— Там кто-то едет, — произнес очевидную вещь северянин, понимая, что Галарий смог рассмотреть незваных незнакомцев и без его помощи.
Рука стража медленно сползла с рукояти меча, благодаря своему острому зрению он посчитал этих людей не опасными. Запряженная старая кобыла тащила за собой обоз, в котором ехала целая семья, безобидные люди, с виду уставшие и перепуганные. Путники медленно двигались им на встречу, старик с седой бородкой, сидевший на козлах, натянул поводья и остановил свою лошадь, опасно приглядываясь к незнакомцам, бредущих по дороге. В телеге началось шевеление, сверкнули крестьянские вилы, женщина укрыла своего малого ребенка, а любопытные мальчишки встали у бортов телеги, дабы разглядеть странных пришельцев. С телеги спрыгнул юнец, ровесник Флавиана, выглядевший очень хило, но его выражение лица говорило о том, что он был готов защищать своих родственников до последней капли крови.
Когда иноземцы сблизились с телегой, Галарий вскинул правую руку вверх в приветливом доброжелательном жесте.
— Благослови Двенадцать вашу дорогу, — произнес рыжебородый.
Флавиан обратил внимание, что лошадь оказалась самой настоящей старой клячей, со множеством шрамов по телу, и огромным лишаем на шеи. Мухи облепляли ее круп и грудь, она лениво разгоняла их своим потрепанным хвостом и размахивала головой в разные стороны, пытаясь спастись от этих надоедливых насекомых, что старательно облепляли ее выдранную кусками гриву.
— Боги имперцев тут не имеют власти, — прищурившись ответил старик, но в конце концов он склонил свою голову и поприветствовал путников. — Да благословит ваш путь Дева Битвы и все речные нимфиды.
Вблизи, бородатый старик оказался мужчиной в приличном возрасте, чуть старше Галария. Отсутствие нескольких зубов делало его шепелявым, мужик держался по-прежнему с опаской и недоверием.
"Он считает нас разбойниками", — подумал про себя пастух.
Галарий демонстративно развернулся боком, якобы посмотреть на небосвод и солнце, медленно опускающееся за нить горизонта. Кусок плаща развевался на ветру, открыв изображение двенадцатиконечного колеса мужику и его семье.
"Хитро", — подумал Флавиан.
Стражей уважали и боялись в пределах всей Империи, и даже кое-где за границей. Орден был прославлен своими деяниями в веках, как сообщество людей, что встали на защиту границы материального и духовного мира от Скверны. Четыре сотни лет назад, по мнению историков завершилась война живых с Тьмой, но на самом деле она продолжается и по сей день. И обычные люди, крестьяне и ремесленники, граждане Империи и приезжие иноземцы считали, что стражи до сих пор стоят на передовой в этой войне, оберегая физический мир от злых сущностей. Флавиан часто слышал подобные слова от своего дяди Клепия. Однако, это было правдой лишь частично. Изначально орден стражей представлял из себя телохранителей, оставшихся в живых членов династии дарсидов. Но после того, как Тьма истребила большую часть династии, орден стал скорее сообществом мечтателей, желающих посадить на трон Империи живого потомка Дарса — воплощенного в физическом теле сына Фонарщика. Время не зря сравнивают с рекой — оно постоянно течет, и никогда не стоит на одном месте. Былые задачи и цели ордена серьезно изменились за последние четыре сотни лет, минувших с Великой войны.
Увидев двенадцатиконечное колесо на плаще путника, седобородый крестьянин, одетый в лохмотья тут же изобразил божеский знак Колеса на своей груди.
— Да освятит вам путь Фонарщик, — суеверный мужик явно не рассчитывал увидеть на своем пути стража.
Обычный крестьянский люд был суеверным, и возможно, что этот мужик подумал о том, что встреча со стражем, ничто иное как знамение, освятившее его путь.
— Неушто ж путь в Рэвенфилд держите, достопочтенные? — шепелявый голос крестьянина наполнился уважением и религиозным страхом.
