Небо шамана. 2 часть

Каждый день нам ставят новые задачи, ревут моторы, и мы уходим в небо, попрыгав на кочках нашего полевого аэродрома. Мы уже столько здесь налетали, что вот этот уже заржавевший остов сгоревшей в июле тридцать четвёрки можно использовать как ориентир. Ещё совсем недавно мы летали над колосящимися и полными зерна полями, которые сеяли советские люди, и не было никаких фашистов. А сейчас они под врагом, частью выжжены, частью полегли от ветра и времени и некому их убирать. Только малая часть вблизи станиц, где остались жители, убрана. Всё больше на дорогах у немцев, а тем более венгров и итальянцев повозок вместо машин и их мы тоже штурмуем. Лошадей жалко, но это подвоз снабжения войскам противника и наша задача ему препятствовать при любом удобном шансе, и не до жалости к лошадям. Наши самолёты уже узнают, мы научили себя уважать. Говорят, немцы называют наши машины "бетонным самолётом" и "шварцен тод" ("чёрная смерть")

* * *

, и если первое просто констатация того, что штурмовик трудно сбить, то второе — это уже заслуженная нами репутация, которая вызывает ужас у противника и ликование у наших.

Наземное командование требует, чтобы наши самолёты буквально висели над полем боя и затыкали своими пушками любое шевеление противника. Наверно их можно понять, тем более, что даже не моих, а обычных пушек Ила вполне достаточно, чтобы все внизу сидели тихонечко, как мыши под веником. Вот только как бы не был бронирован наш бетонный самолёт, но от очереди двадцатимиллиметрового "Эрликона", которая штурмовик буквально перепиливает броня не спасает, тем более, что крылья и хвост брони не имеют, а без них не полетаешь. Да и более тяжёлых зениток у немцев в полевой ПВО хватает. Поэтому самая правильная тактика для нас — быстро прилетели, неожиданно выскочили на цель, быстро разнесли всё в пух и перья, и не менее шустро свалили, пока зенитчики не очухались. И это не трусость, это здравый расчёт и желание командира сохранить технику и личный состав, чтобы подчинённые сделали больше и нанесли больше вреда врагу и не один раз, а много раз...

Устойчивые слухи, что увеличат до шестнадцати количество сбитых у истребителей на звание Героя, а нам до сорока пяти боевых вылетов ходят всё настойчивее. Мы с Цыгановым, когда выяснилась подоплёка того, что больше одной нормы сбитых нам всё равно не зачтут, теперь негласно соревнуемся уже просто для себя. И уже не заморачиваемся подтверждениями с земли. Да и остальные как-то успокоились, хотя завистливые взгляды на свою грудь ловлю постоянно.

А комэск однажды завёл разговор, который мне очень понравился.

― Звание Героя, это я понимаю. Отличился, совершил, чего не каждый может. Но вот никак не могу понять НОРМУ при выполнении которой вторую давать нужно. Герой — это больше чем награда, это звание, статус, качество которое теперь есть у человека. По-моему дважды герой — это как дважды мужчина. Вот сбил двадцать самолётов и заслужил звание. Ну, если так уж хочется вторую звезду, так пусть будет теперь уже норма для Героя — сто и ни на один меньше... И об этом всем объявить и не забыть, что если струсил или поступок порочащий совершил звезду долой и без права на возврат... — Среди тех, кто это слышал возражающих не было.

