— Надеюсь, в старости найдётся время, чтобы кости не дать вбок вылезти.
— Да ты доживи до неё сперва, Архипелага Императрица.
Хейс, как маленькая, показывает принцессе язык.
— Что есть, то есть! Я снова во всём первая!
— Особенно спереди, — дразнится Софи, держась, на всякий случай, подальше.
Новоиспечённая Императрица в ответ только грудь выпячивает.
— Мы пришли. Вон туда идёт, — Смерть показывает в сторону вроде бы сплошной стены кустов, — Там тропинка, и я уже вижу, сегодня там никто не ходил.
— Тут же темень! — спотыкается обо что-то Хейс — Бутылок битых, надеюсь, не сильно много? Я в темноте не вижу, как вы обе.
— Вообще быть не должно. Распивают тут в других местах. Туда ходят только о чём серьёзном поговорить.
— Или сразу вниз — и бульк! — встревает Софи.
— И это тоже, — хмыкает Смерть, — днём увидят, кто туда идёт — сразу полицию вызывают. В одиночку там частенько самоубийцы сидят. Да я, когда здесь бываю.
— Стоп-стоп-стоп! Это то место, что на карте 'Скалами Смерти' называют?
— Ага. То самое.
— Не в твою ли честь?
— Скорее, наоборот. Я оттуда прыгала, и выплывала. А всех кто до или после меня — кого вылавливали, кого соскребали. Даже это место огородить успели. Да всё равно без толку, кому надо с жизнью расстаться — всё равно, расстанется. Я бы вообще вместо лаза будку поставила, и пистолет с одним патроном выдавала бы напрокат. Всяко возни меньше, чем береговую охрану по скалам гонять.
Ограду перелезли, с ловкостью ни у кого из троих проблем не имеется.
— Вон тот самый уступ. Теперь он точно моего имени.
— Мы там посидим?
— Только не прыгайте. А не то мне за вами придётся. Так, чтобы не выплыть.
— Смерть, ты с Мариной точно только этим летом познакомилась? Одинаково шутите.
— В данном случае, я не шучу совершенно. Если что, я вот там сидеть буду. 'Скала Дурака' называется. Если будешь пытаться с собой покончить, прыгая оттуда — потонешь, только если совсем уж плавать не умеешь.
Софи смотрит вниз. Подножье с трудом просматривается в предрассветной мгле. Самое местечко, чтобы посидеть, ножки свесив.
Хейс садится рядом.
— Интересно, каково это самой красивой оказаться?
— А то ты не знаешь.
— В месте, где все меня знают — одно. А вот так, как у тебя получилось — не приходилось. Понравилось?
Хейс, смеясь, мотает головой.
— Не знаю, если честно. Не определилась ещё! Не то, чтобы это то, к чему я всё время стремилась. Но... Приятно. Безумно приятно. Понимаю, почему в такие моменты некоторые плачут.
— Многие будут детям говорить, в тот день видели самую красивую женщину на свете.
— Подожди годик-другой и всё это скажут про тебя, — Хейс не утешает. Просто констатирует очевидный факт.
— Нет. Я навсегда останусь живущей не среди них. Словно старинная картина или древняя статуя. Прекрасно, на на самом деле не бывает.
— Ты же вполне живая.
— По другому. Не так, как ты.
— На улице узнавать будут одинаково.
— Недолго осталось. Скоро все окажемся в своих мирах.
— Наши вполне соприкасаются.
— Соприкасаемся именно мы. Не миры. Они только расходятся всё сильнее.
— С философами в стране проблема, зато с любителями философствовать — никаких!
— Это... Вроде бы, слова Марины.
— Не помню. Может быть. Она тоже многим понравилась.
— Знаешь, я просто абсолютно счастлива. Так не продолжается долго, но есть Друзья, Дело, Слава. Всё есть. Всё у меня. Всё предо мной. Знаю, зачем жить. Знаю, к чему стремиться. Так редко бывает. Но сегодняшний, точнее, уже вчерашний день окончательно всё по своим местам расставил.
