И все же этот остров безумия привлек еще больше кораблей Харпара. Они приближались к незваным гостям-чарисийцам, готовясь завалить их до того, как кто-нибудь сможет прийти им на помощь. И в процессе они создали свободное пространство, место, в которое "Дистройер" смог ввести усеченную линию за собой.
— Сейчас, Стивин! — рявкнул он.
— Да, да, мой господин! — Стивин Эрейксин, его флаг-лейтенант, прокричал сквозь хаос и направился к левому борту юта.
Эрейксин сбросил свой дождевик, когда дождь прекратился. Теперь он сунул руку в карман своей порванной, пропитанной дымом форменной туники, извлек одну из "свечей Шан-вей" коммодора Симаунта и чиркнул ею по казенной части карронады. Она выплюнула искры, вспыхнула и с шипением ожила, и он прикоснулся ей к взрывателю любопытного на вид устройства, прикрепленного к поручню "Дистройера".
Мгновение ничего не происходило, а затем что-то зашипело и сверкнуло еще более свирепо. Эрейксин поспешно отступил назад... и самая первая сигнальная ракета, когда-либо использовавшаяся в бою на поверхности Сейфхолда, описала дугу в ночном небе. Она взмыла вверх, извергая огненный след, который вызвал укол атавистического ужаса у людей, погруженных в ограничения Запретов Джво-дженг.
Если бы это не заставило их замереть, они бы поняли, что это должно было быть. Они работали и тренировались с порохом достаточно долго, чтобы понять, что это всего лишь еще одно применение знакомого материала. Но он действительно обрушился на них холодом, и когда он взорвался яркой, оглушительной вспышкой высоко над головой, некоторые из них — люди, которые, не дрогнув, столкнулись с водоворотом воющих выстрелов, — вконец запаниковали.
Эта паника длилась недолго. Были те, кто понимал, что они видят, несмотря на удивление, и были другие, которым просто было все равно, какую дьявольщину, порожденную Шан-вей, могли принести с собой еретики-чарисийцы. Они собрали своих более напуганных товарищей, и интенсивность огня, которая заметно снизилась при запуске ракеты, снова начала расти.
Но ракета была только предшественницей. Только признак того, что еще впереди. Когда она взорвалась над головой, десять чарисийских галеонов — каждый из вооруженных снарядами кораблей Рок-Пойнта, который еще не был вовлечен в одну из яростных абордажных схваток, — прекратили стрельбу ядрами.
* * *
— Лэнгхорн! — Корнилис Харпар ахнул.
"Суорд оф Год" до сих пор избегал рукопашной схватки, но теперь его флагман направлялся в котел, ведя за собой еще дюжину галеонов, чтобы перекрыть проникновение чарисийцев и сокрушить незваных гостей. Генерал-адмирал был поражен так же, как и все остальные, когда ракета с шипением взлетела с "Дистройера", но он также был одним из тех, кто сразу понял, что в этом не было ничего демонического. На самом деле, он поймал себя на том, что удивляется, почему такая же идея никогда не приходила ему в голову.
Чего он не понимал, так это для чего предназначалась ракета. В течение нескольких минут он действительно надеялся, что это был сигнал к отступлению, что чарисийцы поняли, что их слишком мало, чтобы добиться победы. Но потом он обнаружил свою ошибку.
Он смотрел прямо на КЕВ "Кинг Сейлис", когда пятидесятивосьмипушечный галеон выпустил полный залп тридцатифунтовых снарядов в КФБ "Холи рит" с расстояния девяноста ярдов. Только три из двадцати семи снарядов промахнулись. Два взрывателя не сработали — артиллеристы, использовавшие их в первый раз, не установили их должным образом. Но оставалось двадцать два, и даже тесты коммандера Мандрейна по-настоящему не подготовили Рок-Пойнта и его экипажи к тому, что произошло дальше.
"Холи рит" взорвался.