На кухне завели кошку, которая прибилась неизвестно откуда. Симпатичная трёхцветная, явно домашняя. Поначалу она вела себя очень скромно, но освоилась и вошла в силу, заматерела, приобрела уверенность и решила показать, что на своей территории мою Тошку терпеть не намерена. Сначала она повадилась залезать на скамейку у нашего стола, а для командиров стол отдельный, другой для лётчиков-сержантов и старшин. Только она всегда выбирала скамейку с другой стороны стола от той, где сажусь я. То, что я кормлю Тошку прямо на столе уже давно стало традицией и никто не возражает, даже суровый доктор постоянно бдящий за соблюдением санитарных и гигиенических норм. Тотошка — девочка аккуратная, кушает спокойно, не мусорит, в чужие тарелки не лезет, по столу не скачет. Но Муська, так кошку назвали, всё-таки нашла способ Тошку спровоцировать. За столом почти никого не было и она нагло спёрла кусочек прямо с моей ладони, всё произошло так стремительно, что поймать мою разъярённую девчонку я просто не сумел. Пока сообразили и кто-то вылил на визжащий меховой комок ведро холодной воды, они друг друга успели хорошенько подрать. Только надо заметить, что как бы остры не были когти и зубы хорька, они всё равно гораздо меньше кошачьих. Да и весовые категории у них не сопоставимы. В итоге Муська отделалась несколькими глубокими укусами и оторванным ухом, а вот Тошку она когтями располосовала зверски. Я обмотал девочку кухонным полотенцем и побежал в санчасть просить Анну помочь полечить мою героиню. К счастью все разрывы оказались поверхностные и их зашили. Тошка опять лежала и терпела, только кусала иногда мой многострадальный палец. А потом я её неделю выхаживал, пока всё заживало. Конечно, кухня перетрухнула, что могут оказаться крайними и упёрлись в свою версию, что это моя дикая лесная зверюга напала на их милую домашнюю кошечку. Доказывать и ругаться глупо и бессмысленно, для меня главнее, что Тошка поправляется. А кормить малышку я стал в своей палатке и теперь она в столовой не ест и с моего плеча не слезает. Дуры-официантки своими ужимками всячески показывают своё "Фи", но мне, честно сказать, на это совершенно плевать. Хотя есть у меня подозрение, что Муська ещё ответит за всё, уж очень внимательно Тошка следит за каждым её движением и шипит, если та приближается, что говорит об очень сильной злости. Теперь в столовой появилась ещё одна кошка, толстая и ленивая Мурка, которая кажется, только ест и спит, вот до неё Тошке никакого дела. А Муська лезет и нарывается постоянно. А мне это нужно, смотреть как бы чего не вышло, вместо того, чтобы спокойно кушать? И когда я потребовал на время еды убирать её куда-нибудь, кухня попробовала возмутиться, но я пообещал, что тогда буду ходить с Барбосом, это здоровенный пёс, которого прикормили наши техники и он живёт в мастерских, он Мурку люто ненавидит и закусит ею при первой возможности. Угроза подействовала, знают, что Барбос кошек терпеть не может и уже не раз загонял Муську на деревья и не порвал её только по случайности. Теперь кушаю нормально, если не считать жестикуляцию и мимику официанток. Вообще, если бы не риск немедленной драки Тошки с кошкой, я бы не обращал внимания. Все эти страсти в моём понимании похожи на возню в луже трёхлетних детишек. Но это немного мешает и создаёт неудобство. Само собой, что в угоду кухонному бабью я сажать Тошку в клетку не собираюсь. Для выздоровления малышки я использовал подпитку Силой и выздоровление ускорилось в разы, и теперь только шёрстка до конца отрастёт, там где Аня выстригла, чтобы раны зашить.

Но говорят, у людей существует закон парных случаев и касается он только неприятностей. Так это или нет, и имеется ли связь между стычкой кухонной кошки и моей девочки, не знаю, но меня вдруг вызвал политрук Сидоров, это наш особист вместо Фалеева и до этого момента мы с ним виделись только на расстоянии. В его палатку пришёл после вылета, с мокрой головой и в вонючем от пота комбинезоне, само собой на шее устроилась Тошка.

— Младший лейтенант! Убери из особого отдела свою скотину!

Вообще, по устоявшимся нормам существует негласная традиция в общении называть младших лейтенантов без слова "младший", а подполковников — полковниками. Поэтому такое обращение с хода показало, что особист пытается создать конфликт и идти у него на поводу не стоит даже в малом.

— Товарищ политрук! Наличие и забота о животных — показатель уровня человечности и воспитания человека, которые в коммунистическом человеке будущего станут главными чертами. — Где-то в книжке Сане попалась такая фраза про людей будущего коммунистического общества. Она запомнилась и сейчас пригодилась. — Поэтому ваши нападки на моего питомца мне не понятны!

— Я сказал, убери! Это особый отдел, а не зверинец!

