Наследный принц

— А то! — тряхнула та платиновой гривой.

Столица герцогства — Бамбург — достойно встретила возвратившегося владыку со товарищи. Поскольку западный тракт из ворот просматривался на три километра с гаком, стены и башни города украсились знаменами и штандартами. Герольды при приближении отряда задудели в свои трубы, из открывшихся ворот выехала небольшая толпа прихлебателей — встречали герцога.

Долговязый Гумберт ди Адельгиз, приняв донельзя чопорный вид, снисходительно слушал рассыпаемые комплименты и оды в свою честь. Поток меда и патоки грубо прервал статный молодой человек с разноцветными глазами и одетый как наемник. Властным тоном, не терпящим возражений, он потребовал от лизоблюдов заткнуться, добавив при этом странную и загадочную фразу:

— Ваш номер шестой, господа.

Наемники хохотнули, а герцог, неслыханное дело, втянув голову в плечи, севшим голосом забормотал:

— Слушайтесь господина Леона, он здесь главный.

Местная верхушка подавленно замолчала, недоуменно переглядываясь.

— Какого хрена встали? Вот вы, толстенький, в полосатой пижамке, рысью вперед. Показывайте дорогу к замку.

Барон ди Зиген, а это был именно он (славившийся ярым и неукротимым характером), послушно развернул коня и потрусил по мощеному тракту к широко распахнутым воротам.

Изумленная знать, впервые заподозрившая что-то неладное, тем не менее наладилась следом.

В этот день произошло много событий, главные из которых — отлучение герцога ди Адельгиза от власти, лишение его рода высокого титула и заключение всего семейства под стражу, в подземную тюрьму.

В одночасье Бамбург стал похож на муравейник перед дождем. Броуновское движение горожан достигло апогея к обеду. Люди заметались, не зная что делать: то ли бежать из столицы, то ли заховать в укромном уголке сбережения и, прикинувшись ветошью, переждать смутное время.

Узнав о нарастающей панике, Леон лично выступил на главной площади. Услышав о возвращении герцогства в лоно империи, жители Бамбурга радостно загомонили и успокоились — в ранешние времена жилось куда лучше и сытнее, да и власть тирана Адельгиза была сильно урезана.

Не оставляя на потом, Леон проорал о завтрашней казни герцога и нескольких предателей, участвовавших в мятеже. Усиленный магией голос наследного принца гулко разносился по площади и ближним улицам.

Аборигены пришли в восторг и радостно заорали, бросая вверх головные уборы. На герцога простой люд точил зуб давно, ну а зрелищ только давай: казни — отличное развлечение и повод выпить.

* * *

Этот день знать бывшего герцогства Адельгиз запомнит на всю оставшуюся жизнь. В одночасье прекратили существование двадцать три дворянских рода — в количестве ста одиннадцати человек, во главе с герцогом Гумбертом ди Адельгизом, которого повесили, словно обычного каторжника. Официально столица праздновала освобождение от гнета тирана и самодура три дня, и в два раза больше — неофициально.

Леон возвел Пишту Карлоша в герцоги сразу по прибытии в замок и дал ему родовое имя — Юнг.

— Теперь ты — герцог Пишта Карлош ди Юнг, носи свой титул с честью и достоинством. У тебя в руках власть и большие обязанности, не подведи меня, парень, — с этими словами наследный принц убрал с плеча юноши меч.

— Ваше высочество, разрешите вопрос? — пролепетал донельзя ошалевший Пишта.

— Спрашивай, да прекрати называть меня величеством.

— Господин Леон, а что означает слово "юнг"?

Землянин хмыкнул:

— В переводе с одного из языков дальней страны — юный. Беги в кабинет, составляй указ и дворянскую грамоту. Я подпишу да печать поставлю.

— Господин Леон, в указе вас полностью именовывать?

— Само собой — Леон I ди Сполето, но не свети бумагу где попало.

— Не сумлевайтесь, Ваше вел... Ой, вырвалось, извините.

— Ладно, беги.

Счастливый Пишта исчез.