Кто-то скоро нанесёт на фюзеляж самолёта мой силуэт. Не журнальной девочки. А меня, девочки вполне живой. Нестись сквозь огонь зениток, зная что он оставил за спиной. Это дорогого стоит.
— Ты ведь не ждёшь никого.
— Это так. Мне просто не нужен никто. Возможно, пока. Но я счастлива именно из-за того, что вдохновляю людей на бой. Помогаю раскрыть лучшее в себе. Пусть, — задорно усмехается, — они и не заметили лучшего во мне.
Софи слегка стукает Хейс кулачком по спине.
— С их точки зрения, всё самое-самое ты им полностью показала.
Теперь уже от Хейс шутя Софи получает по спине.
Софи вытаскивает диадему из волос. Пристально рассматривает, любуясь тонкой работой, блеском серебра и камней. Не символ, настоящее ювелирное изделие. Правда, у принцессы есть немало и подороже. А уж если у Эр в золотом запасе копнуть...
— Когда они диадемы победительниц изготовить успели? С утра же ещё ничего не планировали.
— Они переходящие. Прошлые обладательницы делали себе копии... В меру достатка.
— А я эту украду! — мелькают в светло-карем взгляде заговорщический огоньки, — Плевать, с какими камнями и из чего сделана. Копию потом пришлю. Платиновую со всеми настоящими. Первая награда, лично мной полученная без оглядки на статус.
— А я наоборот, как полагается, эту верну, но копию с неё сделаю. В точности из того же, из чего моя. Думаю, твой брат разрешит деньгами воспользоваться?
— В этом можешь не сомневаться. Он сам бывало, выборы Императриц судил. В столице об этом не распространяются, но я-то знаю.
— Он сейчас далеко.
— Далеко. Но я буду не я, если не доживу до выборов, где мы вместе будем!
— Это если и произойдёт, то ещё очень, и очень не скоро.
Софи хотела сначала какую-нибудь колкость сказать, но решает промолчать. Хейс, как всегда, права. Даже выборы сегодняшние, точнее вчерашние уже, не войдут в установленный перечень. Ибо решено, с началом войны подобных мероприятий не проводить.
Но просто праздник, без церемоний, не запретит никакая война.
— Откуда эти диадемы появились? Чей-то подарок?
— В каком-то смысле, — усмехается Софи, — тут все похабные истории, что на материке рассказывают про мичмана Глетта, про одного столичного богача. Типичный деятель конца прошлого правления, кому не повезло жить в этом. Серьёзный недостаток был только один — не пропускал ни одной юбки. Причём, был трусоват, при первом же отказе терял к объекту вожделения всяческий интерес, и впоследствии никому не вредил и не преследовал. Но отказов почти не слышал, денег на любовниц не жалел. Особенно, на наряды. Тряпки любят почти все, а Пантера тогда ещё не родилась.
Любил с несколькими за раз кувыркаться.
Шутят, на Архипелаге чуть ли не треть населения — его потомки. Малолетками не интересовался, любимый возраст был — двадцать — двадцать пять. Любил на выборы Императриц ходить. Первую на Архипелаге выбирать как раз он придумал. Он эти диадемы и заказал.
Сначала их звали 'Диадема императрицы шлюх', хотя как раз первая ставшая Императрицей Архипелага этого деятеля весьма далеко послала. Правда, принцессы оказались более сговорчивы.
Бодренький старичок был, помер прямо на любовнице на шестьдесят лет младше его.
— Скажи, ты это прямо сейчас придумала?
— Нет, это моя выжимка из местных легенд.
— Самой-то не зазорно после таких не особо достойных хозяек украшения носить? Ты же всё-таки, принцесса.
— Не-а! — Софи отправляет диадему на место. Достав зеркальце, поправляет, — Они — это они, я — это я. Во всех случаях, диадема — знак признания совершенства в определённой области. Впервые в жизни жалею, не одних с тобой лет. В противном случае, ещё неизвестно, кто бы Императрицей Архипелага была.
— Вот уж не знаю...
— Всё равно, не проверить. Не любит меня Императорский титул. Даже здесь, всего лишь принцессой осталась.
— Разве, могла настоящей императрицей стать? У мирренов?
