— Так и буду делать, госпожа, — пообещала Риата Лация и повторила. — Какая вы умная.
— Угу, — мрачно хмыкнула девушка и резким взмахом руки велела ей замолчать.
Завтрак в день отъезда оказался необычно обильным. Кроме варёной фасоли рабыни принесли подливку всё из той же печёнки, яйца, а также салат из варёной свёклы и моркови с оливками.
— Ешь всё! — приказала тётушка, буквально врываясь в комнату. — До усадьбы вам не попадётся ни одного места, где прилично готовят. У твоего дяди и его коскидов желудки бронзовые, а в твоём положении нельзя питаться чем попало, поэтому наедайся впрок.
— Что-то мне не очень хочется, госпожа Септиса, — затянула привычную песню племянница.
— Ешь, я сказала! — прикрикнула хозяйка дома и пригрозила. — Если твоя служанка отведает хоть крошку с того подноса, я прикажу её выпороть!
Грозно зыркнув на втянувшую голову в плечи отпущенницу, супруга регистора Трениума вышла, громко стуча подошвами сандалий по каменным плитам, а Ника с жадностью набросилась на еду.
Как и сказала Пласда Септиса, её муж взял с собой четырёх коскидов. Ещё с ним отбывали четыре раба, нагруженные большими, тяжёлыми корзинами, и Риата Лация, чей груз даже выглядел значительно легче.
Отдав последние распоряжения, дядюшка забрался в паланкин, где уже полулежала заботливо укутанная одеялом племянница.
Едва невольники оторвали носился от земли, она робко спросила:
— Мы что..., так и поедем..., до самой усадьбы?
Пару раз недоуменно хлопнув ресницами, её спутник рассмеялся:
— Нет, конечно. За Фиденарскими воротами нас ждут повозки. Вы же знаете, что днём их движение по городу запрещено. Или вы хотите прокатиться в телеге мусорщиков? Только им позволено кататься в любое время.
Девушка еда не покраснела, устыдившись собственной глупости. К счастью, регистор Трениума не стал читать ей нотацию или смеяться, а отодвинув край занавески, громко сказал:
— Господин Минуц, после Орлиной дороги сверните к Ипподрому, а уж оттуда к Фиденарским воротам, — многозначительно усмехнувшись, он посмотрел на притихшую родственницу. — Сделаем небольшой крюк. Хочу показать вам дом господина Авария. Клянусь Питром, такого вам видеть ещё не доводилось.
И довольный дядя откинулся спиной на подушки.
Город только просыпался. Солнце, потихоньку выкарабкиваясь из-за горизонта, освещало узкие улицы, успевшие уже освободиться от повозок, доставлявших разнообразные припасы, необходимые для нормальной жизни большого города, но ещё не заполнившиеся толпами вечно спешащих жителей. Хотя одинокие прохожие встречались даже сейчас.
Особенно часто они стали попадаться, когда маленький караван регистора Трениума покинул квартал особняков. Зевая, торопливо шагали одетые в серые или тёмно-коричневые плащи мужчины с грубыми лицами. То ли воры, то ли ещё какие-то труженики, работавшие в ночную смену. Медленно брели запоздалые гуляки из тех, кому не удалось упиться до беспамятства. Они то молча опирались о стены домов, то шарахались по всей улице, горланя обрывки песен. Иногда их поддерживали под руки рабы, одетые столь же неряшливо, как и хозяева.
Нику изрядно озадачило такое количество пьяных в столь ранний час да ещё и на центральной улице столицы. На всякий случай покопавшись в памяти и не отыскав ответа, она решила обратиться за разъяснением к своему спутнику:
— Видите эти дома? — вместо ответа кивнул тот на выстроившиеся по сторонам местные "небоскрёбы". — Выше второго этажа живёт всякий сброд: коскиды полунищих покровителей, бедные юристы, поэты, писцы и просто бездельники, готовые составить компанию любому, кто согласится их накормить. В последнее время многие горожане, подражая состоятельным людям, приглашают подобных типов за стол, чтобы те расхваливали их перед настоящими гостями. Это они сейчас расползаются по своим клетушкам.