Новый герцог, представленный народу на другой день после казни, толкнул яркую и эмоциональную речь, с обещаниями о снижении налогов и наступлении в ближайшее время светлого будущего. Которое горожане получили тут же, не уходя с площади. Новый герцог приказал доставить тридцать пять бочек вина из подвалов замка. Халява, она и в Бамбурге халява. Почтенные отцы семейств, юные студиозусы, беднота и нищие, мужчины и женщины, трезвенники и язвенники — все поддались этому всепоглощающему чувству хапнуть что-то даром. Вечером в столице трезвых не было, за исключением наемников и местных стражников, которым "посчастливилось" заступить утром в суточный караул.

Вечерний променад Яны, в компании с любимым Леоном, не состоялся, ввиду занятости последнего — он засел с Пиштой в кабинете, обложившись бумагами. Составляли дальнейшие прожекты и планы поднятия экономики герцогства — дело, конечно важное, но донельзя нудное с точки зрения девушки.

Пофыркав в негодовании, наемница не отказалась от выхода в город и, прихватив музыканта Рона, в летней коляске подалась из замка. Объехав за час достопримечательности столицы и подивившись чистоте улиц, Яна приказала кучеру из местных рулить в самый престижный трактир с хорошей кухней.

— Эт значить, в "Наливное яблоко", — не задумываясь, пробубнил абориген, щелкая вожжами.

Трактир действительно оказался заведением высшего разряда: два бугая-вышибалы на входе просеивали публику, пуская только платежеспособных, да и цены отпугивали простой люд. На пятачке у коновязи сгрудилось несколько колясок и оседланных лошадей, хозяева которых предавались чревоугодию в трактире

Внутри все оказалось вполне благопристойно, а по случаю раннего часа — почти без пьяной публики. Ее наемница недолюбливала. В дальнем углу обнаружились знакомые морды — наемники из их отряда. Они мирно завтракали, запивая жаркое молодым вином. При появлении начальства — реакции никакой — Яна заранее подала знак. Она здесь инкогнито. Поднявшись с Роном на второй этаж, умостились за чистым столом у окна. Тотчас прибежала служанка:

— Что господам угодно? Есть жаркое с фасолью в подливе, оленина в горшочках, куропатка, томленная в печи с белым соусом...

— Погодь, не тараторь... — далее последовал обстоятельный заказ, включая дорогое вино.

Яна, как и большинство наемников, не откладывала заработанные монеты в копилку, следуя нехитрому правилу жизни: сегодня жив, а завтра — кто его знает.

Пригубив терпко-сладкого вина, взялись за куропатку, источавшую аромат. Закончив с первым блюдом, не торопясь, дегустировали нежнейшую оленину. Разговоры за столом не вели, наслаждаясь трапезой.

На первом этаже послышался шум, громкие крики и женский визг.

— Рон, дружочек, глянь, что там стряслось.

Музыкант безропотно подался к лестнице. Вернувшись, доложил:

— Это недобитый барон Адольф ди Зиген скандалит, госпожа Рареш.

— Надеюсь, не с нашими вояками?

— Нет, он служанок тискает, орет, что хочет большой и чистой любви.

— Вот скотина, испортил нам обед. Ну я ему покажу большое и чистое чувство, архак его закусай.

Наемница бросила серебрушку на стол:

— Рассчитайся с заведением и прихвати с собой три бутылки вина, а я пойду наведу порядок. Да, ничему не удивляйся.

Рон поднял брови.

— Не обращай внимания на мои фокусы, так надо.

— Ага, как прикажете, госпожа.

Музыкант хлопнул в ладоши, призывая прислугу, а Яна, меняя внешность, спустилась на первый этаж.

В общем зале атмосфера накалилась до предела. Барон с пятеркой прихлебателей явно нарывался на скандал. Назревала генеральная драка, и наемники справедливо считали сыграть в ней первую скрипку. Но все испортила невесть откуда появившаяся яркая красотка, с таким глубоким декольте на блузке, что у мужской части посетителей заныли зубы. Действительно, зрелище не для слабонервных — идеальной формы грудь, обнаженная до розовых сосков, маняще колыхалась в такт скользящим шагам спускающейся ослепительной блондинки, а четко очерченные пухленькие губки настолько призывали к поцелуям и ласкам, что основная масса мужчин спеклась одномоментно и давилась слюнями, перемежаемыми икотой.

