— За то что не вошли в узкий круг тех, кого считал талантливыми и перспективными и на кого имело смысл тратит своё время. Бездарности как правило мстительны. Авторы были уверены, что после того, как меня лишат должности и привилегий, я сдохну, не сделав больше ничего путного в жизни. Между тем мы с вами, девочка, только что провернули грандиозное дельце, которое уверен будет иметь серьёзные последствия! И не так уж важно, — сумеем мы добраться до цивилизованного мира, или наше путешествие закончится через несколько километров на этой пограничной ветке...
Глава 294
С одной стороны железнодорожных путей были видны лишь одни обугленные руины и кое-как восстановленные для существования прямо на развалинах трущобы. С другой стороны взгляд упирался в стену, высота которой была такой, что увидеть, что за ней, было невозможно. Но ходили слухи, что по ту сторону радующие глаз цветущие посёлки и города! Естественно, что правящая в России тирания и военщина не могла допустить, чтобы кто-то это увидел. Государство Путлеройдов давно разучилось что-то строить и созидать, но так как любое государство должно к чему-то призывать своё народ и на что-то тратить энергию масс, чтобы оно не задумывалось о своей жалкой доле, то подобно гуннам оно научилось хорошо разрушать и уничтожать. И тщательно охраняло от собственного населения с помощью высоченных стен, колючей проволоки и пограничных бронепоездов страшную тайну, что может быть какая-то иная жизнь, чем вечная война и поиск врагов.
Под видом патрульного бронепоезда погранохраны ФСБ "Великий путь" проследовал по рокаде мимо горящих обломков настоящего правительственного бронепоезда, который власти приняли за них и разбомбили в хлам. У самого пути образовался огромный дымящийся кратер-воронка. Причём взрыв был такой силы, что блиндированный локомотив "пограничника" вместе с головной противоминной платформой, паровозным тендером и орудийной бронеплощадкой забросило на мост, где они повисли, словно ёлочная гирлянда. А три следующих вагона взрывной волной отбросило метров на пятьдесят от насыпи.
Правда ремонтная бригада уже восстановила повреждённый участок. Рабочей в оранжевой безрукавке и с зелёным флажком в руке изумлённо глазел на проезжающий мимо поезд-призрак. Профессор Чеботарёв помахал из окна железнодорожнику и с улыбкой пропел куплет арии на итальянском. Настроение у профессора было приотличнейшее, он продолжал произносить прочувственную речь, словно на собственных похоронах:
— Прошло 30 лет. Как видите, мои колеблющиеся с линией партии сослуживцы по институту сильно ошиблись в сроках, — он опять захихикал очень довольный собой. — Но их некролог я всегда ношу с собой, как талисман и напоминание об обманчивости людского почёта, лести, успеха. Думаю, его постоянное присутствие в конечном счёте удержало меня от повторения многих прежних ошибок и заблуждений; и позволило, даже без японских батареек, непредсказуемо продлить свой физический ресурс и успеть сделать ещё так много полезного для науки и общества.
Лизе стало не по себе — профессор словно прощался:
— К старости люди обычно начинают бояться резких движений, беречь себя. Оглядываясь назад, я счастлив, что мне удалось избежать этой жалкой участи. Считаю, мне удалось финишировать в ещё приличной форме, не одряхлев душой и телом. Этот финальный эксперимент по препарированию зла и поиска формулы "философского камня добра" считаю нам в целом удался. Во всяком случае я получил громадное удовольствие от совместной работы с таким чудесной командой. Спасибо всем. И персонально вам, Елизавета.
Несмотря на бледность и болезненный вид, профессор ловко поклонился ей и поцеловал руку. Они простились. А через сорок минут ей сообщили, что Чеботарёв скончался. "Инфаркт? — первое, что пришло ей на ум. — Проклятая японская батарейка всё-таки села?!".
"Нет, — ответили ей врачи. — Инсульт. У его отца были слабые мозговые сосуды, это передалось по наследству Владлену Николаевичу".
