— Нет, Великий Лорд. Хотел бы получить право на рудники в ваших землях. В Штормовых Землях много разных металлов. О некоторых из них вы еще не знаете, зато мы о таких металлах знаем. Из них мне нужен тот металл, что производит разные виды тепла.
— Металл, производящий тепло?
— Так, Великий Лорд.
— Перестань кланяться на каждом слове. Эй, кто там, стул гостю. И пригласить ко мне сира Давоса!
Сир Давос Луковый Рыцарь, верный бессменный советник, явился по вызову и быстро вник в суть:
— Господин. Мои люди видели этого человека за беседой с сиром Клиганом, а сир Клиган сегодня служит посланнику Железного Банка. Нетрудно догадаться, что это человек Банка. И уж всякому ясно, что Банк не оставит нас в покое. Джон Сноу будет нависать своим королевством над “северными” с севера, а этот человек будет копать свои металлы прямо в сердце Штормовых Земель, рядом с логовом “южных”.
Станнис Баратеон улыбнулся. Ничего нового. Интрига несложная, но такие как раз чаще всего и удаются.
— Как твое имя, гость?
— Зовите меня Лось.
— Так что там за греющий металл, господин Лось?
— В природе он обычно рассеян. Если его собрать в кучу, начнет греться. Кроме обычного тепла, выделяет еще невидимое, опасное. Вызывает болезни у людей и животных, от него могут рождаться уроды, оно может заражать все вокруг. Но мы умеем обращаться с таким ядом и заставляем его приносить пользу.
— Подбрасываете врагам?
— Что вы, Великий Лорд, это крайне расточительно! Этот ядовитый металл работает в наших… Как назвать… Приспособлениях. Производит нам свет и обычное, безопасное тепло. Крупица его способна целый день двигать множество тяжелых повозок.
Ничего не кончилось, подумал Станнис. Ничего и не кончится. Мир изменился, а жить все равно надо.
Может быть, имеет смысл познакомить гостя с Ширен?
Оглавление
Эпилог. Зайцем через Флегетон
Мы сделали свое. Что ждет теперь других?
(с)
Мия положила на стол круглый прибор, со стороны похожий на старинный будильник с двумя парами стрелок и несколькими сильно выступающими кнопками. На немой вопрос матери ответила:
— Это устройство для копирования личности. Применяется… Скажем так, в некоторых местах.
— Звездочет бы тут спросил: что для нас понятие “место”?
— Легко, мама. Место — все, что отличается от исходной точки менее, чем на сколько-то сотых. Для определенности, менее, чем на сотую часть. Вот у нас в жилом вагоне тепло, за стенками вагона холодно. Уже все, уже иное место.
— А устройство это тебе зачем?
— Перепишем Тафа, для начала. Вряд ли он быстро починит свою гору металла. А в записи сможет побывать… Еще где-нибудь.
— На циферблате что-то вспыхивает… Красиво… А зачем четыре стрелки?
— Две обычные, а еще две могут отсчитывать обратное время. Как понимаешь, в некоторых случаях пригодиться может.
— В петлях времени? Соглашусь, может. Кому ты хочешь его подвесить?
— Эйлуд согласился пока что походить с виртуальным напарником. Потом, не исключено, что Крысолов. Мама, а ты задала уже те, свои, вопросы?
Хоро кивнула:
— Выбрала ночь, когда никого в пятне контакта не оказалось. И спросила.
— Ответил?
Ответил Таф не сразу. По своему обыкновению, сперва он переспросил — чтобы иметь уверенность, что все понял правильно:
— Бессмертие? Мое образовалось полностью случайно. Можете мне поверить, имей я время на подготовку, я бы организовал все куда… Умнее. Могу ли я спросить, как образовалось ваше?
— Спросить можете, но я сама не знаю. Я не помню значительных кусков собственной жизни. И, в частности, откуда мы такие взялись.
— У вас имелись родственники.
