовистых.

— Давай ногу. — Этан подставил ладони.

Хочет доказать, что я беспомощная?

— Я сама.

— Как хочешь. — Одним смазанным движением он оказался в седле.

Опасливо поглядывая на морду коня, я взялась за луку, вдела ногу в стремя.

Еще питомцы Юла любили кусаться. Даже конюхи, много лет прослужившие семье Феба, боялись к ним подходить. Этан как-то их успокаивал, а вот мне пару раз доставалось.

— Хороший... хороший... — приговаривала я, мешком переваливаясь через седло.

Чуть не упала, но влезла.

Этан громко хмыкнул. Альвах сосредоточенно разглядывал забор, хотя его губы тоже расползались в улыбке.

Зрелище, наверное... зато тепло и сама!

Я гордо расправила полушубок и, помахав кормилице, тронула коня.

Пустынные улицы Киафа навевали тоску. Редкие прохожие напоминали марионеток, которых дергал за ниточки невидимый кукловод.

У городских ворот мы встретили Юла. Он проводил нас пустым, равнодушным взглядом.

После этой встречи наш отряд и вовсе стал напоминать молчаливую похоронную процессию.

Альвах ехал впереди. Изредка останавливаясь, нюхал снег. Этан мрачно хмурился. После похода за бумагами во дворец он почти ничего не говорил, на мои вопросы только отмахивался. Наверное, расстроился, увидев отца.

Отгоняя невеселые мысли, я ловила снежинки, пытаясь запомнить, как они устроены. Поражаясь, насколько не похожи друг на друга, мечтала создать такое же кружево из тонких нитей серебра.

Снег с детства меня завораживал. Но чем больше я смотрела на крохотные произведения искусства, созданные морозом и тучами, тем больше понимала, что вершин мастерства, доступных природе, никогда не достигну.

И хорошо.

С помощью своих способностей к рисованию и сил каменной колдуньи я могла стремиться к этому, надеяться на успех, и это помогало жить дальше.

Так же как надежда на чудо стала моей соломинкой после смерти родных. Эта 'соломинка' дала силы не сдаваться после расторжения помолвки.

А теперь я даже не знала, что думать. Этан — то брат, то вежливый сын опекуна, то на короткое время тот парень, которым был раньше. Он словно менял маски, одну за другой.

— Сворачивайте! — Голос Альваха вырвал меня из раздумий.

Я удивленно огляделась. Мы не так уж далеко отъехали от Киафа. Городские башни только-только исчезли из виду, пропали в низких облаках.

— Зачем? — спросила я, следя, как Альвах, поглядывая на быстро темнеющее небо, принюхивается.

— Буран начинается! — пояснил Этан, спешиваясь.

Подхватив коней под уздцы, направился следом за демоном.

Едва мы прошли пару ли*, как началась метель. Снег летел, вился, кружился. Небо и земля исчезли, осталась лишь белая зыбкая мгла.

Поднятый воротник и надвинутая шапка не спасали от ледяных порывов, снег налипал на ресницы, забивался за шиворот.

Я плелась рядом с конем.

Впереди темнела спина Этана, его жеребец послушно, как собака, шел за лошадью демона.

Я потеряла счет времени и смутно понимала, куда мы идем, но тут конь Альваха неожиданно всхрапнул.

Демон остановился, показал куда-то направо и растворился в метели. Этан кивнул, снял с седла арбалет.

— Подожди здесь! — И он вслед за демоном исчез в белой круговерти.

Спустя несколько минут гнетущего ожидания Этан позвал:

— Мира! Иди сюда!

Отпустив спасительное стремя, я двинулась в белую мглу. В паре шагов наткнулась на Этана и Альваха. Мужчины сидели на корточках рядом с какой-то серой кучей в снегу.

— Что там? — Я заглянула через плечо Этана.

Невысокого паренька успело замести снегом.

Меховая шапка надвинута до глаз, тонкий, слишком тонкий для наших зим полушубок и поднятый воротник обледенели, в руках маленький мешочек.

Только по стекающим капелькам растаявшего снега на переносице было видно, что паренек жив.

— Мир, принеси одеяло, там, в мешке! — Этан попробовал отвернуть воротник несчастного, но тот заледенел.

Я с трудом развязала замерзший мешок, среди свертков нашла одеяло.

Этан завернул в него спасенного. Как он ни старался вытащить обледенелый мешочек из скрюченных пальцев паренька, ничего не получалось.

