Гаор облегчённо закрыл глаза и успел подумать: "И зачем в зал загонял, лежать я и на кровати мог". Но раз получен такой приказ, будем его выполнять, пока не получим следующего. И последних фраз Рарга он уже не слышал.

— Не ошибся я, значит. Ты здорово похож на него, когда звереешь. Повидал я его... на всю жизнь насмотрелся.

Когда Гаор проснулся, в зале было по-прежнему тихо и пусто. Забывшись, Гаор рывком сел и зашипел от боли. Нашёл взглядом часы. Начало восьмого. Проверяя себя, осторожно огляделся. Никого. "Здорово получается", — усмехнулся Гаор и осторожно, стараясь не делать резких движений, встал и потянулся, расправляя мышцы. Тело сразу отозвалось болью многочисленных ран и царапин. Чёрт, хорошо, конечно, что удалось поспать, но завтра ему либо за руль, либо в гараж, так что разлёживаться нельзя. Ну и начнём разминку заново помаленьку-полегоньку.

Когда Рарг появился в зале, Гаор не заметил. Просто поднял голову и увидел. Тот молча смотрел на него, а когда их глаза встретились, сказал.

— Бери куртку и иди за мной.

— Да, господин Рарг, — ответил привычной формулировкой Гаор.

Рарг привёл его в один из соседних залов. По стенам и посередине стояли всевозможные тренажёры, в углу стойка со штангами, гирями, гантелями. Выслушав краткое, но вполне чёткое и внятное распоряжение о порядке упражнений, Гаор ответил положенной фразой и приступил к работе. Отягощений ему брать было не велено, и получалось, что он должен не столько работать, сколько ознакомиться со всеми этими сооружениями и приспособлениями, многие из которых он видел впервые, и даже не сразу соображал, что и как надо нажимать.

К восьми он был мокрый от пота, а тренажёров не пройдена и половина. Вот чёрт. И что сейчас? Ввалят? Но Рарг ограничился кратким:

— Завтра сюда и продолжишь.

— Да, господин Рарг, — выдохнул Гаор, смаргивая с ресниц пот. — Завтра сюда и продолжить.

Отдав распоряжение, Рарг, как обычно, повернулся к нему спиной, что всегда означало окончание тренировки. Гаор надел куртку и ушёл. Отчаянно зудели и чесались царапины и ссадины, болели зашитые раны, но в целом... в целом, он если и не ого-го, то всё-таки и даже кое-как. Любил этот сержант-воспитатель выражаться такими не очень внятными, но всем понятными оборотами. Во всяком случае, они — шкеты и пацаны из начальных классов — понимали его даже лучше, чем офицеров, отдававших приказы и читавших лекции уставными фразами.

Восемь периодов пять долей — время господского ужина, и во внутренних коридорах рабская беготня. На Гаора смотрели с изумлением и даже страхом. Остановиться и поболтать никто, разумеется, и не попытался, но и прежнего пренебрежения в этих взглядах не было.

До казармы он добрался вполне благополучно. И сразу, едва в коридор вошёл, к нему подбежала Снежка.

— Иди, тебя Медицина ждёт, велела сразу, как есть, идти.

— Понял, — кивнул Гаор.

Усвоенная у Сторрама и в Дамхаре привычка не спорить с матерями — а что бы и как бы ни было, Первушка для него в первую очередь мать-лекариха — не дала ему даже зайти в спальню переодеться. Велено же "как есть идти".

Прежде, чем войти в её "амбулаторию", Гаор стукнул костяшками пальцев по дверному косяку, но толкнул дверь, не дожидаясь ответа. Первушка была одна и улыбнулась ему.

— Заходи. Раздевайся, посмотрю тебя.

Гаор стал раздеваться, складывая одежду на табурет.

— Всё снимай, — сказала Первушка. — Хозяйство твое тоже посмотрю.

— А что? — ответил вопросом Гаор, разуваясь. — Могло пострадать?

— Ты сам видел, как Мизинчика уделали, — просто сказала Первушка. — Они на горло и пах приучены.

— И за что его так? — небрежным тоном спросил Гаор, снимая штаны и трусы.