— Именно, — ответил спокойным голосом страж. — Той ли дорогой идем, чтобы попасть в Вороний город?
Пока Галарий вел беседу с возницей, Флавиан бесстыдно разглядывал семейство мужика. Телега была завалена всяким хламом — вилы, сено, домашняя утварь, которая была завернута в лопухи, свиную тушу, одежды, сваленные в кучу. В задней части повозки сидела уже не молодая женщина, прижимавшая к своей груди молоденькую девочку в старом потертом платьице. Двое мальчиков, которым было на вид лет под десять-одиннадцать были у правого борта телеги и жадно разглядывали блестящую на солнце кольчугу стража. Возможно это был единственный в их жизни момент, когда они видят в живую стража, чей орден воспевается в десятках легенд. И может быть через десятки лет они будут вспоминать это событие, когда они встретили на своем пути живого стража и юного оборванца в окровавленной рубахе. Ровесник Флавиана, видимо старший сын мужика, не отрывал взгляд от Галария, жадно разглядывая его доспехи.
— Почем вам нужен этот смрадный град? — ответил старик, поцокивая своим языком. — Клянусь речными духами, достопочтенный, шо делывать в городе нечего, и покинут он Девой.
— Што ж ты говоришь, дурак старый, совсем обезумел? — раздался женский голос с конца телеги. — Как ты говоришь с рыцарем, совсем страх потерял?
— Молчи, дура, — огрызнулся мужик, расправляя свое затекшее плечо и вновь перевел свой взгляд на воина. — Попомни слова мои, достопочтенный страж, речные духи покинули наши реки, ежели и нимфиды опасаются нежити смрадной, то и я решил со своим семейством удрать из тех земель.
Флавиан понимал язык старика через слово, хоть крестьянин и говорил на имперском языке, но это был скорее смесь речноземного диалекта с имперским наречием. Инквизитор и дознаватель говорили на этом говоре, но более чистым, поэтому Флавиан понял, что говорит старик, но не мог уяснить, какую информацию хочет он донести до них.
— Ну ты и дупло, — цокнула женщина, вереща из повозки. — За дукатами герцогскими приехал он, на охоту.
На этот раз седобородый не стал ругать собственную жену, видимо осознав, что ее предположение может статься верным.
— Так ты, достопочтенный, едешь чтобы разобраться с этим нечестивцем? Говорят, герцог ради того готов отплатить столько дукатов, сколько будет весить голова негодяя этого.
После этих слов, мужик осенил себя знаком колеса и плюнул через левое плечо. Флавиан не понимал о ком идет речь, но и Галарий не задавал наводящих вопросов. Возможно он попросту был в курсе того, что происходит в Рэвенфилде.
— Из города ли путь держишь? — задал вопрос Галарий.
— Почти шта, — ответил мужик и хлопнул ладонью по коленке. — Из посада, недалече от Вороньего града. Бросили хозяйский дом в Столберге мы с Лезонькой и чадами моими, да двинулись к шурину в Трехречье, на его мельницу водяную. Сносились мы тем летом с шуриным, говаривает он, что герцог Трехречья хорошо защищен и своих крестьян в обиду не даст. Клянусь речными духами, что Вороний град покинули и имперские боги, и нашенские. Неужто, герцог наш, послал за стражем, уж столь плохи дела его?
Все, о чем говорил мужчина, оставалось для Флавиана загадкой. Неужто крестьянин говорил о силах Тьмы? Неужели Павшие уже добрались и до города? Пастух боялся, что его друга Аргия они могли выследить и найти его уже за стенами города.
— Герцога я вашего не знаю, а идем туда мы по своим делам, — ответил страж. Так, что же за негодяй такой серьезный, что ваш герцог готов выплатить такую большую сумму?
Пока продолжалась беседа, непоседливые мальчики спрыгнули с повозки и начали гоняться друг за другом. Беспечные мальчуганы носились по всему полю, пугая громкими криками искусанную мухами и оводами кобылу.