— Скажем так, шансы отличались от нуля. Да и сейчас эти планы по сути дела просто задвинуты на дальнюю полку, а не отвергнуты совсем. То-то Дому Льва весело будет, когда узнают, чем невеста кронпринца по молодости занималась! Я же довольно много фотоаппаратов сегодня видела.
— Невеста кронпринца, — хмыкает Хейс, — переживёшь как нибудь. Меня уже третий год за спиной иначе чем кронпринцесса и не зовут — ничего, живу.
— Тебя в связи с самым настоящем принцем подозревают, тут кронпринцесса как похвальбу воспринимать надо.
Хейс достаёт сигареты. Зажигалка самая простая, пистолет подевала куда-то, в нынешнем одеянии кобуру прятать как-то сложновато. Сумочка слишком маленькая. Затянувшись, выпускает струйку дыма.
— Веришь ли, мне на это, как с этой скалы. Надоели просто слухи, с каждым разом становящиеся всё грязней.
— Привыкай, — Софи вытаскивает у пачки из Хейс сигарету. Вставив в мундштук, прикуривает от огонька, — Ты теперь до смерти будешь ими окружена.
— У тебя такая же ситуация.
— А я Еггт и могу позволить себе много на что плевать. Столичное общество не может позволить себе не принимать меня или Сордара. Будут хотя бы терпеть лиц нашего окружения.
— Я как-то в одобрении этого общества и не нуждаюсь особо.
— Это ты сейчас так говоришь.
— Половину шутничков удалось заткнуть довольно простым способом. На новый год тут тоже устраивают маскарад. Догадываешься, кем я вырядилась?
— Ты умеешь непредсказуемой быть.
— Не поленилась купить костюм кронпринцессы. У мирренских придворных платьев очень уж особый покрой. Каждая собака знает.
— Бриллиантами настоящими наряд не дополнила? Это обычно производит неизгладимое впечатление.
— Нет. Повесила самые большие стекляшки, какие смогла найти. Многие догадались, что я над ними издеваюсь. Кронпринцессой не обзовёшь, если я и так кронпринцессой выгляжу.
— В этом году ещё Императорскую диадему добавь, она по-крайней мере, настоящая.
— В столице не все знают, что это такое.
— Так объясни, или ещё лучше, наври от Сордара подарок.
— Я не настолько жестока. Пощажу их нежные сердца.
— Это уже совсем на тебя непохоже.
— Что именно?
— Жалость.
— Сидим со Смертью на Скалах Смерти. Люблю такие сочетания.
— Тут много названий, с этой темой связанных. Ведь те, кто ушли, сюда больше не вернулись. Те, кто заселяли Архипелаг вновь не всегда прочесть могли, что как тут раньше называлось. Видели, что здесь жили люди, похожие на них. Видели, этих людей больше нет. Всё цело, а людей больше нет. Находили кости, находили пустоты в слежавшемся вулканическом пепле.
Смерть смотрела отовсюду, смерть была везде. Они знали, как разверзались земля и море, поглощая города, острова и многие миллионы людей.
Они нашли осколки былого величия. Мёртвые осколки. Тут только птицы жили, когда люди здесь вновь поселились.
Не знали, что может скрываться в ночи. Казалось, что видят их, давно умерших.
Потом и так много здесь ущелий черепов и скал мертвецов.
— Да уж. Видимо, старой становлюсь, — усмехается Хейс, у неё ещё второй десяток жизни не закончился, — вспомнила детство, меня за подобные рассказы посреди ночи прозвали Страх-И-Ужас.
— Да. Никто из нас не молодеет, — глубокомысленно изрекает Софи.
Смеются обе.
— Иногда всё-таки жаль, но нельзя вернуть прошлое.
— Ну так! Зато неплохо вчера насладились настоящим.
— Почаще бы так!
— Настолько не привыкла веселиться? — удивляется Софи.
— Представь себе. Сама знаешь, в школе до всего было дело, да и учиться когда-то надо. Не оставалось времени на веселье. Потом стало просто нужно много учиться, если хочешь чего-то добиться.