— Второму Старому не угодил, — так же небрежно ответила Первушка, приступая к осмотру.

Гаор сцепил зубы, пересиливая боль не так от осмотра, как от услышанного. Второй Старый — это Орнат Ардин, младший брат главы рода Орвантера Ардинайла, дядя его хозяина и... и скольким "родовым" он приходится отцом, дядей и дедом? А этому мальчишке...?! Но спросил он о другом, более важном.

— И часто такое?

— В каждый праздник, — ответила Первушка.

— А сегодня какой?

— У Сынка день рождения, вот и забавляли его. К свету повернись. Кто зашивал тебя?

— Врач в восточном крыле.

Первушка удивлённо посмотрела на него.

— Он же для охраны. Ну, и других из вольной обслуги. Как ты к нему попал?

— Рарг привёл, — спокойно ответил Гаор.

Она, помедлив, кивнула и продолжила осмотр. Смазала ему чем-то открытые ссадины и царапины, проверила, как держатся наклейки на швах.

— Мыться будешь, мочалкой пока не трись.

Гаор это хорошо помнил ещё по училищному лазарету, но только молча кивнул.

— А так-то ты легко отделался, самое главное, — она усмехнулась, — в целости и сохранности.

— Самое главное беречь надо, — ответно улыбнулся Гаор.

Он чувствовал, что она что-то ещё собирается ему сказать, но чего-то медлит. Но спрашивать впрямую не стал. И она сказала сама.

— Мажордома выпороли, знаешь?

— Меня увели, когда он раздевался ещё, — осторожно ответил Гаор.

Она кивнула.

— Фрегор и сам порол, и другим велел, — и испытующе глядя на него. — Из-за тебя ведь. Ты целый, считай, а Мажордом лежит, встать не может.

— А ты б хотела, чтоб наоборот? — открыто спросил Гаор.

Она пожала плечами.

— Хозяйская воля священна. Но... смотри, переменчив твой.

— Спасибо, — улыбнулся Гаор и стал одеваться.

Она молча смотрела на него, непонятно чему улыбаясь.

* * *

20.07. — 10.08.2002; 3.11.2010

СОН СЕДЬМОЙ

(продолжение)

всё там же...

"Красота спасёт мир". Ох Моорна, Моорна. Может, тот писатель и хорошо писал, но как философ — он дурак и даже хуже. Никого и никогда красота не спасала. Гаор всегда это знал, даже нет, изначально чувствовал, с детства, а жизнь потом день за днём убеждала его в этом. Красота не спасает, а губит. И, как правило, своего носителя. Большерогих оленей спасла не их красота, а жадность королей, не желавших терять такую дичь, и всю Королевскую Долину тоже.

А Королевская Долина ведь и в самом деле красива. И прячущиеся в её глубине дворцы, и сокровища в этих дворцах. И какая же мерзость творится среди этой красоты?!

Разумеется, Гаор читал о гладиаторских боях — любимом развлечении королей и знати дуггуров в древности, но что это сохранилось и сейчас... даже помыслить не мог. И во что это выродилось — тоже. Какой это, к чёрту, бой, когда против обученных собак выставляют мальчишку или раненого, который только и может, что пытаться убежать, а господа наслаждаются зрелищем не боя, а смерти, когда собаки разрывают беззащитного. И, зачастую, их же родича, только с клеймом и в ошейнике.

Гаор понимал, что только положение личного раба Фрегора спасает его от смерти, скорой, но нелёгкой. После боя с собаками остальные рабы стали его побаиваться, задевать в открытую не рисковали, боясь, как он понимал, нарваться на ответный удар, но "родовые" — и это он тоже понимал — боялись не его ударов, а гнева его хозяина — Фрегора. Некоторые даже пытались заискивать, и их показное вымученное дружелюбие было противнее прежнего пренебрежения. Он теперь не верил никому из них. Никому. И это было тяжелее всего.

