Я кивнул. Все понятно. Что ничего не понятно. Гений, блин! Развил целую теорию, как 'опустить' человека, чтоб тебя не трогали, а в итоге...
...А в итоге получил результат, после которого сюда лучше вообще не соваться. Если верить этой сеньоре, а у меня нет оснований ей не верить, глядя на выросшую стену отчуждения со стороны окружающих девчонок.
— Я правильно понимаю, что если я откажусь, у этой сеньориты будут проблемы, которые могут закончиться летальным исходом? После чего такие же проблемы начнутся и у меня?
— Правильно, — наказующая кивнула. — Думай, Ангелито, думай. — 'Ангелито' она презрительно выплюнула.
— По-моему, тут нечего думать, — я хмыкнул. — Что тут такого, собственно? Девочка бросилась мне в объятия... Не рассчитала, мы упали!..
— Громче!
Я повторил, вполоборота, громко. Все, кто меня услышал, при этих словах начали облегченно вздыхать. Ну, что проблемы у Афины будут — сомнений не было, но то, что у неё появился шанс, всех явно обрадовало. Впрочем, степени отчуждения это не убавило.
— Да и если б она хотела свернуть мне шею, свернула бы, — добавил я, кивая на костыли. — В моем-то положении. Неправда ли?
Последний вопрос предназначался самой Афине, вместо ответа отвернувшей мордашку в сторону. Я про себя проговорил: 'Сама такая!'.
— То есть, — тон наказующей приобрел официальные нотки, — ты утверждаешь, что нападения на тебя не было? Так?
— Истинно так, сеньора.
Я не боялся за себя. Мне, действительно, не хотелось, чтобы у Афины возникли проблемы, и тем болеё с летальным исходом. Но наказующая восприняла это по-другому, как слабость с моей стороны, и одарила презрительным взглядом, от которого я до хруста сжал кулаки. Сука!
— Это правильное решение, Хуан! Очень правильное! А ты пошли с нами, — бросила она Афине-Камилле и толкнула её в сторону выхода.
Я остался один. Нет, люди вокруг были — девчонки рассаживались за столами и креслами, возвращались к своим делам, которыми занимались до эксцесса, но мою персону все показно игнорировали. Пополнившаяся новыми игроками команда за столом вернулась к игре, забыв о моем существовании. Мне оставалось только одно — ретироваться.
'Плевать. На все плевать' — твердила одна часть сознания, пока я бесцельно, еле переставляя костыли, брел по коридорам. — 'Она тварь, и заслужила!'
Другая же ей возражала: 'Так нельзя, Шимановский! Ты пришел сюда, в их дом, в заведение, живущеё по своим правилам, где действуют иные моральные императивы, и унизил одну из них. Унизил так, что хоть она и не права, но все встали на её сторону. Да, ты добился целей, что ставил, тебя будут воспринимать всерьез, как человека, могущего дать сдачи. Ты победил. Но это Пиррова победа! Стоит ли она этого?'
Я не знал, что ответить. Истина пряталась где-то между двумя крайностями, но я её не видел. Как и не понимал того, почему она на меня набросилось. И что теперь делать дальше.
Побродив какое-то время по кубрику, вышел в жилой блок и принялся искать приключения там, идя, куда глаза глядят, ибо совершенно не ориентировался, где тут что. Изредка заглядывал в красивые двери, на которых не было замка. Раз замка нет, значит, можно входить, правильно понимаю? Как правило за дверьми без замков оказывались различные релаксационные комнаты — оранжереи, засаженные всем, что только можно придумать, с каким-то количеством удобной мягкой мебели, не сравнить со спартанскими условиями кают. Судя по обилию таких комнат, и по тому, что все они были совершенно разными не просто по оформлению, а даже по духу интерьера, сделал вывод, что ухаживают за ними... Ну, пусть будут подразделениями. А что, каждому взводу по собственной релаксационной оранжерее — почему нет? Может и у моих девчонок такая есть. А может я её случайно прошел мимо, даже не догадавшись.
