— То есть самый кибер, стрелявший клеем... — внезапно догадался архивариус.
— Ну да. Всё-таки не так просто одолеть трёх профессионалов, знающих субакс. Во всяком случае, обычному магазинному киберу. Да и клей... Пришлось поработать.
— И над "Призраком" тоже?
— Не так чтобы очень. Видите ли, нас вполне устраивает решение того Вандерхузе покинуть эту скучную реальность. Откровенно говоря, он для нас — лишняя головная боль. Но когда он вернётся, мы должны об этом знать. Мы или наши преемники. Так что "Признак", на котором он улетел, не такой уж невидимый. Во всяком случае, для нас. Стоит там и омега-маячок, и ещё кое-что.
— А все эти требования? Расскажите то, расскажите это?
— Ну не совсем же он дурак. Если бы прилетели какие-то люди, назвались бы галактами и стали ему помогать просто так, он бы не поверил. Он должен думать, что заключил сделку.
— А Сикорски?
— Дался вам Сикорски!.. В рамках своей компетенции он действовал правильно. Не могли же мы ему запретить делать то, на что он имел право? В ближайшее время Сикорски навсегда покинет наш скромный кружок. Отправившись в очень дальнее путешествие. Вы согласны, что нам не стоило его демотивировать перед таким странствием? Вы же это понимали, когда при нём подтверждали заинтересованность ДГБ во всей этой истории?
Валентин Петрович пожал плечами, не сказав ни слова.
— И никто не знает, что ему предстоит увидеть и осознать на том конце площадки, — продолжал Горбовский. — Я бы, например, не хотел оказаться на его месте. И вы все тоже. Мы должны к нему относиться с уважением. И не разочаровать его в себе. Это нужно не нам, это нужно ему. Понимаете?
— Допустим, — сказал архивариус, — Но зачем было оставлять там эту девочку? Или вы её эвакуировали? Но в мемуаре...
— Зачем эвакуировать? Саша Ветрилэ улетела с ним. По собственному желанию. Она же в него влюблена как кошка.
— Влюблена? — не понял архивариус. — Она за ним шпионила...
— О, это был интересный ход. Идея Евгения Марковича. Расскажите, Евгений Маркович.
— Да ничего такого принципиально нового, — засмущался Славин. — Просто мне пришла в голову одна мысль... Смотрите. Саша Ветрилэ была приставлена к Вандерхузе Сикорски. Для того, чтобы иметь доступ, она изображала девичье увлечение. На которое Вандерхузе ответить не мог, потому что хранил верность Лене Завадской. Хотя вот в той старой реальности, где он с Леной поссорился, у них всё-таки что-то получилось. Думаю, не без разрешения Рудольфа, но всё-таки. А что, он вполне мог ей понравиться. Взрослый солидный мужчина, с положением, интересный собой... Но тут мы придумали вот что. Когда Саша добиралась до станции, мы её по дороге усыпили. Убрали ментоскопом воспоминания о задании. И вообще о том, что она тёрлась возле дяди Яши потому, что ей Сикорски велел. А всё остальное оставили. Как она глазками стреляла, какие слова говорила... вот это вот всё. Так вот. Мозг начинает заполнять образовавшуюся пустоту. Очень интересным способом. Объясняет задним числом своё же поведение наиболее вероятной причиной. В данном случае — влюблённостью. И начинает её чувствовать на самом деле. Так что, прибыв на место, наша Саша и в самом деле влюбилась. Практически мгновенно.
— Очень забавно это выглядело, — с удовольствием сказал Горбовский. — Видели бы вы эту сцену. Не вполне прилично, но очень впечатляюще. Кстати! А давайте ещё раз попробуем, только на мужчине. Гена! Сотри у Вандерхузе все воспоминания о настоящей причине его связи с Завадской. Прямо сейчас, пожалуйста. Заодно и Лене подарок.
— Доброе решение, — улыбнулся Славин.
— Готово, — доложился Комов.
— Вот и славненько. Ну, кажется, я удовлетворил ваше любопытство, Валентин Петрович?
— М-м-м... У меня осталась масса вопросов, — сказал Завадский.
— Как-нибудь в другой раз. Иначе у вас будет несварение мозга. Ну что, коллеги, ещё по коньячку?
ФИНАЛ
Лена Завадская сидела в белом больничном коридоре и ждала. Времени прошло порядочно, но она этого не чувствовала. Лена была занята: она плакала. Тихо и чисто — без слёз. Этому она научилась в детстве. Впоследствии она убедилась, что это было самым полезным из её детских достижений.
Лена почти ничего не помнила из разговора с Горбовским. Кроме одного: ей сказали, что Яков Вандерхузе был к ней приставлен Сикорским. За то время, которое ей пришлось просидеть в коридоре, она успела проанализировать всю историю отношений. Теперь она была уверена на девяноста восемь процентов, что это правда. Два процента она всегда оставляла на всякий случай.