Понимающе кивнув, племянница вновь стала наблюдать за улицей, а дядюшка задремал, прикрыв глаза.
Тем временем паланкин проследовал мимо святилища Сенела. Потянулась высокая каменная ограда примыкавшего к храму парка. Девушка знала, что там имеется пруд, на котором живут священные лебеди. Специальные жрецы по их полёту предсказывают будущее.
Кто-то из рабов оступился, носилки слегка тряхнуло. Регистор Трениума, поморщившись, открыл глаза, и широко зевая, потянулся. Ника подумала, что он сейчас обругает нерадивого невольника, но отодвинув занавеску, тот вскричал:
— Посмотрите, госпожа Юлиса — Сенат!
В конце улицы, за небольшой площадью с конной статуей Ипия Курса Асербуса темнело массивное здание с невзрачным куполом и колоннадой по фасаду. Как и большинство сколько-нибудь значительных сооружений Империи, оно стояло на невысокой насыпи, а к дверям оплота местной демократии вела широкая мраморная лестница, на которой сидели и стояли человек тридцать, очевидно, явившихся сюда в поисках правды и справедливости.
Метров за пятьдесят до монумента первому императору носильщики свернули в проход между пятиэтажными домами. За ними расположились здания поменьше, а потом вновь потянулись глухие стены особняков.
"Ну, и чего я здесь увижу?" — с раздражением подумала Ника, проводив взглядом очередные ворота, покрытые вычурной резьбой с блестящими, металлическими накладками.
Видимо, уловив её скептицизм, дядюшка многозначительно ухмыльнулся.
Миновав очередной переулок, девушка с удивлением обратила внимание на то, что оштукатуренная стена следующего дома расчерчена неглубокими канавками на ровные прямоугольники, каждый из которых украшал расположенный в центре барельеф. Тут были виноградные лозы, венки из лавровых и дубовых листьев, львиные морды и свернувшиеся кольцами дельфины. По сторонам широких, богато изукрашенных ворот из стены выступали половинки колонн.
— Господин Минуц! — высунувшись из паланкина, окликнул коскида регистор Трениума. — Постучите. Нас должны ждать.
После первого же удара деревянным молоточком по вделанной в филёнку металлической пластинке створки медленно и торжественно распахнулись, открывая взору небольшой замощённый каменными плитами двор с фонтаном. По середине круглого бассейна на пьедестале поднимался на хвосте мраморный дельфин, из пасти которого била вверх чистая прозрачная струя. А за ним расположился непривычного вида дом, или скорее небольшой дворец с двумя высокими кипарисами по бокам ведущей к входной двери лестнице.
Четыре больших окна на первом этаже прикрывали плотные, ярко расписанные ставни, а шесть поменьше на втором поблёскивали небольшими стёклышками, вделанными в металлический переплёт.
В свете восходящего солнца густо побелённые стены отливали розовым, придавая зданию весёлый, даже праздничный вид.
К носилкам, мелко семеня, подбежал невысокий, полный раб с блестящей табличкой на груди и масляной улыбочкой на круглой, гладко выбритой физиономии.
— Да хранят вас небожители, господин Септис. Хозяин приказал показать вам дворец.
— Ну? — удостоив невольника небрежного, короткого кивка, обратился дядюшка к племяннице. — Нравится?
— Красиво, — не стала спорить та. — Необычно.
— А позади ещё и сад, — сообщил довольный произведённым впечатлением собеседник. — В этом прекрасном доме не хватает только хозяйки. Такой, как вы.
Дабы не выдать своего истинного отношения к подобной перспективе, Ника смущённо отвернулась и увидела, как десяток рабов вытаскивают из сарая большой, красивый паланкин.
— Господин Аварий умеет жить красиво, — с откровенной завистью вздохнул Итур Септис Даум.
В этот момент оббитая медью двустворчатая дверь за колоннадой распахнулась, и из неё повалила толпа пёстро одетых мужчин.