Глава 295
"Пропуск в рай" — именно так можно было рассматривать небольшой полустанок в ночи, при условии, что им сильно повезёт. Поезд остановился неподалёку от контрольно-пропускного поста пропуска. Всё пространство вокруг залито электрическим светом. Повсюду видны люди в форме пограничников. Вдаль их состава двигается наряд автоматчиков с овчаркой на поводке. Через каждые десять-двадцать шагов солдаты деляют остановки и заглядывают под вагоны.
Всем занятым в обороне поезда на случай прорыва через границу приказано занять места согласно штатному расписанию. Елизавета сидит под своим колпаком и наблюдает за окружающей обстановкой. Её ослепляет сноп света — часовой на вышке направил прямо на Ласточкину прожектор. Другой солдат рядом с прожектористом стоит возле тяжёлого спаренного пулемёта. Ситуация до того нервная, что легко потерять самообладание. И только ровный голос Льва Шлосберга в наушниках не даёт поддаться панике. Слышно, как приемник покойного Владлена Николаевича (чьё тело сейчас лежит в профессорском купэ) спокойно ведёт переговоры с руководством пункта погранконтроля. По легенде они теперь играли международный экспресс, везущий членов дипломатической делегации на важные переговоры в Брюссель. Шлосберг достаточно уверенно изображал из себя мидовскую шишку (майор многому научил за эти дни обычно робевшую перед представителями власти интеллигенцию). Впрочем, пока ситуация балансировала на грани.
"Не могу поверить, что из-за бюрократических проволочек может сорваться важная миссия, результатов которой очень ждут на самом верху!", — затевал скандал Шлосберг, заставляя нервничать не только местное пограничное начальство, но и всех, кто его слушал по внутренней связи. Ведь в ответ чиновника могло переклинить настолько, что он упрётся рогом и тогда они рискуют потерять драгоценное время.
В прямолинейном Шлосберге не было актёрской гибкости и лёгкости покойного майора, которому доставляло удовольствие играть с людьми, осваивая на ходу самые разные психологические амплуа и роли. Потому все очень напряглись — выбранное Шлосбергом обострение конфликта могло привести к успеху, а могло закончиться полным крахом. Голос командира просто вибрировал негодованием и нетерпением. Лиза напряжённо слушала, чем дело кончиться, сидя словно на иголках. Эмоции Льва казались ей всё более неестественными, избыточными. Впрочем, пока его раздражение заставляло собеседника в погонах оправдываться и заверять, что спецсостав будет пропущен через границу вне очереди.
Но вместо того, чтобы смягчиться и стать дипломатом нетерпеливый Шлосберг лишь усиливал давление тоном капризной избалованной столичной штучки:
— Нам нужно не просто "вне очереди", это необходимо сделать немедленно, разве вам не известно понятие "дипломатического этикета"?! Мы итак уже двигаемся с опозданием в двадцать пять минут!
— Прошу прощения, но нам не доложили о вашем прибытии.
— Как не доложили! Вечный наш бардак. Теперь мы точно опоздаем.
— Не извольте волноваться, вопрос будет решён оперативно. Мы всё понимаем.
Неожиданно взгляд Лизы наткнулся на женщину в железнодорожной жилетке, которая подавала им какие-то знаки, но из всех, кто находился внутри поезда-беглеца лишь Ласточкина со своего возвышения могла их видеть.
Железнодорожница выглядела такой взволнованной и так отчаянно размахивала им руками из-за стены какой-то будки, что Елизавете передалось её состояние. Пришло озарение, что сейчас должно произойти что-то важное и что появление этой бабы в оранжевой безрукавке может сыграть в этом огромную роль.
Схватив рацию, забыв в спешке кого-либо предупредить, что покидает свой пост, Лиза буквально скатилась по лесенке и побежала к выходу из вагона.