— Так, я у вас в виде арестованного или приглашённого на беседу среднего командира? — Вот здесь он немного сдал:

— Не все любят животных...

— Но те, кто любят, этим гордятся. Или вы имеете что-то против того, что Владимир Ильич в Шушенском во время половодья спасал тонущих зайцев, даже не ручных. И эту историю знают все советские дети. В Горках, с Лениным и Надеждой Константиновной жила собака, она иногда даже в кадры съёмки попала. Вы что-то имеете против вождя мирового пролетариата? Товарищ политрук! — Такого оборота он явно не ожидал и резко побледнел. Я успел узнать, что здесь обвинение в нелояльности в любой форме особенно чревато.

— Ну, я не это имел ввиду...

Сижу, молчу. Он вызывал, пусть и говорит, я его первый выпад отбил, ждём второго, хотя у меня уже готов ещё один ход, кто же ему виноват, что он с головой дружить не хочет? Не дождавшись моих слов, он после паузы продолжил, снова пытаясь захватить инициативу:

— Вот здесь, — он подвинул по столу серенькую картонную папочку, — у меня сведения, что за тобой замечены очень странные вещи...

Сижу, молчу, кажется какие-то моменты применения магии стали известны. Но пока меня ничего не спрашивают, а просто берут на "Слабо" или пытаются заставить нервничать. Вообще, Фалеев был в несколько раз умнее и грамотнее. Даже подумать страшно, что бы было, если бы с нами в Иране был такой индюк, как Сидоров. Не дождавшись от меня никакой реакции, он помолчал и продолжил:

— Что вы мне можете сказать?! — Он резко перешёл на "Вы", видимо моё спокойствие уменьшило его уверенность...

— Могу сказать много, только вы ведь не спрашиваете...

— Как это я не спрашиваю? Я уже два раза спросил!

— Спросили, товарищ политрук, вы меня только один раз. Вопрос звучал: Что вы можете мне сказать? Я на это вопрос ответил. Других вопросов не было. — Он пожевал губами, наморщил лоб и кивнул, что я сказал всё правильно...

— Странности вокруг вас... Как вы их объясните?!

— Знаете, для якута ваши глаза — это странность, а для негра — цвет вашей кожи. Какие странности будем обсуждать?! — Я совсем успокоился, вдруг понял, что этот не слишком умный человек просто решил "взять меня на пушку", как здесь говорят. Вполне возможно, чтобы поднять самомнение, что он вот смог запугать целого Героя Советского Союза. Кстати, надо будет у комиссара уточнить, вроде как Героя Союза судить должен Верховный суд или совещание особого присутствия, слышал что-то такое. Ну, это потом. Молчу, жду его активности.

Сидоров окончательно сдулся, хотя и пытался ещё хорохориться. Он так и не сказал, кто предоставил ему информацию, что мои снаряды как-то уж очень сильно взрываются, а ведь это мог сделать только лётчик. Ведь на аэродроме я стрельбы не устраивал, если не считать проверки мной пуль для пистолета в Карелии. Ещё раз возблагодарил себя за свои опасения и то, что никогда не устраивал стрельбы, чтобы только я стрелял. Всегда маскировал свою стрельбу пусками эРэСов, сбросом бомб, когда от разрывов внизу поднимались дым и пыль и уже ничего невозможно разглядеть и понять. Или стрелял вдаль, как по станции веером, когда бомбили немецкий аэродром. Тут уж чисто психологический момент и такое же выходящее за рамки зрение, как у меня. Ведь никому в голову не сможет прийти, что моя очередь пущенная веером и есть причина того, что станция скрылась в грохоте разрывов, словно её из гаубиц накрыло. Самолёты на такие расстояния не стреляют и это аксиома. Так, что всё, что могли рассказать лётчики летавшие со мной, только свои предположения, мол им кажется, что пули моих ШКАСов взрываются как снаряды от пушки, вернее мои пушки слишком скорострельны. Хоть это и правда, но ничего категорично утверждать не получится. Тем более, что высокую скорострельность представить легче, чем взрывы пуль, как снарядов. А ещё, может я одновременно с выстрелами из пулемётов нажал гашетку пушки или просто её зацепил, ведь гашетки одна под другой совсем рядом на рукоятке управления. А взрывы снарядов моих пушек? Да, тоже никакой конкретики. За выстрелами из пушки я смотрю очень аккуратно, это из пулемётов стреляю без особенной оглядки.

