Машина Апокалипсиса

Я сломал печать, развернул свиток и прочел рескрипт о своем очередном повышении:

Дорогой игрок Главного Квеста!

Спешим уведомить Вас, что Вы перешли на одиннадцатый уровень. Вам присвоен статус "Странствующий рыцарь — гроза разбойников". Вам присвоены следующие очки опыта: стрельба — 1, выживание — 2, обаяние — 2, искусство взлома — 1, репутация — 2. Поздравляем!

Осмелимся напомнить, что при переходе на новый уровень, Вы получаете право на приз. Вам предлагаются:

Деньги — 1500 дукатов

Здоровье — + 10 единиц (действие постоянное)

Снаряжение — серебряная уэссанская кольчуга и перчатки. ( Класс защиты 3, авторская работа кузнеца Эмира Харалуги, Цена за единицу 825 дукатов. Перчатки бесплатно. )

Магические способности — способность читать магические тексты.

Напоминаем Вам, что Вы можете выбрать ТОЛЬКО ОДИН приз. Вы сможете активировать свой приз в трактире "Боевой Конь" в Балке.

Искренне Ваша

Компания "Риэлити".

— Вот так бы давно, — сказал я довольно, прочитав свиток. — Кстати, по условиям Квеста мои гномий меч и кольчуга являются вечными предметами. Почему мне их не вернули?

— Вы утратили эти вещи в ходе выполнения Главного Квеста, и в этом случае возвращению они не подлежат. Сожалею.

— Ага, ложка дерьма в мед. Жаль, меч был отличный. По поводу приза — я выберу кольчугу.

— Весьма мудрый выбор. Есть вопросы?

— Вы знаете что-нибудь о Марике?

— Увы, ничего. Имперские маги хорошо охраняют свои тайны. Вы мне не верите?

— Сделаю вид, что поверил.

— Если хотите быстро добраться до Лоэле, используйте почтовый дилижанс. Он отправляется через два часа с главной площади Балка.

— Рыцарь на дилижансе? — Я вспомнил свою поездку на единороге и вздохнул. — Пожалуй, вы правы. А коня где тут можно купить?

— У шепелявого Тимати. Он продает боевых лошадей всего за две тысячи дукатов.

— Дорого. Лучше дилижанс. Что за браслет был в сундуке Шукры?

— Браслет Обаяния. Помогает нравиться людям.

— А зелья?

— В синих флаконах тинктуры восстановления здоровья и энергии, в зеленых — эликсир ночного зрения. Еще вопросы?

— Нет. Благодарю за информацию.

— Тогда до встречи, мессир Алекто.

Он по своему обыкновению растворился в воздухе. А ко мне уже шел комиссар с грамотой в руке.

— Вот, держи, парень, — сказал он и протянул рекомендацию. — А теперь извини, дела ждут. Пойдем брать твоего бандита.

— Желаю успеха, — я пожал имперцу руку и вышел на улицу. На душе было светло и хорошо, хотелось петь. Еще один день прожит не зря. Теперь самое время отправится в "Боевой конь", забрать свой приз, выпить пива и отведать местной хваленой колбаски. А потом отправиться в Мартенек — благо, тут недалеко до саграморской границы, — и забрать из сундука покойного Кацбалгера наследство папаши Пертинакса.

И еще — самое время в деталях обдумать план операции "Пятая реликвия".

Глава одиннадцатая: Белая лошадь

Не, на такой спам я жаловаться не буду!

В последующие пять дней я был очень занят. Во-первых, я получил свой приз. Серебряная кольчуга с наплечниками и наборным латным поясом оказалась весьма эффектной на вид и очень легкой — не более пяти кил весом, так что ходить в ней было совсем не утомительно. Во-вторых, я зарулил в Мартенек за деньгами. В таверне, принадлежавшей Кацбалгеру, меня встретили его сыновья — два тщедушных хилых типа с бегающими глазками. Ясен пень, про героическую кончину папаши-отморозка я им ничего не сказал. Представился корешом их отца и заявил, что Кацбалгер поручил мне привезти ему деньги из сундука.

— А чегой-то батяня сам не приехал? — с подозрением осведомился старший из сыновей, поедая меня взглядом.