Барон застыл в нелепой раскоряченной позе — подобных женщин неземной красоты ему встречать не доводилось. Не дрогнули лишь ветераны-наемники, они-то сразу распознали Янины шуточки и потому с особым интересом следили за дальнейшим развитием событий.

Девушка между тем "белым лебедем" подплыла к барону и, усевшись за столик, поманила того пальцем. Тот засучил копытцами, заблеял и послушно опустился рядом. Роковая красотка чарующим голосом сирены попросила подать прохладного легкого вина. Барон зыркнул на свиту — те разбежались по залу, и вскоре на столе перед Яной (а это была, естественно, она) и бароном стояло с десяток запотевших бутылок и тарелок с фруктами.

Для ясности картины необходимо сказать несколько слов о самом бароне ди Зигене. Единственный сын у родителей, он рос избалованным ребенком. С детства имел взрывной характер. Кроме воинских занятий, охоты и кутежей ничем не интересовался. Барон, кстати, на виселицу не попал благодаря своим сомнительным увлечениям.

Перед самым началом мятежа в Империи ди Зиген оказался в приграничном городке Герлиц, куда ежегодно стекались любители рыцарских турниров. Архаика и яркость подобных зрелищ привлекала много публики, в том числе и богатенькой. Разыгрывались нешуточные призы — дорогие доспехи, редкой красоты мечи и кинжалы, и самое главное, весьма солидные кожаные мешочки с золотом и серебром. Оборотистые люди давно сделали из турниров доходный промысел — работал тотализатор со всеми атрибутами. И договорные поединки, и подставные бойцы. Словом, все как положено. За неделю турнира некоторые деловары умудрялись наживать состояния — народу-то приезжала тьма. Не только из окрестных трех герцогств, но и из соседнего королевства Гален, чьи жители слыли весьма азартными людьми. Игры, пари и заклады — неотъемлемая часть жизни почти любого галенца. Правители королевства давно смикитили получать доход с человеческой слабости. Игромания, поддерживаемая государством, — страшная штука. Соседи не зря называли (за спиной) галенцев больными на всю голову.

Так вот, наш "доблестный" барон решил сорвать куш на турнире, заявив себя на мечный бой. Конная дуэль на копьях отпадала — слишком много внешних факторов, где от поединщика мало что зависит. Понесла лошадь, лопнула подпруга или сломалось копье в самый неподходящий момент — словом, существовал неоправданный риск. А деньги Адольфу нужны были позарез — пришла пора жениться. Наследство покойных родителей профукано, дружине полгода не плачено жалованье, прислуга ропщет — того и гляди разбежится из замка.

Ди Зиген слыл одним из лучших мечников герцогства Адельгиз, потому через подставных лиц ставил деньги на себя любимого в поединках. Десять отборочных боев он прошел особо не напрягаясь, а вот вышедшая в полуфинал тройка рыцарей внушала некоторую тревогу.

Бои двух незнакомых рыцарей Адольф наблюдал — нормальные середнячки, с весьма неплохой техникой, не более. Опаску вызывал последний из тройки — пятикратный чемпион барон ди Лангранж, молодой гигант с холодными серыми глазами.

Как и опасался наш герой, в финальном бою ему пришлось биться с экс-чемпионом. Адольф, до сей поры кичившийся своей физической мощью и высоким ростом, бледно выглядел супротив своего противника, возвышавшегося монументальной башней в черных доспехах. Тем не менее ди Зиген храбро бросился в атаку, воодушевленный одобрительными воплями толпы и визгом эмансипированных дамочек. Он блошкой прыгал вокруг гиганта, нанося быстрые удары затупленным мечом. Лангранж невозмутимо отмахивался своей оглоблей — по-другому его двуручник не назовешь.