— Полагаю даже, они имеются и сейчас. Насколько я помню, моя семья не погибла, а именно разошлась по свету. Мы предполагали, это сделано нарочно. Чтобы бессмертные не заполонили весь мир за какие-то жалкие двести тысяч лет.
Голос в темноте оживился:
— Мне приходилось решать задачу о конечном объеме экологической ниши… Там же, где мой “Ковчег” починили.
— И как вы… Решили?
— Увы, — на сей раз Таф совершенно точно вздохнул. — Стерилизацией Сатлэма. Возможно, с того места началось мое падение от инженера в пошлую божественность.
— Вы полагаете, что божественность — вещь подчиненная?
— Именно. Даже боги не в силах избегать судьбы, это раз. И два: какие главные признаки сопутствуют богам во всех мифах, легендах, священных текстах?
Хоро задумалась надолго, потом все же ответила:
— Бессмертие. Это обязательно. Прочее у всех народов разное. У кого-то боги мудрые, у кого-то сильные. Но “смертию смерть поправ” — это главное условие.
— Вот, — сказал Таф. — Я бессмертен. Просто цена за это — сидение в стальном ящике. Там, к югу, в теплых лесах перед Стеной, нашлись похожие… Мне их жаль. Они сращивали себя с чародревами и постепенно переносили себя в сеть корней. И да, они живут и сейчас. Но они больше не люди. Телесность полностью исчезла.
После нескольких минут молчания тьма добавила:
— Я экологический инженер… Считал себя экологическим инженером. С “Ковчегом” я могу так много, что действительно где-то почитаюсь богом. Но любое мое действие, любое вмешательство в историю, в жизнь людей, приводит к потрясениям. И чем сильнее вмешательство, тем больше проливается крови.
— Значит, у бессмертного лишь один путь? Забиться в угол и бесконечно длить годы, повторяя все, что делают смертные, лишь бы только не выделяться?
Теперь Таф замолчал действительно надолго. Хоро досчитала до восьми тысяч пятисот, когда Таф ответил:
— Расчет показывает, что выход это реальный. Но вам, судя по форме вопроса, он скучен?
— Видимо, вы правы. Я думала, что забыла в прошлом нечто ужасное. А, выходит, я пытаюсь вспомнить нечто несуществующее. Там, где я ищу в себе плохое, может оказаться просто пустота. Белый шум. Бытие растения или безмысленного жучка.
— Хоро, так вас называют?
— Верно.
— Вы не можете больше стоять в стороне и жить без мыслей, плывя по течению. Теперь верят в такую Хоро, которая нечто делает. Не брезгует крошить морковку на кухне поезда. Другую вас не примут, в другую вас теперь не поверят.
Хоро на краткий миг понурилась, потом снова вскинула голову:
— Лучше так, чем не любить совсем! Не знаю, кто вам рассказал про морковку, но, если бы я не затеяла весь этот переход непонятно зачем, вас бы так и не нашли.
— Вы правы, — Таф снова вздохнул. — Как там, в пословице? Под лежачий камень дитя без глаза!
И, после краткого молчания, подвел черту:
— Выходит, бессмертному лучше быть инженером, чем богом. Возможности те же, а свободы больше.
— Больше свободы? У инженера? — Семен Васильевич только головой покрутил, когда закончилась пленка. — Интересный… Собеседник нам попался. Своеобразный!
Все в кают-компании выразили согласие, каждый на свой лад.
— Он из полностью иного времени и полностью иного мира, — вступилась Мия. — Представляете, у них там по космосу летают, а деньги все равно в ходу. Делают настолько могучие корабли, как вот “Ковчег”, а новую экологическую нишу создать не могут. Нам такое трудно представить, а он во всем этом вырос. У него психика с детства вывихнутая, как дерево бонсай!
Не то, чтобы минские механики с ядерщиками каждый день видели бонсай, но смысл поняли.
— Так что делать будем? — выразил общее мнение Федор Иммануилович. — Завтра Ученый Совет, на нем надо уже четкую позицию иметь.
Хоро с дочерью переглянулись. Эйлуд подкинул на руке “будильник”.