— Давай я! — предложила я, опускаясь рядом.

— Оставь. — Этан вопросительно покосился на Альваха.

Демон кивнул:

— Тут недалеко

Перебросив через седло спасенного, мы зашагали дальше. Обмороженный парнишка что-то бормотал.

Бредя за Этаном, я мечтала, чтобы буран настиг посла.

Может, если он умрет, этот кошмар закончится? Колдовство развеется, и жители Киафа снова будут сами собой?

Я вспомнила князя Тэра, его уверенный взгляд.

Не такой посол простак, чтобы замерзнуть в метели, как этот парнишка.

Князь мастерски спланировал превращение высшего общества сразу двух провинций в марионеток, и на случай непогоды наверняка что-то предусмотрел.

Да и не положено юным леди желать смерти кому бы то ни было.

Я повыше подняла воротник и сосредоточилась на спине Этана.

Тем временем наш маленький отряд свернув за очередной холм и остановился у длинного деревянного здания, растянувшегося между холмами.

Альвах постучал кулаком в обледеневшие ворота.

'Зимовье', — вспомнила я название строения.

Несколько лет назад зимовья начали сооружать пастухи, чтобы укрывать овец от зимних буранов, обрушившихся на земли провинции. Местные жители быстро переняли опыт, и вот по всей провинции разбросаны целые деревни под одной крышей. В Киафе над обитателями таких поселков снисходительно посмеивались, говоря, что их обитатели, как медведи, на зиму впадают в спячку.

— Кто?! — Сонный голос за воротами показался мне знакомым.

— Открывай! Это я, Альвах! — прорычал демон. — Совсем совесть потерял, людей в буран на улице оставлять?!

— Демон? — полюбопытствовал голос.

— Да!

— А откуда я знаю, что это ты, а не разбойники? — ядовито поинтересовался голос, в воротах открылось маленькое окошечко. — Альвах?.. И точно, ты! Баяр!

Внутри затопало, я покраснела от радостной отборной ругани.

Одна створка ворот с громким стоном отъехала в сторону, и к нам выскочил взъерошенный Оюн с фонарем в руке.

— Заходите, заходите!

В зимовье пахло навозом и сеном, как в хлеву. Узкие темные коридоры разбегались в стороны.

За стеной мекнул баран. Где-то залаяла собака.

— Вам туда! — Оюн показал на боковое ответвление коридора. — Баяр!!

— Чего орешь? Здесь я, здесь! — Баяр с плошкой в руке выглянул из-за угла. — Сам проводи, я еще барану ногу не перевязал!

— Вот гад, — сердито пробурчал Оюн, поправляя косынку, на которой висела перебинтованная рука. — Говорил ему, сам справлюсь, все равно полез помогать. Ладно... — Он снял фонарь. — Пошли! Небось, замерзли?

— Не то слово! — Этан пропустил меня вперед.

— И леди с вами... — Искоса глянув на Этана, Оюн хитро улыбнулся. — Вот Пастух обрадуется! Он переживал, что вам не помог. Возмущался, как можно такое с людями сделать. Чего ж вы перед бураном-то поехали? У нас вон, как собаки вой подняли, мы сразу овец сюда гнать...

Дальше наранец перешел к своему обычному состоянию недовольного брюзжания, в мельчайших деталях рассказывая, как именно они перегоняли овец в зимовье.

Выслушав третье подробное описание цвета шерсти и рогов очередного барана, застрявшего в сугробе, я перестала понимать, о чем речь. А после развернутого объяснения, чем тонкорунные овцы лучше остальных, вовсе перестала слушать.

Я шла за Оюном по коридору, размышляя о несчастных жителях Киафа.

Северин сказал: 'подчинение лучше войны'. Но горожан не подчинили, их превратили в бесчувственных 'болванчиков'!

— Пришли! — объявил Оюн, распахивая низенькую дверь. — Пастух, встречай гостей!

Масляная лампа под невысоким потолком тускло освещала большую полупустую комнату с узкими окнами, закрытыми деревянными щитами.

— Видимо, Небо решило дать мне шанс вас отблагодарить! — Из-за стола поднялся Пастух.

Повязка исчезла, и в полумраке было не так уж и заметно, что он слеп на один глаз.

— Видимо. — Этан осторожно снял с плеча спасенного паренька.

— Стол? — понимающе усмехнулся Пастух, убирая кружки.