Это напомнило Флавиану его беспечное детство, когда они играли с Аргием в "Рыцаря и дракона", даже не задумываясь о завтрашнем дне. На миг, Флавиан представил, что было бы если, этот мальчик Рими не донес бы печати до Утворта. Может быть, пастух сейчас уже гнал бы овец в загоны, а после тяжелого долгого дня, они с Аргием взяли бы бочонок пива и укатили его в ближайший лес. Сидели бы под сенью ветвей и вели бы свои бесконечные беседы. Но судьба спутала все нити.
— А ну успокоились, лепешки навозные! — мужик прикрикнул на своих детишек и поерзав на козлах, обратил к стражу. — Не я один бежу, клянусь Девой, достопочтенный. Уж большая часть соседей сбегла со Столберга, да кто и куда. Божеские знаки сыпались на нас, яко град, клянусь духами речными. То корова захворает, то волки козу задерут. Молоко скисать начало, постоит до зенита Светила, и киснет. Это ж было еще с месяц назад, когда днем стало темно, будто ночью. Аш в последние две седмицы рыцари со всего Речноземья так и пруть, скупали у нас в Столберге кто свинину, кто рожь с посевами, да и разорили нас. А на што нам эти серебряные, коль купить и нечего на них в округе. Все торгаши сбежали отсюда, окаянные.
Галарий покивал головой внимательно слушая местного.
— Да знамения гадкие были, перешептываться народ стал, о злых деяниях. Слухи поползли с самого верху. Сосед наш Ришар же брата имеет, который стражниковым делом ведает в замке при герцоге Ордерике. Молвит мол, рыцарей в Рэвенфилд созывает со своего герцогства, аще и с королевства, посылает в Амалию, столицу нашу, гонцов, с просьбой о помощи. А Летмик, Косоногий, что раньше у замке Седом служил, на приграничье, через своих приятелей узнал, что нежить наступает на земли наше. Говаривают, что и соседнее село за рекой какое-то чудище вырезало под корню. Боязно за детей наших, достопочтенный страж, боязно.
Мужик снова сотворил знак божественного колеса.
"Неужто это все явь, или крестьянские сказки?" — размышлял Флавиан.
— Ты так и не ответил, за кого ваш герцог назначил такую цену, непомерную для остальных властителей? — задал вопрос страж.
— Декаду назад магистр наш пал от клыков упырских, клянусь тебе всеми духами речными, достопочтенный страж, — отвечал возница. — Но то б мы пережили, мы люди не городские, закалка, какая никакая у нас есть. Подумали, что Вороний град далековато от нас, пущай там они сами разбираются с этими тварями. Так, позавчера, свинопаса нашего Жона, что жил на другом конце Столберга убили. Да не зарубили его, и загрызли на смерть.
Мужичок тут же осенил себя знамением божественного Колеса, жена его ударила по плечу.
— Хватит страсти такие рассказывать, дурак старый, тебя дети слушают, — закричала она на своего муженька.
— Отстань, дура, — отмахнулся седобородый и снова обратился к стражу. — Я как узнал о том, што у нас в деревне такое случилось, собрал сразу пожитки наши скромные и двинул с отпрысками и жинкой в Трехречье к шурину...
Судя по глазам мужика и его нервозному состоянию он отнюдь не врал. Да, деревенские любили привирать и глаголили между собой о всякой нечисти чаще, чем городские. Но вряд ли человек без причины будет покидать свое насиженное место, где он прожил всю жизнь, бросив свое хозяйство на произвол судьбы. Ведь судьба, дама капризная — захочет тебе поможет, а коли нет, то будешь выкарабкиваться сам из той ямы, куда тебя забросило.