"Коскиды, — догадалась девушка. — Значит, сейчас появится и их покровитель".
Заткнувшись на полуслове, дядюшка пробормотал, словно читая её мысли.
— Куда это он так рано собрался?
Кругломордый невольник, видимо решивший, что вопрос обращён к нему, растерянно пожал плечами.
— Откуда же мне знать, господин Септис?
Игнорируя раба, регистор Трениума скомандовал:
— Идём дальше.
И пояснил племяннице, продолжавшей разглядывать примечательное жилище главного смотрителя имперских дорог.
— Ни к чему, чтобы нас видели вместе.
Внезапно Нике ужасно захотелось ещё раз посмотреть на своего жениха. Первый и пока последний раз они встречались в сумерках, да и сидел он так, что девушка не смогла разглядеть его как следует. Поэтому сейчас, сидя по ходу движения носильщиков, она не отрывала глаз от крыльца дома Постума Авария Денсима.
Увы, то ли рабы шагали слишком быстро, то ли жених не торопился предстать пред ясны очи суженой.
Разочарованная Ника опустилась на подушки, а её спутник, задумавшись, сурово свёл брови к переносице.
Вдруг позади послышались крики:
— Господин Септис, подождите!
— Что такое? — встрепенулся тот, выглядывая из носилок.
К ним, тяжело дыша, подбежал знакомый полный невольник и, отдуваясь, проговорил:
— Господин Септис, господин Аварий просит вас подойти.
— Сейчас? — с тревогой уточнил регистор Трениума.
— Ну да, господин, — растерянно подтвердил посланец.
— Эй, Дулом, возвращаемся к дому господина Авария! — громко распорядился Итур Септис.
"Мог бы и пешком дойти", — мысленно проворчала его племянница, весьма заинтересованная столь несвоевременным и поспешным вызовом.
У всё ещё распахнутых ворот рабы остановились, опустив носилки на землю. Резво выбравшись из них, регистор Трениума торопливо зашагал через двор.
Столпившиеся вокруг шикарного паланкина коскиды Авария расступились, и отодвинув лёгкую занавеску, оттуда на миг выглянуло чисто выбритое, обрюзгшее лицо, чей цвет показался девушке каким-то чересчур жёлтым и даже с лёгким зеленоватым отливом.
Озадаченная Ника приподнялась на ложе, и вытянув шею, постаралась рассмотреть его получше, но подоспевший дядюшка уже заслонил потенциального жениха от взора невесты.
"Вот батман! — мысленно выругалась та. — Нет, ну он на самом деле жёлтый, или мне показалось?"
Чуть отодвинув край занавески, девушка напряжённо, до боли в глазах всматривалась в проплывавший мимо паланкин, стараясь разглядеть пассажира, укрытого за лёгкой, полупрозрачной тканью, но смогла различить лишь смутный силуэт неопределённого цвета.
"А со мной даже увидеться не пожелал", — буркнула про себя Ника, прячась от любопытных взоров коскидов Авария.
Вернувшись на своё место, дядюшка коротко бросил:
— Поторапливайтесь.
И усевшись, мрачно уставился на племянницу. Той стало не по себе, но она скоро догадалась, что спутник смотрит куда-то мимо неё. Чем дольше он молчал, тем тревожнее становилось у неё на душе. Не выдержав, девушка спросила:
— Что-то случилось, господин Септис?
Взгляд спутника сделался осмысленным, словно он очнулся от каких-то угнетавших его размышлений.
— Император передал наше дело на рассмотрение в Сенат.
— Почему так, господин Септис? — не на шутку удивилась Ника. — Это же он отдал приказ казнить моего деда и конфисковал имение.
— Потому что я ссылаюсь на закон, принятый именно Сенатом! — раздражённо пояснил мужчина. — Это сенаторы Радла придумали, что женщина может наследовать земельные владения. Вот наш мудрый государь и потребовал, чтобы они сами решили этот вопрос. А он лишь утвердит их постановление.