— А я за мешками, правильно? — Темное лицо Оюна вытянулось от любопытства. — Будешь обмороженного лечить?

— Да. — Этан положил паренька на стол.

Без налипшего на одежду снега спасенный казался еще меньше.

Наранец, сверкнув белозубой улыбкой, выскочил из комнаты.

Я же удивленно смотрела на Пастуха. Смуглолицый, темноволосый, он двигался легко. Словно избавившись от повязки, приобрел уверенности.

— Двенадцать демонов! — В голосе Этана прозвучало изумление.

— Вот так находка! — пробормотал Пастух.

— Что случилось?..

Шапка 'спасенного' валялась на полу, длинные каштановые волосы рассыпались по столу, упали на бледное лицо с мелкими чертами. На столе лежала дочь... племянница бондаря из Кружного.

Мы же отвезли ее домой? Что она опять делала одна на холмах?

— Задачка! — Пастух провел ладонью по волосам.

Этан мрачно нахмурился, разглядывая спасенную.

Понятно, если девушка не замужем, то лечить ее без разрешения родственников или опекунов может только женщина. А единственная женщина в округе — я.

В лекарском деле мало что понимаю, но, думаю, Этан подскажет, что делать.

Подойдя к столу, я начала осторожно растирать стиснутые на мешочке пальцы девушки.

— Где я? — На меня встревожено посмотрели зеленые глаза, девушка заметила мужчин, на бледном лице появилось смятение. — Кто вы?

— Лучше скажи, кто ты? — Этан в упор смотрел на спасенную.

— Иола, — прошептала та.

Шевельнув пальцами, скривилась.

— Осторожно! — Я попыталась вытащить мешочек. — У тебя пальцы обморожены!

— Не трогай! — Иола с неожиданной силой оттолкнула меня.

— Что в нем, золото? — В голосе Этана была насмешка, он показал на бледную кожу на руках девушки. — Ты можешь остаться без пальцев, а цепляешься за какой-то мешок! Отдай его. Мне нужно тебя осмотреть. Но здесь нет твоих родственников, чтобы спросить...

— Тебе? — бесцеремонно перебила Иола.

Осторожно приподнявшись, села, внимательно оглядев Этана, фыркнула:

— С какого перепугу? Ты врач?

— Нет, но...

— И о чем мы тогда говорим? — снова перебила Иола.

— Он алхимик. — Пастух подбросил дров в очаг. — Тихо! — Поднял палец, не давая девушке сказать. — Он вылечил руку моему другу, а мне глаз. Но, если не хочешь, можешь топать в Киаф за врачом!

— Эй ты, Мора, держи! — Я непонимающе смотрела на протянутый мешочек, Иола пояснила: — Я тебя в лавке ювелира видела, ты, кажись, служанка. Ювелир на руку нечистых не станет держать! Смотри не открывай! Ясно, Мора?

— Мира.

— Понятно. А у тебя есть имя, алхимик? — Иола придвинулась к Этану.

— Этан, для тебя — Ваша Светлость.

— Так что там с моим лечением, Моя Светлость? — промурлыкала девушка.

Мне очень захотелось дернуть Иолу за волосы, чтобы ее физиономия стала не такой приторной.

— Мне нужно разрешение твоих родных, а пока Мира тебе поможет, — проигнорировав игривый взгляд девушки, ответил Этан.

— Не нужно Миры! — всполошилась Иола. — Все в порядке, ты можешь меня осматривать. Я сирота, опекуна у меня... нет! Я сама за себя, я тебе разрешаю!

Пастух хмыкнул.

Этан пожал плечами:

— Как скажешь.

— Нет опекуна... — Пастух недоверчиво покачал головой, налил из котелка чего-то вкусно пахнущего в миску.

В моем животе громко заурчало — я и забыла, что со вчерашнего дня ничего не ела!

— Леди? — Пастух улыбнулся, приглашающее махнул рукой. — Берите миску, угощайтесь. — Неопределенно показал на полки. — Где-то там есть чистые ложки.

— Я принес... А это еще кто? — Оюн застыл в дверях.

Взяв мешочек Иолы, я направилась к очагу.

— Смотри, не потеряй! — напутствовала меня девушка.

В котелке булькал густой наваристый суп, в моем животе снова заурчало.

— Безродная сирота без опекуна, — пояснил наранцу Этан, забирая у него вещи.