К горлу Флавиана подкатил ком, он ничуть не сомневался в истинности слов мужика. Дети да, они еще мало понимали того, что происходит. Но мужик и его жена действительно были обеспокоены и выглядели напуганными. Пастух чувствовал, ощущал своим глубинным подсознанием, что все эти события как-то связаны с печатью. С одной стороны, это его печалило и пугало, с другой же, и обнадеживало. Если все, о чем говорит мужик, действительно происходит из-за печати, то Аргий все-таки попал в Рэвенфилд.
— Мало того, — продолжил говорить мужик, который ни на шутку завелся подобным разговором. — Так по всему нижнему граду слухи ходили о дочки герцогской, достопочтенный. Мол, пропала она, и никто ее уже давно не видел. Рыщут ее и ищут рыцари герцога, а да все без толку. Да што уж там, Оделию и у нас в Столберге все любили. Как приедет к нам в деревню, так сразу начинает хлеб краюхами раздавать и пиво бочонками ставить. Маленькая такая, а добрая, клянусь речными духами. Так раз боги такие справедливые, как говорят ваши священники, почему судьба отняла у герцога нашего дочку безгрешную?
Мужик еще раз сделал оберегательный знак Колеса. Лошадь фыркнула, ей явно нравилась такая встреча с незнакомцами, которые дали ей передышку. Старая кляча щипала траву, пока дети резвились рядом с ее потертыми облезшими боками.
— Вроде как позавчера, коль память не подводят, по всей округе, и по городу всему, развесили плакаты дочурки то герцогской, — продолжил мужик. — Пропала дитятко бедная, мы то малограмотные, читать не умеем, а вот рыцари тыкают в плакаты и беседуют между собой, кто первым найдет герцогскую дочь. Ваши жрецы говорят, что это знамение последних дней.
Галарий выслушал мужика, который дал краткую выжимку всего того, что происходило в Рэвенфилде за последние несколько седмиц. Мужик бы говорил и дальше, но страж решил, что не стоит понапрасну тратить время.
— Понятно, — кивнул рыжебородый воин. — Да благословят путь ваши боги.
После этого страж испросил у мужика, верной ли они идут дорогой. Как оказалось, до Столберга было всего лишь одна стража пути, мужик конечно предостерег путников о том, что поселение после последних событий практически опустело. Седобородый говорил, что не стоит в такое беспокойное время добираться после заката к Рэвенфилду, и что можно будет переночевать в Столберге на постоялом дворе у Мерьи Клоповницы.
— Только Клоповницей не зовите ее, не любит она, — нервно улыбнулся мужик, разглаживая свою косматую бороду. — Она то баба удалая, клянусь духами речными, что и огреть может невесть с чем. Остановитесь у нее на постоялом дворе, сразу его увидите, он на холме неподалеку от речки. Хотели мы ее с собой забрать, дак говорит, что родилась я тут, тут и помру, как предначертано духами рек. Отказалась ехать, и осталось только трое — Мерьи, травник наш Жирак и безумная бабка Клева.
Скупой на слова страж молча кивнул головой, и путники двинулись дальше по дороге. Мужик собрав свое семейство в телегу, словно птица собирая своих птенцов в единое гнездо, хлестнул вожжами и семейство отправилось в дальний путь. Флавиан бросил вслед беженцам прощальный взгляд и от чего-то в его душе защемило, так крепко, и так сильно, что слезы вновь стали наворачиваться на глазах. Да, эта семья оказалась в бедственном положении, но по крайней мере у каждого из них был тот, кто их поддержит.
Светило спешно заходило за горизонт и наступали сумерки. Становилось прохладнее. Льняная рубаха была слишком тонкой, чтобы согревать пастуха, и он обнимал сам себя, скрестив руки на груди, чтобы хоть как-то сохранять собственное тепло. Сверчки уже потихоньку выползали на свой природный одеон, чтобы исполнить ночной концерт. Оставалось только верить в слова мужика, говорившего, что к заходу Светила они должны успеть добраться до Столберга. Вечерело и прохлада острыми языками своего колкого холодного воздуха обволакивало северянина. Нескончаемый насморк, вши и больные ноги способствовали тому, чтобы морально и физически опустошить пастушонка.