Глава 296
Через пару минут она уже разговаривала с "сигнальщицей". У неё простое крестьянское лицо — круглое и конопатое, красная от постоянного нахождения на свежем воздухе кожа, глаза чуть навыкате от сильного волнения. У неё большие красные руки и очень много сумок на поясе и перекинутом через плечо пояске с разным путейским инструментом. Она немолода и скорее всего у неё больное сердце — говорить ей приходится с остановками из-за грудной жабы. Сбивчиво, одышливым, охрипшим баском баба торопиться поведать девушке с прибывшего поезда о том, что ей стало известно кто они такие и она очень сочувствует их делу. И потому хочет помочь. Оказывается случайно она узнала, что мятежникам готовят здесь могилу. Аккурат перед их прибытием сюда проезжала важная делегация.
— На дрезине был наш начальник, — осипшим от частой работы на морозе голосом говорила она. — И чужие с ним. Тачанка их вон там стояла, а седоки на ней разговаривали между собой. На меня внимание господа долго не обращали: ну возится какая-то возле дрезины, так мне и положено там возиться. Так я и подслушала, что скоро на станцию прибудет "поезд справедливости", так вас в народе называют. Начальство моё всячески вас костерило. Те двое с ним — совсем большие начальники. Говорили что с нашей станции вам дальше хода быть не должно, здесь вас решено похоронить.
По словам железнодорожницы, на двоих нездешних была форма железнодорожных генералов или полковников, она в этом плохо разбирается, только пошита она из дорогого сукна и на погончиках крупные звёздочки. Ещё двое в цивильной одежде, но очень дорогой, и тоже по всему видать большие шишки, так как железнодорожные генералы перед ними здорово робели и заискивали, прямо на задних лапках стояли хоть и сидели при этом. Обсудив всё они пришли к выводу, что так как, дескать, особый поезд неплохо защищён и имеет вооружение, то надо срочно приготовить для него некую "подлянку". Правда вестнице не удалось подслушать какую именно, ибо в самый важный момент на неё обратили внимание и прогнали прочь.
— Тикать вам надо отсель, — тихонько заголосила баба, — только скорей бы! Закопают вас тут сердечных, прямо тут зароют! Как Серёжку моего, сынка, где-то в чужой земле закопали из-за них, иродов! — она завыла в полный голос и Лизе пришлось обнять огромную бабу, прижать к себе и успокаивать, словно маленькую. Им повезло не привлечь внимание солдат.
Всхлипывая, баба указала Ласточкиной направление, откуда вероятней всего ожидать опасности — боковая ветка вела к заброшенным старым пакгаузам. Но именно туда по ходу разговора указывали приезжие с дрезины.
— Ты милая беги скорей к своим и вели им тикать без промедления!
Баба указала пальцем в сторону своей приятельницы, которая стояла возле будки с заколоченными окнами и снятыми шлагбаумами (вероятно бывшего автомобильного переезда), словно солдат на посту, и неотрывно глядела в их сторону.
— Где-то там за Марией у них приготовлено... Уговор у нас с Марьей: если она что заметит — сразу подаст знак. Так что в оба глядеть вам надобно, пока не отползёте подальше!
За переездом рельсы начинали подниматься в горку, поросшую лесом, там они вскоре изгибались вправо. За пределами освещённой станции, в глубине чащи пространство за поворотом совершенно не просматривалось. Так что Лизе передалось ощущение скрытой угрозы.
Поблагодарив женщину, она собралась уйти, когда где-то неподалёку зазвучал церковный колокол. Тревожный гул его плыл над ними.
— Кто-то умер? — обернулась на железнодорожницу Ласточкина.
Женщина в оранжевой фуфайке всхлипнула, вытягивая шею и трагически морща рябое обветренное лицо.
— Поспешай, милая! — Она перекрестила ей и ласково подтолкнула к поезду.
Лиза на ходу достала из кармана рацию, чтобы известить Шлосберга, но женщина за спиной охнула прежде:
— Ой! Вот они, окаянные!