Вот так, бродя в поисках кого-то, кто подскажет дорогу, я наткнулся на необычную релаксационную комнату. Оранжерею-библиотеку. Посреди буйства тропической растительности здесь стоял стол, буквально заваленный книгами — четыре или пять стопок самых различных размеров и форматов. Несколько книг лежало не в стопках, а по контуру стола, аккурат в противостоянии с придвинутыми к столу креслами. Видимо, их оставили, чтоб дочитать позже — мло ли кого и где могла застать тревога? Кого-то и в библиотеке. Но самый большой шок я испытал, взяв оду из книжек в руки. Это были настоящие потрепанные временем КНИГИ, из специального тончайшего нежного бумагопластика, который не выпускается уже лет как сто. Будто из антикварной лавки! Как у мистера Смита, только букинистической. Стоимость каждой из них... Стесняюсь даже представить, какая, и лежат себе без охраны.
В основном это была любовная лирика, но покопавшись в одной из стопок, я взял в руки вещь, которая выделялась на общем фоне. Самая потрепанная на вид, даже запахом отдающая старостью, и явно не про розовые сопли. Автор её носил непереводимое имя 'Zelazny', вероятно, польское, а произведение называлось красочно: 'El señor de sueños'. 'Повелитель снов'. Красивая некогда голографическая картинка обложки стерлась, показывала полуразвалившиеся фрагменты мозаики, но после того, как я прочел год издания и дарственную надпись на форзаце, на это стало наплевать. Вообще стало на все наплевать. 'Сестренке Аделине. С днем Рождения! Ты же обожаешь такие вещи, моя дорогая? И подпись: Твоя неугомонная Ева.'
Красивый почерк, вычурный, с завитушками. Аристократичный. В голове услужливо всплыло: 'Ева Веласкес, младшая дочь Алисии Мануэлы, основательницы династии. Погибла во время обороны Флорианополиса во время войны за Независимость. Сестра первой венерианской королевы'...
Я открыл книгу и принялся жадно изучать её на предмет иных надписей или пометок, но ничего болеё не обнаружил. Бумага, специальная, книжная, её делают уже пару веков (потому книга сохранилась в достаточно хорошем состоянии), также ни о чем болеё не сказала. Книга — и книга. Обращались с нею аккуратно, ни загнутых страниц, ни каких либо следов небрежного отношения, да и глупо было бы ожидать подобного от людей, читающих книгу первой королевы, из личного архива семьи Веласкес. Волновал вопрос, почему она лежит здесь, в открытом доступе, но ответ на него напрашивался.
Воровать тут некому. Посторонних нет, а среди своих не принято, да и найти подобный атрефакт легче легкого. Как и выяснить, кто именно привел его в негодность, если кто-то решит совершить подобное безумие. Что говорило о сплоченности корпуса, о том, что это все-таки единый живой организм, хоть и состоящий из трех сотен людей. Наверное, оставь я сам здесь что-то ценное, да хоть ту же памятную пластинку из золота, одолженную у Бэль, она будет спокойно дожидаться меня на том самом месте, где оставлю, сколько бы я ни отсутствовал.
Из моей груди вырвался обреченный вздох. Я понял, каковы масштабы ловушки, в которую попал с этой долбанной Афиной-Камиллой.
Аккуратно сел в мягкое кресло, поставив костыли рядом со столом, и принялся поглощать книгу, страница за страницей. Я редко держал в руках бумажные книги, в наше время это дорогое удовольствие, а таких древних не держал вообще никогда — хотелось насытить жажду неизведанного. Бумажная книга и читалась иначе, не так, как голограмма. Мягче, с трепетом. И чувство это мне нравилось.
Камилла... Разберусь с ней позже. И с ней, и с накалившейся вокруг атмосферой. Кажется, я понял, почему она повела себя так. И понял свою в этом ошибку. Действительно, философ хренов!
Ошибкой был весь наш разговор, вся моя сольная партия. Стоявшие рядом 'морпехи', как единственные в достаточной степени умудренные жизнью, наверное, смеялись надо мной, над моими аргументами. А может не только они. Да и сам я: почувствовал в девчонке слабину, захотел ударить, ударил. Но лезть на доты, без артподготовки, без разведки местности!.. Мне еще повезло, что легко отделался.