Минут десять поединщики рубились тупым железом на потеху зрителям — бой мечников завершал турнир. Наскоро сбитые трибуны не вмещали всех болельщиков и болельщиц, многие толпились за натянутыми канатами.

Адольф между тем отчаялся найти брешь в обороне противника, Лангранж, несмотря на свои габариты, оказался весьма техничен и быстр. Его молниеносный удар заметили лишь опытные бойцы. Шлем барона раскололся, и страшный меч, продолжая движение, застрял в плечевом сочленении доспеха. Адольф рухнул на траву, словно бык под молотом мясника, отключившись от внешнего мира. А проклятый Лангранж, чтоб ему на том свете вечно лизать раскаленную сковородку, вдобавок сломал ему три ребра, наступив закованной в железо ногой на грудь, выдергивая свой двуручник из поверженной тушки барона.

Итог турнира для Адольфа оказался весьма неутешителен: два мешочка серебра, кинжал в ножнах искусной работы и куча повреждений организма. В себя он пришел на третьи сутки, в замке молодой, но страшненькой вдовы, которая приняла самое горячее участие в его выздоровлении. Лечение затянулось на год. Коварным планам графини не суждено было сбыться — барон сбежал чуть ли не из-под венца и прибыл в родное герцогство к шапочному разбору.

Мятежники, то бишь коронные преступники, радовались награбленному, потирая липкие лапки. Не зная, что вскоре их ждет петля на эшафоте, с конфискацией. А вот барон ди Зиген, благодаря неудачному турниру, не влез в это грязное дело и остался жив.

Не будучи от природы дураком, Адольф вмиг сообразил, насколько близко стояла за его спиной смерть, потому и радовался жизни, обходя второй день кабаки столицы.

Опустошив бутылку вина, зеленоглазая обольстительница обратилась к барону с весьма заманчивым предложением:

— Ты душка, красавчег, дай я тебя почелую, — и шустро перебралась к нему на колени.

Наемники, в предвкушении яркой концовки зрелища, хихикали втихаря и заключали пари.

От сочных, пахнущих вишней, девичьих губ организм Адольфа испытал дикое вожделение. Его вполне уместную и готовую сорваться с языка фразу: "А теперь, крошка, поднимемся в номера" — бесцеремонно прервал трупный запах. Барон, открывший глаза, обнаружил в своих обьятиях покойного герцога ди Адельгиза, повешенного позавчера на главной площади. На шее живого трупа болтался кусок веревки с петлей, а из торчащего сбоку рта прокушенного синего языка сочилась темная кровь. У Адика волос поднялся дыбом по всему телу.

— Не хочу с тобой в номера, шалунишка, — закапризничал покойник. — Лучше пойдем со мной, у нас в аду хорошо, тепло, — и герцог мерзко захихикал, устраиваясь поудобнее на коленях барона.

Такого ужаса сознание Адольфа не выдержало. Превратившаяся в кареглазую красотку Яну, потыкав в бок пахнущего мочой барона, лежащего у стола, произнесла знаменитую фразу, вошедшую в фольклор наемников и жителей столицы:

— Фу, какой... противный засранец!

И удалилась с гордо поднятой головой. Музыкант последовал за ней.

Дальнейшая судьба барона ди Зигена оказалась весьма незавидной. От него отвернулись все, даже прихлебатели разбежались. Он запил в одиночестве в своем родовом замке, и спустя четыре месяца сломал шею, сверзившись с башни донжона. Куда забрался по пьянке.

* * *

Вечером третьего дня пребывания в Бамбурге у нашей Яны случился праздник — Леон сам предложил романтический ужин при свечах в его комнате. Намекнув о незабываемых ощущениях и феерических наслаждениях ночью. От услышанного девушку едва не обнял Кондратий, она побледнела, как полотно, и землянину пришлось поработать скорой помощью. Слава Единому Творцу, все обошлось, но, будучи в заторможенном состоянии, не могла произнести ни слова, а лишь согласно кивала. Леон, поцеловав девушку, исчез, а она, придя в себя, тотчас отправилась в город.