А так, при всём её разнообразии, жизнь шла размеренно и ровно. Подъём, уборка и оправка, завтрак, работа в гараже или на выезде, обед, период в гараже, период отдыха, тренировка, период отдыха, ужин, личное время, отбой. Паёк сытный, постель мягкая, бабы податливые, и даже прислуга есть. Живи — не хочу! А ведь и не хочется. Но... но надо. Потому что это: роскошь и изысканность сверху, мерзость, кровь и грязь внутри, — это тоже, как говорил Кервин: "все знают, и никто не говорит". А значит, он здесь в разведке. А для разведчика что главное? Не просто выжить, а вернуться и доложить. И для журналиста так же: найти, узнать и передать в печать. А значит, глаза и уши пошире, рот поуже, язык за зубами. Смотри, слушай и запоминай. И помалкивай. Помни: длинный язык до горла укорачивают.

Гаор старался заканчивать свои рассуждения шуткой, чтобы уж не совсем погано было. А вокруг таял снег, вдоль шоссе и дорожек бежали ручьи, ослепительно сияло солнце, и стремительная аргатская весна уже одевала деревья и кусты зелёным пухом. И если бы не жившие здесь сволочи, как бы хорошо здесь было!

День за днём, день за днём, день за днём... В Дамхаре были рейсы, у Сторрама выходные и сигаретные выдачи... В "Орлином гнезде" время счета не имело. Ни выходных, ни праздников. Даже сигареты получали у Мажордома каждый сам по себе. Как закончился паёк, идёшь после ужина к Мажордому, сдаёшь пустую пачку, выслушиваешь тираду, что слишком быстро выкурил, и, может, получишь новую, а может, и нет, а может, и получишь, но не сигареты, а кое-что другое. Скажем, собственноручную оплеуху, а то и приказ на порку.

С ним, правда, Мажордом ни разу такого не позволял. Но у Гаора были, кроме пайковых сигарет, ещё и подаренные хозяином. Он даже их не проносил в казарму, а так и держал в бардачке. В каждой машине у него лежала пачка и зажигалка. В этом плане к хозяину у него никаких претензий. Тот даже не ждал его просьб, а сам зачастую, распечатав пачку и закурив, небрежно перебрасывал ему.

— Кури, Рыжий.

Он благодарил и оставлял пачку в бардачке. А зажигалки заправлял в гараже: было там и зарядное устройство, а в лимузине так зажигалки были вмонтированы и в переднюю, и в заднюю панели. Чтобы шофёр и пассажиры могли курить независимо друг от друга.

Гаор даже испытывал некое чувство почти благодарности к хозяину, но как-то услышал его брезгливое замечание, когда подсаженный пассажир попытался закурить свои.

— Меня тошнит от этой дешёвки.

Вполне прилично одетый господин поспешно погасил в пепельнице свою сигарету и стал извиняться, а Фрегор уже иным, добродушно-снисходительным тоном сказал:

— Рыжий, дай ему своих.

Гаор, разумеется, выполнил приказ, покрасневший от унижения господин закурил, а от благодарности ничего не осталось.

Да, теперь случалось и такое, что, выехав на условленное место, не хозяин пересаживался в другую машину, а к ним подбегали, и хозяин небрежным жестом отправлял "клиента" на переднее сиденье. И тот, сидя рядом с лохматым рабом, должен был говорить перегибаясь и оборачиваясь, испытывая тем самым двойное неудобство. Разговоры чаще всего шли обиняками и недомолвками или на неизвестном Гаору жаргоне, в котором причудливо смешивались военные термины и блатные словечки, и Гаор мог только догадываться о смысле. Чаще всего, когда "клиент" покидал их машину, хозяин самодовольно хмыкал и командовал:

— Открой окно, Рыжий, а то от его глупости не продохнуть стало, — и хохотал, восторгаясь собственным остроумием.