— Некогда ему. Его хозяин припахал по полной. А ты мне, что не доверяешь, баклан? Тогда на, глянь, — я сунул парню под нос свою левую руку с перстнем Шукры на пальце. — Узнаешь сигнетик?

— Вроде как Захариуса кольцо, — промямлил парень. — Выходит, верно ты говоришь.

— А ты мне не поверил, холоп? — Я сделал зверскую физиономию. — Тебя что, прямо тут на кусочки нашинковать?

— Да ладно, господин хороший, это я так, пошутковал трохи, — парень испуганно попятился от меня. — Идите наверх, там сундук-то.

Сундук Кацбалгера был великолепен — он был полон золотом до самой крышки. Зрелище, достойное пещеры Али-Бабы или Форт-Нокса. Но меня эта картина натолкнула на невеселые мысли. Сколько народу лишилось жизни ради того, чтобы проклятый паук сумел собрать такие сокровища? Есть повод гордиться собой — разбойничья карьера Кацбалгера завершилась не без моего участия. И еще, я почти с отвращением подумал о человеческой жадности. Иметь столько денег, и жить в грязной халупе, больше похожей на сарай, объегоривать любого, с кем тебя сводит жизнь, ради пары монет прибыли, чахнуть над каждой копейкой? Мне это все было непонятно. Хотя, чего я так удивляюсь, об этом, помнится, еще Пушкин Александр Сергеевич писал.

Унести все это добро я не мог, сундук весил, наверное, не меньше полутонны. Я отсчитал двенадцать тысяч дукатов, которые честно причитались мне по завещанию покойного папаши Пертинакса, закрыл крышку, бросил ключ на стол — из принципа не возьму разбойничье золото! — и покинул Мартенек, с трудом таща тяжеленную сумку, набитую деньгами.

После Мартенека я не удержался и завернул в Мансее. Даже Марика не заставила меня забыть о моей милой мадам Франсуаз. А юная трактирщица так обрадовалась, увидев меня, что просто кинулась мне на шею. Надо ли говорить, что сразу вслед за моим появлением в трактире "Ручной единорог" на его двери появился висячий замок, а милая Франсуаз вместо того, чтобы обслуживать своих посетителей, потащила меня наверх, в гостевой номер, и мы тут же занялись крайне нужным и полезным делом — любовью.

— Ангел мой, — сказал я трактирщице, когда мне было позволено немного отдохнуть, — я все это время думал только о тебе. И мне очень хотелось сделать тебе что-нибудь приятное. Маленький подарок.

— Ты уже сделал мне подарок, — промурлыкала она, обхватив меня ногами. — Хочу еще!

— Непременно, мой круассанчик. Но сначала давай разберемся с одним небольшим дельцем. Я тут получил наследство и хочу вложить энную сумму в твой бизнес.

— Куда вложить?

— В твой трактир. Короче, у меня есть тринадцать тысяч дукатов.

— О! — Глаза Франсуаз распахнулись на пол-лица. — Тринадцать тысяч золотых?

— И ни совереном меньше. Двенадцать штук я получил в наследство, и еще тысячу получил в уплату за одну работенку. Я хочу оставить эти деньги у тебя. Не все, конечно, пару тысяч я заберу, потому что мне очень нужна лошадь.

— Ты собираешься купить конину за две тысячи золотых? — ужаснулась Франсуаз. — Никогда! Я не позволю. Лошадь можно купить гораздо дешевле.

— Вряд ли. Я...

— Ни слова больше. Утром пойдешь в северный конец Мансее к нашему лошаднику мэтру Альдомаре. У него отличные кони, и он продаст тебе любого за гораздо меньшую сумму.

— Он что, благотворительностью занимается?

— Нет, просто мы с ним друзья.

Я не стал уточнять, какого сорта дружба связывает Франсуаз и мэтра Альдомаре, однако понял, что глупо спорить с работником торговли относительно честных цен и правильного вложения денег.

— А разницу мы вложим в мою таверну, — сказала Франсуаз, поцеловав меня в кончик носа. — Твоих денег хватит на то, чтобы превратить "Ручной единорог" в настоящий отель с гостевыми номерами. Я сама куплю мебель для них. Знаешь, что я придумала?