А если бы оказался не прав насчет неё? Промахнулся? Если бы она рассмеялась мне в лицо? Что бы я делал тогда? Как отмывался? Интуиция — хорошая игрушка, когда её используешь с умом, а с этим у меня пока осечка за осечкой. И аргумент, что мне всего восемнадцать, не отмаз. Раз влез в эту петлю, надо или тянуть её, или вешаться. Третьего не дано.
А главный вывод, который я сделал за сегодня — я совершенно не знаю корпус! Но при этом пытаюсь его судить.
Мое уединение было нарушено вначале заглянувшей внутрь, а после робко вошедшей сеньоритой со слишком знакомым профилем:
— А, ты здесь? Я тебя обыскалась Уж думала, пошел к себе.
— К себе?
— Ну да, к себе. В каюту, — пояснила Афина, оправившаяся от потрясения и даже бодрая. И совершенно не агрессивная. Видимо, разъяснительную беседу с ней провели, а сами неприятности отложили на потом, к возвращению начальства.
— У меня нет 'к себе', Камилла, — горько усмехнулся я, аккуратно закрыл книгу и отложил в сторону. — И нет своей каюты. Я здесь никто, чужак. А каюта — всего лишь спальня девчонок из вашего взвода номер тринадцать, в которой я временно пребывал, так как где-то же мне пребывать было нужно.
— Но... — Она хотела поспорить, но задумалась, и постепенно начала приходить к выводу, что я прав.
— Они чужие, — продолжил я. — Просто в отключке я валялся в ИХ спальне, а не в чьей-то еще. Мне все здесь чужие. И тот вопрос, станет ли хоть кто-нибудь 'своим'.
Может в чем-то я и преувеличил, те же девчонки из 'чертовой дюжины' восприняли меня хоть насторожено, но с энтузиазмом, но в целом прав. Я — чужой. И я специально сказал ей именно так — пускай почувствует наше родство. Спорное, чисто гипотетическое, но тем не менеё родство. Я тоже одинок, как и она.
Она поняла меня правильно, и её лицо осветила гораздо болеё дружелюбная улыбка.
— Я это... Извиниться хотела. Хуан... — 'Хуан' она выдавила, словно перешагивая важный барьер — За то, что напала...
И тут я сделал очередную ошибку. Высокомерно, даже брезгливо пожал плечами:
— Бывает!
Тут же понял, что к чему, но было поздно. Её глаза в ответ сверкнули, а голос вновь окреп до стального:
— Ну, вот и хорошо! А еще спросить хотела: у тебя будут еще желания, или остальное позже, когда придешь в себя?
Я сидел в легкой прострации. Mierda! Ну, не хотел я становиться с ней врагами! Не хотел! Как убедить, что это было не высокомерие, учитывая, что это было оно самое? Хотелось двинуть куда-нибудь кулаком от досады, но в моем положении это было проблематично.
Домой! Срочно домой! Отдохнуть, прийти в норму, отоспаться! Почувствовать себя в своей тарелке! И только после что-то делать дальше. И это, пожалуй, можно загадать вторым желанием.
— Я хочу домой, — озвучил я мысли вслух. — Но меня не выпускают, говорят, нужен пропуск. Королева не приехала, не слышала?
Афина отрицательно покачала головой.
— Нет. Но четвертая эскадра висит над городом. Еще пару часов, и спустится.
Я довольно кивнул:
— Вот видишь! Ваша оперативная дежурная занята встречей, и 'морпех' на входе к ней не пускает. Хотя отдать приказ о разрешении на выпуск дело трех секунд, а ждать королеву еще несколько часов.
— А от меня что ты хочешь? — не без злорадства выслушала она мои злоключения.
— Ты можешь пойти в диспетчерскую и попросить для меня пропуск?
Афина отрицательно покачала головой.
— Кто ж меня туда пустит! Да еще сейчас.
— Но, может, ты знаешь того, кого пустят?
Девушка задумалась, затем кивнула.
— Да, знаю. Главное, чтобы эти люди были на базе. Я попробую, но не обещаю. Это все?