— Где конец одной истории, там начало следующей, — сказала Мия. — Мы с тобой, мама. Веди.
— Дальше вглубь, — сказала Хоро, не пожимая плечами. — Тафа вытаять изо льда. После стольких лет в мир вернется наука. Хватит ему спать как божество, пускай теперь, как инженер: чуть свет, на работу.
— Он тут… Наработает, — покачал головой Федор Иммануилович. — Это вам не магию в Вестерос возвращать.
— А мы согласны, — высказался за всех Федор-ядерщик. — И третья вахта, что сейчас в рубке, они тоже просили передать, что согласны. Лучше пускай реки поворачивает и дворцы строит, чем этих, Белые Ходоки которые, от бессильной тоски лепит.
Эйлуд раздал всем бланки обычного опроса-референдума, привезенного с Радуги рейсовым дирижаблем. Поезд неспешно двигался к югу, к базе Три Огня. Вокруг поезда стояла глухая полярная ночь, завывал ветер, трещал мороз; уральская сталь игнорировала все это с холодным достоинством, потому что хладноломкость учли при проектировании и ввели в плавку сколько чего надо. Из решеток отопителей по жилому вагону струилось приятное тепло.
Люди принялись заполнять вопросник о том, что делать с Аномалией, как поступить с Тафом. Видя, что все заняты, и что все решено, Хоро вытащила из ящика яблоко в фольге. Развернула фольгу и быстро съела яблоко: сразу все, против обыкновения не оставив ни огрызка, ни хвостика.
Отлив кончается, думала Хоро. Сейчас события пойдут по нарастающей. Начнется прилив. Начнется весна. Лоуренс в письмах намекал, что-то он там затеял с реорганизацией. Вот она вернется, и в работу с головой… Одна история кончилась, это верно: она нашла бессмертного. Правда, совсем не такого, как думала. Так что новая история не замедлит начаться. И кому в ней будет особенно весело, так это Капитану.
Капитану протянули заполненный пропуск и он поднялся к лифту, где Звездочет уже надавил кнопку вызова. В лифте с ними ехали программисты, парни и девушки, и самый разговорчивый из парней, поглядывая на девушек, вещал:
— Всех людей убьют роботы-пылесосы! Их будут создавать все сложнее, все умнее. И однажды они поймут, что главной причиной мусора является человек!…
Девушки, судя по лицам, смысл клоунады поняли вполне, но не препятствовали. Приятно же, когда парень для них старается. Лифт прибыл, открылась дверь. Капитан и Звездочет вышли в коридорчик, потом через черный вход попали в прохладный машинный зал с привычными огоньками на панелях: все как в старом фильме про полет на Венеру.
— Чем нынче заняты?
— Границы открыты лет пятнадцать, — Звездочет начал издалека. — Накопился не такой большой, но и не такой уж маленький поток эмигрантов. И вот, мне писали знакомые, что ко всем эмигрантам из СССР приходят люди… Разведка, или что там у них? И задают самые разные вопросы.
Вышли из машинного зала в отдел, Звездочет помахал пакетом с подаренным кофе, и все снова побежали к нему, хватая кружки. Плакат над местом начальника поменялся: изображенный несколькими энергичными синими штрихами шаман стучал в белую кляксу-бубен, откуда разлетались красные циферки с буквами, наверное, нечто означавшие.
Сотрудники пили кофе, посматривали на Звездочета и гостя с отчетливым уважением; Капитан, понятно, не присутствовал при феерическом бенефисе Звездочета и Толмача в три дня Поспеловщины, но видел: теперь начальника отдела чуточку побаиваются. Вопросов снова никто не задал: если надо, человека представят. А не представили, значит, и не приходил никто.
Звездочет выпил две чашки кофе, наслаждаясь шумовым рисунком работающего отдела: шорохом бумаги и жужжанием каретки в принтерах, тоненьким писком усилителей на экспериментальном роботе в дальнем углу, голосами клавиатур по всему немаленькому помещению: виртуальные, отображаемые на столе проектором, шлепали. Механические мягко щелкали. Резиномембранные тонко и тихо пищали от натирания пальцами.