Это было похоже на какую-то ужасную лавину света. Взрыватели барона Симаунта все еще находились в стадии разработки. В отличие от ударных взрывателей, разработанных им для нарезных снарядов, которые ему пока не разрешили производить, в гладкоствольных снарядах использовались взрыватели, срабатывающие при вспышке, когда взрывается пороховое топливо, и ему еще не удалось придумать состав взрывателя с полностью равномерной скоростью сгорания. В результате снаряды взорвались не сразу, а по очереди. Все они взорвались в течение не более трех секунд, но между ними были заметные промежутки — промежутки, достаточные для того, чтобы флот Бога понял, что какие бы боеприпасы ни выпустил "Кинг Сейлис", это взрывались сами снаряды. Это не были собственные боеприпасы "Холи рит", это было еще одно новое чарисийское оружие.
А затем, когда разрывы снарядов достигли крещендо, боеприпасы "Холи рит" действительно рванули. Его главный пороховой погреб взорвался, как извергающийся вулкан, разметав его на куски и разбросав осколки по морю.
* * *
Двенадцатифутовая секция грот-мачты "Холи рит" врезалась в корпус "Суорд оф Год", как таран какого-то сумасшедшего великана. Обломок попал достаточно низко, а корпус был достаточно прочным, чтобы устоять, но Харпар почувствовал, как удар пробежал по его ногам, как будто корабль только что налетел на риф.
И все же он едва ли заметил это. Он был слишком занят, пытаясь осознать масштабы катастрофы, которая только что обрушилась на его флот.
* * *
"Кинг Сейлис" был не единственным чарисийским кораблем, стрелявшим снарядами.
Как КЕВ "Грин холлоу", КЕВ "Кинг Хааралд", КЕВ "Порт-Ройял", КЕВ "Уэйв"... и эффект был ужасен. Имперский чарисийский флот заплатил ужасную цену, но он втянул практически весь флот Харпара в яростный бой на близком расстоянии. Теперь снарядный огонь разорвал сразу дюжину галеонов этого флота.
Не все эти первоначальные залпы были такими смертоносными, как у "Кинг Сейлиса", и ни одна из этих других целей просто не взорвалась в самых первых залпах. Но в некотором смысле цепочки разрывающихся снарядов — повторяющиеся цепочки разрывающихся снарядов — были еще хуже. Они были доказательством того, что случившееся с "Холи рит" на самом деле не было случайностью... и они показали, как корабль может быть разрушен взрыв за взрывом.
Корпуса были разорваны, огромные участки настила взлетели в воздух, мачты повалились, и пламя начало танцевать и потрескивать в обломках.
* * *
Это было уже слишком. Харпар знал, что должно было произойти. Он знал, что не сможет остановить это... и ему ни разу не пришло в голову обвинить в этом своих людей. Как он мог? Он знал, что они отдали и пережили. Он знал, что они стояли лицом к лицу с хвалеными чарисийцами, и если они не были так хороши, как чарисийцы, то были достаточно хороши. Они побеждали, превосходя опыт и огневую мощь чарисийцев численностью и необузданной храбростью.
Но всему есть пределы, и каким бы ни было это новое и ужасное оружие, он не мог просить их встретиться с ним лицом к лицу. Не после всего, что они ему уже дали. И не тогда, когда у них не было противовеса для этого, когда дистанция была слишком мала, чтобы чарисийцы могли промахнуться... и когда у них не было места в море, чтобы убежать.
Он никогда не знал, флаг какого корабля спустился первым. Он предположил, что достаточно тщательное расследование могло бы определить, кто это был, какой галеон не выдержал первым. Но это было расследование, которое он так и не начал, вопрос, на который он никогда не пытался ответить, потому что это не имело значения.
Это было правильно, и он знал это.
.IV.
Императорский дворец, город Черейт, королевство Чисхолм
На зубчатых стенах было холодно.
Кэйлеб Армак стоял на ледяном ветру, невидящим взглядом глядя на падающий снег. Он стоял там три часа, достаточно долго, чтобы передняя часть его парки с капюшоном спуталась и побелела, а высокий стражник с сапфировыми глазами все это время стоял у него за спиной.