Я пожал плечами.
— Если меня выпустят — мы в расчете.
Она кивнула и убежала, торопясь разделаться с долгом.
Прошло полчаса прежде чем она вернулась. И вернулась не одна. С нею шла ...Норма, старая знакомая тренер рукопашной.
— Слышала, успел отличиться! — с улыбкой бросила мне техаска, но улыбка эта насквозь была пронизана напряжением. Афина же при этих словах опустила голову. Я приподнялся, вновь откладывая книгу, чувствую, теперь уже надолго.
— Есть, маленько.
— И что так?
Она не осуждала. Но только потому, что делала скидку на неопытность. Однако сам мой поступок ей также не нравился, и 'не нравился' сказано мягко.
— Конфликт ожиданий, — мягко сформулировал я происшествие за столом. — Воспринимаю некоторые происходящие здесь вещи со своей колокольни, хотя относиться к ним нужно проще.
Афина отвернулась, то ли чтоб прошептать ругательства, то ли в смущении. Норма же поддерживающеё похлопала по плечу.
— Правильно. Ну ничего, привыкнешь. И чем быстреё привыкнешь, тем лучше.
Здесь я не мог не согласиться.
— В общем, езжай домой, приходи в себя, лечись. Марселла не знала, что ты уже очнулся, ей не сказали, иначе бы оставила на тебя пропуск. И, я надеюсь, подобного больше не повторится?
Её глаза сверкнули. Я виновато уставился в пол.
— Так точно, сеньора. Не повторится.
— Вот и хорошо. — Она осталась довольна ответом. — Сеньора Диез назначена твоим провожатым. Сам, как понимаю, далеко не уйдешь. Можете взять служебную машину. — Это моей теперь уже спутнице.
По лицу сеньоры Диез было видно, как сильно она рада такому назначению. Но прозвучало оно в не требующей двоякого осмысления форме. Я же не мог про себя ехидно не усмехнуться на её растерянное недовольное выражение. 1:1.
— Предписания врачей выполнять, — это снова мне, и снова строго. — Режим нагрузок на колено соблюдать. Ты не представляешь, что тебе с ним сотворили, и хвала богам, всё получилось. Как здесь всё установится, мы с тобой свяжемся. Можете идти.
На этой ноте она развернулась и ушла. Мы же с моей альфа-самкой вновь остались наедине, и оба были друг другу ужасно 'рады'.
— Пошли, что ли? — хмыкнул я и поднялся. Проковылял мимо неё к выходу. Ей не осталось иного, кроме как молча последовать за мной.
* * *
И все равно я испытывал неприязнь. Как и она ко мне. И ничего с этим не поделаешь.
Мне надоело идти молча первому:
— Тебе за это что-нибудь будет?
Она не сразу поняла, о чем я.
— Ну, тебе за это что-нибудь будет? За то, что напала на 'гостя её величества'?
Альфа-самка недовольно поджала губы:
— А тебе так интересно?
— Вообще-то да.
— Хочешь позлорадствовать?
Я как можно болеё равнодушно пожал плечами.
— Нет. Просто интересно.
Её веки оценивающе прищурились, но все же она снизошла до ответа.
— Пока дело висит в воздухе. Но его спустят на тормозах. Мишель столько сил приложила, чтобы тебя сюда вернуть, да еще это твое долбанное испытание на дорожках... Никто не захочет рисковать. Ты же понимаешь, что если меня накажут, у тебя будут неприятности?
Я понимал, к счастью. Как и то, что эта сучка здорово подстраховалась, вызывая меня на конфронтацию. Впрочем, это не перестраховка, всего лишь объективно логичный поступок в её условиях. Чувствуя за собой мощь древней организации, я вел бы себя точно так же.
— Но меня отстранили. — В голосе её появились грусть и сожаление, но не отчаяние. — С завтрашнего дня. Будут промывать мозги, заставят сдавать кучу тестов. Если сдам — восстановят. Ну, немного накажут, естественно, но не думаю, что сильно. Просто так надо. Видишь, я тебя огорчила, все будет в порядке!