— Как ты все это с кооперативом совмещаешь?
Звездочет едва не выплюнул кофе, но справился, отфыркался:
— Ох, не спрашивай… Когда бы не брат, ничему бы не рад… В общем, почитал я письма от знакомых и подумал: буржуи, наверное, все их ответы вводят в компьютер. Анализируют, сличают соответствующей программой… Мы нечто похожее писали для обработки результатов референдумов. Там в оконцовке получается некая более-менее цельная картина сразу по многим интересующим вопросам.
Снова хлебнул кофе:
— Дальше понятно. Если нам надо впарить кому-то дезу, мы ее делим на пакеты и отправляем с несколькими разными эмигрантами. Которым как бы случайно дают нечто услышать или увидеть, узнать. От попутчиков, самое простое. Или там по работе некий документ якобы ненамеренно прочитать получилось… А на той стороне опросят человек этак сто, соберут нашу залепуху по кусочкам, будут собой гордиться. И присвоят нашей липе самую высшую категорию достоверности. Вторую диссертацию почти сделал. “Управление глобальными информационными потоками”.
Капитан отставил чашечку. Звездочет сказал:
— Самое интересное знаешь, что?
И, не дожидаясь, ответил на немой вопрос:
— Наметился встречный поток. Оттуда к нам. Негустой, но уже и не такой маленький, чтобы отмахнуться.
Капитан выразительно поднял брови. Звездочет отточенным движением, не затронув развалы бумаг на столе, протянул правую руку, схватил трубку, натыкал короткий внутренний номер:
— Товарищ полковник… Тут у меня гость… Говорит, вы с ним знакомы по хозяйству Кравченко. Балатон, Секешфехервар… Ага, жду.
— Антоненко?
— Да, он до сих пор у нас, особистом.
Полковник Антоненко приветствовал Капитана шумно, так что они пошли в курилку, чтобы не отвлекать отдел криками: “А помнишь?” — “А Ваня где?” — “А сам-то как?” Звездочет, улыбнувшись им вслед, помчался по своей епархии, сеять ужас и насаждать порядок.
В курилке, увешанной разноцветными плакатами на вечную тему “Не влезай — убьет”, Антоненко извел добрых полпачки. Капитан курить не научился: для снайпера умение запретное. Он просто слушал или переспрашивал. Минут за сорок старые друзья проговорили самое-самое неотложное про общих знакомых и вернулись в большую комнату за столик начальника, куда к тому времени приземлился и сам Звездочет, совершивший рейс по отделу.
— Игорь Палыч, — сказал он седому по-джеймсбондовски Антоненко, — поведай нам, как ты ездил в Австрию.
— Не секретно, — хохотнул Антоненко. — Не вибрируй, Гусь. По моему рапорту все газеты заметку выпустили. “Правда”, “Труд”, “Комсомолка” — все. Так и назвали: “Случай в ресторане”.
Он тоже взял чашку кофе, но не пил: втягивал ноздрями теплый воздух, напрасно стараясь выделить в нем аромат. Как многие курильщики, запахи полковник улавливал плохо.
— А начиналось дело вот как… Я захожу в кабак “Zarya”. Командую халдею: “vodka!”, ну и бросаю якоря… Мой объект — обычный лопоухий диссидент… Ну как… Я к нему сначала без капли злобы. Он, хотя бы, честно сказал: я с вами не хочу, я вон с теми хочу. Ну, обидно, конечно. Но так, не всерьез…
Антоненко выпил кофе и заговорил чуть глуше:
— Вот, я сижу, богатого Внешторговца изображаю, который вырвался на один вечер из-под присмотра комиссаров, и теперь ка-а-ак начнет марками швыряться, всеми двадцатью… Я давно ведь с работы снят, но после бунта людей мало, попросили тряхнуть стариной, один вечер в кабаке присмотреть за объектом: сам ли он свалил, агитации начитавшись, или там его встречает кто?