Мерлин Этроуз, Эдуирд Сихэмпер и Шарлиан Армак были единственными людьми, которые знали, где он был. Шарлиан хотела присоединиться к нему, но он только нежно сжал ее руку, грустно улыбнулся и кивнул на их спящую дочь. Затем он поцеловал ее в мокрую от слез щеку, влез в парку и вышел в снежный вечер.
Возможно, влага на его собственном лице была всего лишь тающим снегом.
Это было возможно.
Наконец, его плечи дернулись, он глубоко вздохнул и повернулся, чтобы посмотреть на своего стражника, наставника и друга.
— Я действительно не думал, что они смогут это сделать, — тихо сказал он, слова были едва слышны, голос был как в исповедальне. — Знал, что они должны были попробовать, что должен был позволить им попробовать, но в действительности не думал, что они смогут это сделать.
— Знаю, — ответил Мерлин.
— Это было хуже, чем наблюдать за Гвилимом, — сказал император, качая головой. — Все эти люди — с обеих сторон. Все эти убийства.
— И Брайан, — тихо сказал Мерлин, и Кэйлеб закрыл глаза и кивнул.
— И Брайан, — прошептал он.
Мерлин сделал то, чего никогда раньше не делал. Он протянул руку, положив по одной на каждое из плеч Кэйлеба, а затем заключил императора Чариса в крепкие объятия. Он держал его там, в то время как Кэйлеб позволил своему лицу отдохнуть — по крайней мере, на мгновение — на плече своего оруженосца.
Мерлин почувствовал, как его собственные глаза загорелись, когда их композиты точно имитировали реакцию своих оригиналов из плоти и крови.
Битва в заливе Таро должна была встать рядом с проливом Даркос или Крэг-Рич. Это он уже знал. Чего ни он, ни Кэйлеб еще не знали, даже имея доступ к дистанционно управляемым пультам Совы, так это того, насколько ужасной окажется конечная цена.
Двадцать пять галеонов Лок-Айленда были жестоко разбиты. Одиннадцать из них превратились почти в разбитые обломки. Три из одиннадцати были полностью разрушены, а двенадцатый корабль, КЕВ "Стоунхилл", сгорел до ватерлинии, а затем взорвался. Мерлин не был уверен, как это произошло, но подозревал, что корабль был преднамеренно обстрелян одним из экипажей Церкви. Он надеялся, что ошибался, и не только из-за степени фанатизма, которую представлял бы акт самосожжения.
Восемь галеонов Доминика Стейнейра отделались лишь незначительными повреждениями или даже совсем не пострадали, но между тем остальные семнадцать задействованных чарисийских кораблей понесли более трех тысяч людских потерь — четыреста из них только на борту "Стоунхилла", когда он взорвался. Это составляло почти треть от их общего состава, и из этого числа половина была мертва, а многие раненые все еще собирались умереть.
Поскольку верховный адмирал Брайан Лок-Айленд погиб в последней, яростной схватке на борту КФБ "Крусейд".
И все же, какими бы ужасными ни были потери Чариса, потери Корнилиса Харпара были еще хуже. Из семидесяти четырех кораблей флота Божьего спаслись только девять. Тридцать пять невооруженных галеонов имперского харчонгского флота были захвачены вместе с шестью их вооруженными братьями... Пять из которых сдались простым шхунам, три без единого выстрела. Оставшейся части флота Харпара удалось сбежать главным образом потому, что не хватало достаточного количества чарисийцев с неповрежденным снаряжением, чтобы преследовать их, и только горстка этих беглецов все еще была заинтересована в том, чтобы добраться до Деснаира. Остальные бежали обратно тем же путем, которым пришли.
Сдавшиеся призы должны были стать огромным — и долгожданным — дополнением к мощи флота Чариса, и их потеря нанесла серьезный удар по планам храмовой четверки. Мерлин понятия не имел, как отреагирует четверка, но он не ожидал, что Жаспар Клинтан станет менее фанатичным перед лицом этого нового поражения. И, несмотря на потери Церкви, силы Храма все еще могли быть восстановлены. Вопрос заключался в том, есть ли у его лидеров еще воля или нет.