Судя по мрачному настроению дорогого родственника, данное известие его явно не обрадовало. Тем не менее девушка на всякий случай спросила:
— Это плохо?
— Да уж ничего хорошего! — с досадой фыркнул дядюшка.
Племянница уже подумала, что он ограничится лишь этим коротким, но предельно ёмким замечанием, однако спутник всё же счёл нужным пояснить:
— Наши лучшие люди торопиться не любят и способны протянуть с решением вопроса полгода, а то и дольше. Вся надежда на господина Касса Юлиса Митрора. Может, ему удастся как-нибудь ускорить рассмотрение нашего прошения? Но, думаю, теперь и он не поручится за то, что получится вернуть ваше имение.
— Это потому, что сейчас оно принадлежит брату одного из сенаторов? — догадалась собеседница.
— Не только, — покачал головой регистор Трениума. — В Империи уже давно не отнимали землю у мужей из древних и знатных родов, а уж передавать её никому неизвестной девице — дело вообще неслыханное.
— Но есть же закон..., — робко заикнулась Ника, но тут же замолчала, с тревогой глядя на досадливо махнувшего рукой дядю.
— Все знают, что его принимали специально для одного конкретного случая и никогда больше не применяли.
— Тем не менее его никто не отменял, — насупившись, буркнула племянница. — А разве уважение к законам не является одним из столпов Империи?
— Вот только не надо мне лекции читать, госпожа Юлиса! — поморщился спутник. — Хвала богам, я лучше вас разбираюсь в юриспруденции. Нашим слабым местом может стать не закон, а ваше происхождение. Вот его-то Аттил с приятелями и будет ставить под сомнение.
— То есть они постараются всех убедить, что я самозванка? — усмехнулась девушка.
— Во всяком случае, это проще, чем игнорировать закон, — кивнул регистор Трениума.
— А император верит, что я внучка сенатора Госпула Юлиса Лура? — после непродолжительного молчания спросила Ника.
Посмотрев на неё с нескрываемым одобрением, дядюшка наставительно проговорил:
— Одни небожители знают, что на уме у Константа Великого. Господин Аварий сказал, что государь повелел Сенату разобраться с этим делом, и всё.
— Неужели господин Аварий не знает, какие разговоры ходят обо мне при дворе? — недоверчиво вскинула брови племянница.
— Ещё никакие не ходят, — проворчал собеседник. — Пока мало кто знает о вашем появлении, а главное, о претензиях на Домилюс. Сейчас всех больше интересует арест возничего Арифиза. Но это ненадолго. Новости в Радле умирают быстро, так же как и рождаются. Поэтому вам необходимо побыстрее набраться сил.
— Простите, господин Септис, — удивилась девушка столь странной логической цепочке. — Но причём тут моё здоровье?
— При том, госпожа Юлиса, — наставительно проговорил регистор Трениума. — Как только история необыкновенного спасения сына сенатора Госпула Юлиса Лура и возвращения его внучки с края земли разойдётся по городу, отыщется немало уважаемых и знатных людей, которые захотят с вами познакомиться, а помощь некоторых из них может быть очень полезна для получения нужного нам решения Сената.
Очевидно, высказав всё, что хотелось, он сурово замолчал, вновь погрузившись в размышления.
Ника прекрасно поняла ход мыслей спутника, однако, сказанные перед этим слова наставительно требовали разъяснения. Поэтому понимая, что рискует вызвать неудовольствие дядюшки, она тем не менее отважилась спросить:
— Господин Септис, вы сказали, что сенаторы могут мне не поверить?
Тот кивнул.
— Вы полагаете, что их не убедят ни письма моего отца, ни ваше слово?
Глянув на племянницу со снисходительным сожалением, как на неразумное дитя, регистор Трениума грустно покачал головой.
— Со времени вашего почтенного отца многое изменилось, госпожа Юлиса. Сейчас среди сенаторов встречаются такие, кто вечером не поверит в наступление ночи, если будет выгода. Понимаете меня?