Я лежал и слушал ее милую чисто женскую болтовню о том, какие в номерах будут занавески, какие кровати и какие покрывала на кроватях, какого цвета мы купим шпон для коридоров, какие канделябры поставим в вестибюлях и прочее, и прочее, и прочее.

— А потом, когда мы поженимся, — заявила она на закуску, — мы построим большой дом, и в нем будет спальня под балдахином, как у знатных дам. И на этой кровати мы будем днем и ночью делать вот это, — и мадам Франсуаз тут же на практике показала мне, что она собирается делать на кровати под балдахином днем и ночью.

Признаюсь, в эти мгновения я еще больше полюбил Марику. Она никогда не говорила мне о женитьбе. Ни разу ни заикнулась о розовых шелковых гардинах, кружевных простынях и пижамках с аппликациями. И я почему-то слегка пожалел о том, что решил из Мартенека заглянуть в Мансее.

Трактирщица — она и в Африке трактирщица, и ничего тут не попишешь. Однако мой капитал она уж точно приумножит, даже говорить не стоит.

Утром Франсуаз накормила меня роскошным завтраком, а затем еще раз показала свою практичность — выписала мне расписку на десять тысяч золотых, которые отныне были инвестированы мной в ее предприятие. Расписку мы скрепили нашими подписями и долгим поцелуем, а после я с тремя тысячами дукатов в кармане — мне все-таки удалось убедить Франсуаз в том, что деньги мне могут понадобиться не меньше, чем ей, — отправился к мэтру Альдомаре за лошадью.

Альдомаре оказался до тошноты подобострастным сухоньким мужичком неопределенного возраста. Узнав, что меня прислала Франсуаз, он тут же повел меня на конюшню, где стояли в стойлах десятка два лошадок. Я хотел выбрать конягу посмирнее и поспокойнее и присмотрел рыжего мерина с добродушными глазами по кличке Альфред, за которого Альдомаре запросил всего восемьсот дукатов. Но когда вопрос был, казалось, почти решен, стоявшая в соседнем стойле белоснежная лошадь внезапно начала ржать и сердито перебирать ногами.

— Чего это она? — спросил я торговца.

— А, не обращайте внимания, милорд! — махнул рукой торговец. — Это Ариа. Хорошая лошадь, молодая, резвая и выносливая, хоть и помесь — ее мать Арлена была чистокровной альбарабийской кобылой, а отец Иарус имел честь принадлежать к почтенной породе уэссанских гунтеров. Но иногда мне кажется, что в нее вселилась душа моей покойной жены. Своенравная и упрямая до ужаса. Уже полгода не могу ее продать, не подпускает она к себе покупателей, хоть ты тресни. Брыкается, лягается, кусается, как бешеная. Сдать ее на колбасу у меня духу не хватает, но я уже смирился с тем, что продать эту скандалистку мне вряд ли удастся. Так что рано или поздно она окажется на скотобойне. Бросовая кобыла, одним словом.

— Наверное, она ждет принца, — пошутил я.

К моему удивлению, лошадь встретила мою шутку радостным ржанием. Мы с Альдомаре переглянулись.

— Эй, красотка, но я-то не принц, — сказал я, обращаясь к лошади.

Ариа зафыркала, тряхнула роскошной расчесанной гривой и потянулась ко мне мордой из стойла.

— Похоже, вы ей нравитесь, — сказал мне торговец, и я услышал в его голосе удивление.

— Ариа, я тебе нравлюсь? — спросил я у лошади.

Белая коняшка ответила мне радостным ржанием.

— Кажется, я неотразимо действую на женщин, даже если они четвероногие, — сказал я, ласково потрепав Арию по морде. — Я бы купил ее. Но я плохой наездник. И эта лошадь стоит наверняка дороже восьми сотен.

— Милорд, была бы это нормальная лошадь, меньше чем за три тысячи золотых я бы ее даже герцогу Альбано не уступил. Но вам отдам за восемьсот, как договорились за Альфреда, плюс двести полная сбруя и седло, — расщедрился Альдомаре. — А насчет наездника... Давайте оседлаем Арию, и попробуйте прокатиться на ней. Если вы ее заинтересовали, она не будет, как мне кажется, шибко выделываться.

— Хорошая мысль, — сказал я. — Седлайте!