Такое доверие — Гаор понимал, что оказался допущенным к изнанке работы Тихой Конторы — не радовало. Многознающие недолговечны — всё чаще всплывала в памяти фраза из какого-то прочитанного ещё в училище исторического романа, затрёпанного до дыр из-за подробных сцен развлечений короля с наложницами. Он тогда тоже... упивался, но до развлечений "Орлиного Гнезда" безымянный — обложку роман утратил задолго до того, как попал ему в руки — автор не додумался. И из всего романа, наполненного кровавыми битвами и сладострастными оргиями, сейчас в голове только эта фраза. Многознающие недолговечны. Врёте, гады, выживу, вы меня ещё до края не дожали. Выживу, расскажу. Удалось же сказать о глазах на ладонях, и кем на самом деле были "огненные змеи, что как дохнут, так посёлка нет". И услышали, и дальше передали, и белые конверты были. Нет, надо... делай, что должно, и пусть будет, как будет. Тоже не нами придумано, который век гуляет. Вот и будем по завету предков.

Тренировки при всей их изощрённости и утомительности были, пожалуй, самыми приятными периодами. Он по-прежнему еле доползал после них до спальни, но вкалывал честно. Рарг был мастером своего дела, и поучиться у такого... в определённом смысле везение. Это надо ценить. И Гаор ценил, выражая своё отношение беспрекословным и старательным выполнением всех распоряжений Рарга. Любой другой способ был бы понят неправильно и потому неприемлем. Понимал ли это Рарг, какие свои выводы тот сделал, узнав у него имя отца... ничего этого Гаор не знал и не пытался узнать. Однажды в редакции от кого-то, кажется, от Туала, он услышал хорошую фразу: "Прежде чем спросить, подумай: хочешь ли ты услышать ответ, а вдруг тебе скажут правду". А хорошему совету грех не последовать.

После одного из жёстких спаррингов Рарг, отпустив парней замыть кровь и сменить испачканную форму, сказал ему:

— Звереешь быстро. Смотреть вдаль надо, а ты дальше чужой морды уже не видишь ничего.

— Да, господин Рарг, — выдохнул он, держа привычную стойку.

Рарг кивнул.

— Этого оружия у тебя не конфискуют, с умом применяй.

— Да, господин Рарг.

Рарг удовлетворился его ответом и погнал на тренажёры.

Что Рарг учит его не только обороняться и не просто вырубать нападающего, но и атаковать самому, Гаор понял быстро. Для раба-телохранителя такое знание излишне, это кого же из него готовят? Всё чаще приходила неприятная мысль о гладиаторских боях, но он старался об этом не думать. Даже после того, как, придя на очередную тренировку, услышал неожиданное:

— Пошли.

Пошли так пошли. Он думал, что перейдут в другой зал, но Рарг вывел его во двор и привёл... на псарню. Опять собаки?! Псарню так же окружал высокий, да ещё с колючей проволокой поверху, забор. Рарг постучал в маленькую узкую калитку, пробурчал что-то невнятное в открывшееся окошечко, и им открыли. Сжав кулаки, пересиливая подкатывающий к горлу противный комок страха, Гаор следом за Раргом перешагнул порог.

Мужчина в камуфляже, который тогда рыдал над убитой собакой, встретил их неприветливо. Стоя, где указал ему Рарг, Гаор слышал только его негодующие выкрики, потому что Рарг говорил слишком тихо.

— Да ни хрена! — возмущался, как понял Гаор, "собачий командир". — Он мне две своры загубил... Ты понимаешь, что до праздника всего ничего? Мне собак к празднику готовить надо... у меня щенки не притравлены, а ты мне его подсовываешь...

Праздник, какой ещё праздник? И тут Гаор вспомнил, что сейчас март, а первого апреля весеннее солнцестояние. Так... так они Солнце, Небесный Огонь, Золотого Князя, вот так чествовать будут? Травлей?! Он задохнулся от гнева, но тут же сообразил, что даже если поубивает здесь прямо сейчас вот этих, лающих на него из своих вольеров собак, то ничего не изменит. Только добавит работы "собачьему командиру" с новыми собаками.

Рарг умел добиваться своего. И Гаора научили вырубать нападающих собак. Прикрытие у этих занятий, как понимал Гаор, было то же: готовят телохранителя, а вдруг на любимого хозяина натравят. После этой тренировки он вернулсяя в казарму опять в изорванной собаками одежде, с царапинами от когтей и лёгкими покусами. И хотя серьёзных ран не было, пошёл к Первушке смазываться.