Три или больше гружённых платформ выскочили из серой зоны, словно маньяк с бритвой. Вторая железнодорожница у переезда заметила их первой и не теряя не секунды схватила висящие на внешней стене её будки тормозные башмаки и отважно бросилась навстречу платформам. С огромным риском для себя Марья попыталась установить их прямо под катящиеся колёса, но тяжёлые башмаки отшвырнуло далеко в сторону, словно пушинки. Пытаясь установить третий башмак, Марья споткнулась и исчезла под платформами, на месте оранжевого пятна её тужурки вдруг появилось что-то ярко красное. Лиза, у которой был вставлен в ухо наушник суперзрения, вдруг ярко увидела её на анатомическом столе с обнажённым черепом, голую и всю изувеченную тяжёлыми стальными катками... Высокая статная женщина с серыми глазами и русским лицом превратилась в кусок мяса. Яркое видение скорого будущего произвело на Ласточкину такое ужасное впечатление, что её будто парализовало.
Между тем женщина рядом в ужасе глядя то на приближающиеся платформы, то на "Великий путь", заорала ей:
— Бежим к стрелке! Может ещё успеем.
Грузная баба потащила Ласточкину за собой. Впрочем опомнившись, Лиза почти сразу обогнала её.
Глава 297
За спиной было слышно как тяжело с одышкой пыхтит железнодорожница. Она быстро отстаёт и вряд ли вообще добежит до цели. Лиза старалась выжать из себя всё возможное, чтобы хотя бы на десять или даже пять секунд оказаться у стрелки раньше смертоносного тарана. Но добежав, вдруг поняла, что не знает, что ей делать. Оглянулась на местную и заорала.
Баба стала показывать ей что-то руками, вероятно не могла кричать сперва не отдышавшись. Ей пришлось остановиться. Держась за грудь, железнодорожница широко открыла рот, её грузное тело покачивалась в лёгких полупоклонах, словно набирая в грудь побольше воздуха.
Таяли последние мгновения пока ещё страшный удар можно перенаправить в пустоту.
— Ну?!!! — в ярости потребовала Лиза.
— Крути рычаг вправо!!! Двигай рычаг! — паровозным гудком протрубила железнодорожница. И вдруг рванула к Ласточкиной так, что подлетела едва не сбив Лизу с ног своим массивным корпусом. Вместе им быстро удалось перевести стрелку. Тяжело гружёные щебнем и кирпичом четыре платформы прогрохотали мимо. Ещё полчаса назад не знавшие друг друга счастливые женщины бросились обниматься и целоваться. Но тут на них набросились какие-то крепкие молодчики. Откуда взялись эти четверо Лиза не поняла. Может потому что на сволочах тоже были оранжевые железнодорожные жилетки.
Первым делом один из них вырвал из рук Лизы рацию, по которой она собиралась сообщить что сейчас находится вне поезда и её надо подождать. Мужчины крепко держали её за руки и за плечи. Оставалось стоять в оцепенении и смотреть на уходящий "Великий путь". Лиза будто видела себя со стороны — не было никаких эмоций, истерики, попыток докричаться до своих. Это был момент истины — случилось то, чего она так боялась — она в руках врага.
Взгляд проводил выведенную мелком надпись на борту проплывающего мимо "судейского" вагона "Z-Z-Z, наши герои!!!!". Забыв о себе Лиза ликовала, что гэбистам не удалось задуманное и товарищи вырываются из уготованной им западни. Она смеялась и весело издевалась над своими конвоирами. Её не били за это, однако не позволили увидеть, как растают вдали огоньки "Великого пути", куда-то повели. Лиза в последний раз взглянула на помощницу. Само собой возникло её имя — Паша. Тётя Паша (так её все звали). Лиза ясно представила, как на багажной тележке её везут мёртвой по платформе. На Паше была её извечный оранжевый жилет поверх драной телогрейки, из прорех в которой торчала вата, её красные руки широко раскинуты и в них она даже после смерти крепко сжимает авоськи с палками колбасы. Якобы она самовольно оставила работу и на попутном товарняке отправилась в Москву за колбасой (чекистский юмор) а там её случайно задавали в возникшей свалке в очереди у магазина....