Из озвученных аргументов я стал догадываться, что один из источников сведения про меня — явно Фима Кобыленко, это когда его дали мне в пару при штурмовке Морозовского аэродрома. Там он у меня на хвосте сидел и мог вблизи видеть, когда я из пушек к пускам эРэСов добавлял и к его пускам тоже и последние зенитки разнёс только из стволов. Ну, видел и видел. А что видел? Видел сильные взрывы на земле вроде бы после того, как я стрелял из пушки. И о чём это говорит? А ни о чём конкретном. Начиная с того, что у меня в каждом крыле по гаубице в безумным боезапасом, с которым даже два самолёта едва ли взлететь смогут. И кончая совпавшим самоподрывом снарядов в месте куда пришлись попадания. Но наиболее вероятное объяснение, что от выстрелов произошла детонация боезапаса и всё встаёт на свои места. Что я и поведал гордо зачитавшему мне выжимки из чьего-то сочинения. Затем мне зачитали ещё выдержки, а это уже было похоже на вылет, когда меня поставили старшим группы, а летели с Морозовым, а он старше меня по званию и должности, вот похоже и обиделся Владилен. Собственно аналогичные предположения, к тому же сформулированные более обтекаемо, никакой конкретики, только сомнения.

И вот тут встал вопрос, надо это вопрос разрешить так, чтобы не вызвать на конфликт авторов, вот зачем мне конфликты с пилотами? То есть всё должно идти на уровне конфликта: я — Сидоров. А для этого нужно ситуацию якобы расследования сделать более конфликтной. И во время его очередной попытки чего-то лепетать, а он полез уже в вообще безграмотные вирши уже от наших аэродромных писателей про то, что веду себя недостойно звания Героя. Что подрываю авторитет звания тем, что у меня странная дикая зверушка, которой место в лесу, а не уважаемых людей на руках. А ещё с простыми людями знаться не желаю, замашки барские... Наверно поварихи писали, да Бог то с ними. Я сообщил ему, что по сути проведённой беседы я сейчас пойду к себе и напишу рапорт на имя командира. Что Сидоров просто онемел от возмущения, ведь не ему, а командиру, то есть его просто выкинули за ненадобностью из расклада, хотя на самом деле я полностью в своём праве, ему я не подчиняюсь. Его физиономия раскраснелась и вздулась... Но ещё до того, как он начал верещать, сообщил ему, что совсем недавно я отлично окончил курсы по подготовке штабных специалистов ВВС и нас там очень хорошо учили. И могу с уверенностью утверждать, что на имя особого отдела я обязан что-либо писать только в случае прямых обвинений в мой адрес или возбуждения на меня следственного дела. И даже в этом случае военнослужащий имеет право писать на имя своих прямых начальников, потому, что единоначалие в армии ещё никто не отменял и за всё в части несёт ответственность командир, как за понос, так и за шпионаж. И пока особист осознавал сказанное, я добавил, что рапортов будет два, а второй по поводу недостойного поведения начальника особого отдела полка выражающееся в том, что указанный военнослужащий систематически нарушает нормы поведения военнослужащих Красной Армии и наносит оскорбления сослуживцам. В частности, хамски обращаясь на "Ты" к военнослужащему из среднего командного состава, что иначе как оскорблением трактоваться не может. И мне не составит труда взять свидетельские показания такого тыканья в полку. За результатами предложил прийти к командиру через полчасика, как раз напишу. Хорошо нас учили на штабных курсах. В частности, во время отвлечённых бесед затрагивали темы возможного перетягивания власти политработниками и особистами, ведь они имеют совсем другое подчинение и во многих вопросах очень много полномочий, что может легко приводить к трениям и конфликтам. И это не против таких нужных направлений, как политработа или контрразведка, а просто, чтобы людей не заносило и они делом, а не интригами занимались.