Только теперь, сегодня можно сказать, стала наконец, понимать. Молодость — не навсегда. Не успев чего-то в своё время этого уже не нагонишь никогда.
— И что решила?
— Пока ничего. В омут с головой — всё-таки не мой принцип. Достойных рядом с собой не вижу никого.
— Ты никого не любила, Хейс. Хочешь чувств и боишься одновременно.
— Какие же, вы, Еггты, как собственные змеи, проницательные, — впервые Софи кажется, Хейс на неё злится. Не решила, что делать дальше, — Да, хочу! Да, боюсь! Иногда статус кронприцессы страшно выгоден. За ним прятаться проще всего.
— На самом деле ни на кого смотреть не хочется, включая брата моего?
— Издеваешься?
— Разобраться пытаюсь.
— Была... Сначала иной, потом чужой... Научилась быть первой, даже привыкла такой быть. И снова начинается. Я опять чувствую, снова начинаю отставать. Снова у меня нет чего-то, имеющегося у всех. А через это — к чему мои стремления? Ради нескольких строчек в учебнике? Ради признания нескольких десятков таких же чокнутых, как я сама?
Ради чего я вообще живу... Или бьюсь, как птица о стекло, не в силах ни разбить, ни наружу вырваться. Ради чего это всё.
Я сильна. Очень сильна, но не в состоянии биться с целым миром, если он против меня. Что если я здесь и сейчас лишняя?
Вот так так! Софи просто не знает, что и сказать. У воплощения стабильного и упорядоченного. У самой Страх-И-Ужаса Хейс оказывается, крепкие непорядки в мозгах. Даже понятно, чем вызванные. Но не станешь же вот так сразу рубить.
Выкинув из жизни многих, выкидывать именно Хейс совершенно не хочется.
— Ты не лишняя, всегда была нужна людям, и всегда будешь. Ты не чужая, просто слишком яркая. Ослепляющая. Сегодняшний статус-тому подтверждение. Не позволяй сама себе потухнуть. Не гаси себя, потом уже не разожжёшь. Это тот огонь, что горит только однажды.
— Знать бы ещё, ради чего гореть.
— А ты не знаешь?
— Теперь сомневаюсь.
— Не сомневайся ни в чём. На человека вполне можно жизнь сжечь, а он этого и не оценит. Тем более, никакого человека вблизи тебя нет, а парочек различной степени успешности вокруг хватает. Вот и гложет тебя стадное чувство. Некоторые из-за этого чувства, и только из-за него брак заключают и даже детей заводят. Мир совсем не против тебя.
— Софи, сколько тебе лет?
— Ты прекрасно знаешь, — пожимает плечами принцесса.
— Ты иногда словно страшно взрослая.
— От змей мудрости набралась, — хмыкает Софи.
— Самомнение у тебя прежнее осталось.
— Так и у тебя оно высоченное.
— Сама так себя стала вести. Надоело чокнутой девочкой быть. Над матерью даже насмехались женщины: 'у тебя все дочки умные, и только одна — высокая'. Даже узнать хочется, что сейчас говорят. Статус кронпринцессы оценили бы больше всего.
Хорошо, что в школе большинство детей оказалось вроде меня.
— И сразу же захотелось выделиться. Хотя, всю жизнь из-за своих отличий переживала.
— Именно это. Сегодня, точнее уже вчера, — Хейс чему-то грустно усмехается, — я снова вспомнила, что молода, красива, ну и всё остальное. И опять стало как-то непонятно.
— Как выражается Марина, 'зачесалось в одном месте'.
— Грубо, но в целом, верно.
— Что-то, девушки, вы обе совсем закисли!
Как только Смерть подойти успела? По спинам определила, им обеим совсем не весело? Только же что на соседней скале сидела. И вот уже за спинами стоит. Софи чуть пододвигается, освобождая место. Чёрная усаживается рядом.
— Императрица и одна из принцесс Архипелага. Сама в детстве мечтала такой побывать, пока другим не увлеклась.
— Мы такие, какие есть, — за двоих отвечает Хейс.
— Ты знаешь, Императрица теперь желанная гостья на любой вечеринке наверху. Причём, именно гостья, а не приложение к кому-то.