Через четверть часа я уже сидел верхом на белой лошадке по имени Ариа. И что вы думаете? Никакого сравнения с тем ужасом, который я испытал, когда ездил на единороге. Ариа сама без моей просьбы показала мне все виды конского аллюра — пошла сначала ступой, потом шагом, переступом, приструской, затем, убедившись, что я крепко сижу в седле, перешла на рысь, затем на развал, а после показала, что отлично идет иноходью. Альдомаре смотрел на нас во все глаза. После этого Ариа испытала мои навыки верховой езды, перейдя с проезда на перевал, а потом рванулась в галоп. Она словно насмехалась надо мной. Или стремилась показать, какая же она душка и умница. Мы мчались по полю, и Ариа перешла с обычного галопа на карьер, а потом и вовсе понеслась растяжкой, отчего у меня сердце ушло в пятки. Но стоило мне натянуть поводья — и лошадь остановилась, а потом кокетливо, изящным шагом, двинулась к конюшне, у которой нас ждал мэтр Альдомаре.

— Невероятно! — крикнул он. — Глазам своим не верю. Эта лошадь рождена для вас, милорд.

— Я тоже так думаю. Вы на единороге ездили когда-нибудь?

— Не приходилось.

— После единорога эта коняшка — будто "Лексус" после "Лады".

— Что вы сказали?

— Я беру эту лошадь.

Ариа фыркнула и благодарно заржала. Я соскочил с седла, похлопал лошадку по шее, на что она мне ответила шумным выдохом, и полез за деньгами. Вот так я и обзавелся лошадью.

Из Мансее я уехал через день. Конечно, Франсуаз рассчитывала, что я задержусь у нее подольше, но я отговорился тем, что в Лоэле меня ждут важные дела. Через два дня, в субботу утром, я был в столице Авернуа. И первое, что я сделал — отправился в Боевое Братство.

Несмотря на ранний час Руди фон Данциг был занят — мажордом сообщил мне, что у делопроизводителя в кабинете сидят сразу два кандидата на вступления в Братство. Попутно Мальден напомнил мне про катану. Я отговорился тем, что мой гномий меч сломался в схватке, и мне теперь будет просто нечем сражаться, если я отдам ему клинок Такео. Мажордом был расстроен, но уговаривать меня не стал.

Вскоре из кабинета фон Данцига вышли кандидаты — ну очень прикольные ребята. Оба были в старых железных латах, и по этой причине шли медленно и при ходьбе громыхали, как груженный металлоломом самосвал. Я тут же мысленно окрестил их "чугунами". Кроме того, эти двое, по-видимому, были близнецами — оба одного роста, комплекции и на одно лицо. Различить их можно было только по вооружению: у одного был старый длинный меч, а у второго — булава.

— Приветствую, собрат, — сказал мне один из "чугунов", тот, что с мечом, протягивая руку. — Я Джон Сламбо из Лоджа. А этой мой брат Эрик.

— Рад знакомству, — ответил я. — Желаете вступить в Братство?

— Всей душой! — напыщенно ответил Джон Сламбо. — Мы с братом ищем славы и почестей. А еще мы мечтаем прославить нашими подвигами благородную леди Кимберли Бейнзингер из Кардауэлла. Самую прекрасную и добродетельную деву на свете. Или ты так не считаешь, собрат рыцарь?

— О, готов прославлять ее вместе с вами! — воскликнул я: мне совершенно не улыбалась перспектива терять время на разборки с этими чудиками. — Истинно, леди Кимберли образец красоты и благородства.

— Ты знаешь ее? — с неожиданными подозрением осведомился "чугун".

— Эту великолепную блондинку с потрясающей фигурой? Много слышал о ней в родном Рокаре, — тут же ответил я.

— И от кого, если позволено спросить?

— От других рыцарей. Возможно, мы говорим об одной леди, не так ли?

Лицо "чугуна" приобрело прокисшее выражение. Видимо, парень даже представить не мог, что они с братом не единственные, кому пришло в голову прославлять по миру красоту леди Кимберли. Я не стал вдаваться в подробности и поднялся к фон Данцигу в кабинет. Делопроизводитель прочел донесение из Балка и тут же поздравил меня с прохождением первого испытания.