На самом деле, — подумал он, — считаю, что это все-таки неправильный вопрос. Правильный вопрос, вероятно, заключается в том, видят ли они какой-либо вариант, кроме как перестроиться и повторить попытку.
"Крепость Чариса — это деревянные стены его флота", — тихо процитировал Кэйлеб. Он выпрямился, отступая от объятий Мерлина, положив свои руки в перчатках на плечи сейджина. — Старый Жан имел на это право, но он никогда не упоминал о крови внутри этих стен.
— Нет, он этого не делал, — согласился Мерлин. — Но дело не в самих стенах, Кэйлеб. И дело не в крови внутри них, а в людях внутри них. Это такие люди, как Брайан и Доминик. Как капитан Бейкир и Данкин Йерли. Как Гектор. — Он покачал головой. — Кэйлеб, они точно знали, что делали... и они все равно это сделали. Они пошли прямо в этот холокост, потому что думали, что это их долг.
— Долг! — с горечью повторил Кэйлеб. — Я так устал — устал до смерти — видеть, как люди умирают за "долг", Мерлин!
— Конечно, это так. — Мерлин грустно улыбнулся, протягивая руку, чтобы обхватить голову Кэйлеба ладонями. — Это потому, что тебе не все равно. Но загадай мне вот что, Кэйлеб Армак. Если бы ты не был здесь, в Чисхолме, был бы ты вместо этого на юте одного из этих галеонов?
— Конечно, я бы так и сделал! Это было бы...
Кэйлеб замолчал, и Мерлин кивнул.
— Твой долг, — мягко сказал он. — И это настоящая крепость Чариса и Церкви Чариса, Кэйлеб. Обязанность. Ответственность. Любовь. Потому что это реальная основа вашего чувства долга, и Брайана, и Мейкела, и Доминика, и Шарлиан. Ты думаешь, я не понимаю, что такое "долг", Кэйлеб? Что не знаю, как это больно? То, как это застревает у тебя в горле, когда ты видишь, как все остальные, кого ты знаешь и любишь, отдают свои жизни из-за "долга"? Но причина, по которой они это делают, та же, что и у вас, потому что они любят что-то настолько, чтобы умереть за это. Они любят свое королевство. Они любят своих императора и императрицу. Они любят свою церковь и своего Бога. Они любят свободу, и они любят друг друга. И это, Кэйлеб — это — настоящая крепость Чариса. Я не знаю, куда приведет эта война, прежде чем она закончится. Не знаю, насколько ужаснее будет цена. Но точно знаю, что до тех пор, пока есть такие люди, как Брайан и все другие люди, которые последовали за ним в ту битву, за то, за что сражаетесь вы, Шарлиан, Мейкел, Анжелик и Нарман, всегда будут лидеры, в которых они нуждаются.
— Я знаю, — прошептал Кэйлеб, снова закрывая глаза. — И это то, что пугает меня, Мерлин. Они мне понадобятся, и я собираюсь позвать их, и собираюсь отправить их, и они умрут.
— Все умирают, Кэйлеб. Или, по крайней мере, все, кроме меня. — Кэйлеб не мог видеть улыбку Мерлина сквозь закрытые глаза, но он чувствовал боль, печаль в ней. — Однако некоторым из нас дано умереть за то, во что мы верим. Знать, что наши жизни — и наши смерти — что-то значат. И это ваша работа, ваша светлость — ваш долг — позаботиться о том, чтобы эти смерти действительно что-то значили.
— Я знаю, — повторил Кэйлеб очень, очень тихо.
— Знаю, что ты это делаешь. — Мерлин взял императора за плечи и быстро обнял его в последний раз.
— Знаю, что ты хочешь, — повторил он более резко. — А теперь давайте зайдем внутрь и накормим вас миской горячего супа, ваша светлость. — Он снова улыбнулся. — Я думаю, что ваши жена и дочь ждут вас.