Дверь в палату приоткрылась.
— Он в сознании, — сказал высокий толстый врач и посмотрел на неё несколько виновато. — Проходите.
Лена не ответила даже взглядом.
В палате, на больничной койке, сидел Яков Вандерхузе — толстый, загорелый, с плотной белой шапочкой на голове.
— Лена, — сказал он. — Лена, хорошая моя...
Завадская села на услужливо пододвинутый мягкий стульчик.
— Как ты? — спросила она, уже примерно понимая, что услышит.
— Да странно как-то. Ничего толком не помню. Голову зачем-то продырявили. Я так понимаю, эти штуки в мозг вводили... микрощупы, — его передёрнуло. — Но это до свадьбы заживет, как выражается Славин в таких случаях. Ты что-нибудь знаешь, из-за чего меня так?
Лена покачала головой.
— Ну а дальше как? Я в чём-то виноват? — Яша посмотрел на неё искоса, ожидая неприятного.
— Всё в порядке, — эти слова Лена протолкнула через горло комком. — Ошибка. Тебе, наверное, цацку дадут, — предположила она.
— А как я в Комиссии? — не успокаивался Вандерхузе.
— Ты председатель, — успокоила его Лена.
Яков явно обрадовался.
— Ну тогда ладно. Когда заседание? Повестка какая? Я ж ни пса не готов...
Лена вздохнула и начала рассказывать про комиссию. Вандерхузе слушал заинтересованно, и это было почему-то особенно неприятно.
— Мне тут предлагают на Леониду слетать, — сказал он наконец. — В живых озёрах полежу. Недельки на две, как раз к заседанию успею. Одному. Говорят, нет путёвок. Извини, Лена.
Тут она, наконец, поняла, почему он всё время извиняется, и её передёрнуло от отвращения.
Вандерхузе это почувствовал.
— Ну Лена, ну вот чего ты опять, — начал он привычно-раздражённым голосом. — Это же начальство распорядилось, я тут при чём. Я вообще ничего не решаю...
— Яша, я не имела в виду... — начала тем же тоном Завадская и осеклась.
Что-то изменилось. Ощущение было, будто порвалась какая-то нитка.
Тут же зазвенела панелька: пришло сообщение.
Завадская открыла раздел сообщений. Последнее было от Горбовского.
"Небольшой подарок" — прочла она и перевела взгляд на своего мужчину.
Тот улыбался — широко, счастливо. Так, как улыбаются люди с чистой совестью.
— Ленка, милая, — сказал он, не переставая улыбаться. — А я же тебя ведь очень люблю... — сказал он почти с удивлением. — Чего мы собачимся-то? Ну хочешь, не поеду я на Леониду. Начальство не начальство... ну его. Лучше с тобой куда-нибудь поедем.
В его голосе чего-то не хватало. Лена прислушалась и поняла — той самой виновато-раздражённой нотки, которая была всегда.
Тут Лена поняла, что именно сделал Горбовский — и её скрутило. Так что она, наконец, заплакала — настоящими солёными слезами.
Вандерхузе подался вперёд, неловко обнял её за плечи, притянул к себе.
— Ну, ну, — говорил он ей куда-то в макушку, — всё уже, всё в порядке, всё хорошо. Только не надо плакать... Я вообще не помню, чтобы ты плакала, — сказал он с удивлением.
Снова звякнула панелька. Лена осторожно высвободилась из объятий, чтобы прочесть и ответить.
Там было одно слово: "Хочешь?".
"Я могла бы быть счастлива" — подумала Лена. Секунды две или три она наслаждалась этой мыслью: стать, наконец, действительно счастливой — рядом с любимым. Который перед ней ни в чём не виноват и о котором она не знает ничего плохого.
"Нет" — отстучала она и в конце добавила точку.
Туман в голове рассеялся. Она вспомнила весь разговор. Свой страх, парализованные ноги, слова "я понимаю своё положение" и слова — "теперь вы в моей команде".
Панелька пискнула повторно и выдала: "Завтра 12:00 в моём кабинете здесь".
— Что там? — забеспокоился Вандерхузе. — У тебя лицо какое-то странное. Что-то случилось? Опять факап?
— Всё хорошо, — Лена улыбнулась почти без усилий. — Леонид Андреевич всё устроил. Прорвёмся.
— Прорвёмся, — обрадованно повторил Вандерхузе.
Лене пришло в голову, что она может пригласить хорошего психокорректора и убрать мерзкое воспоминание. Никто не узнает и не поймёт. Следующей мыслью было, что эти — поймут. Причём сразу.
Завадская ещё раз посмотрела на своего мужчину: большого, сильного, с открытым лицом жизнелюбца. Глядящего на неё с той весёлой нежностью, которая так нравилась ей.
— Поцелуй меня, — попросила она.
И подставила шею.
No Михаил Харитонов, 2013 — 2016
No Корректура и редактура: Мария Комарова, http://умнаямаша.рф
