В отличие от Павла, который почувствовал, как полыхнули красным его щеки и уши. И эта крестьянская девчонка без своих мешковидных одежд неожиданно оказалась по-женски прекрасной. Невысокая, стройная, вроде худенькая, но с неожиданно крепкими бедрами и круглыми аккуратными грудями, увенчанными розовыми горошинками сосков. И словно вся светилась перламутрово. Точно русалка или суккуба под лунным светом!
Пока мозг попаданца приходил в себя, тело само по себе шагнуло к женщине и протянуло руки. Запоздало подумалось — мозоли на пальцах, огрубели лапы! А тут — шелковистая нежная кожа! Не поцарапать бы!
А потом мозг бросил бесполезное управление и Пауль радостно свалился в вихревой безумный штопор, успев только кинуть нож на столик (вколоченный уже рефлекс оружие под рукой держать в этом злобном мире) и потушить лучинку, которая теперь откровенно мешала. Не из-за стыдливости, а чисто в последней вспышке разумности — на лежанке был ворох сена под тряпками и светца, чтоб вставить лучинку туда не успел найти, только еще запалить жилье не хватает, страсть конечно полыхнула, но не так же!
И вроде грубая пейзанка, а пахло от прижавшейся к Пашке женщины мятой и еще какими-то травами, отчего кружилась голова и одурел мужчина совсем. То, что вдовушка оказалась страстной, но какой-то не шибко опытной, тоже подхлестывало. А вместе с тем, что отдавалась она не в пример разумным и строго дозировавшим доступ к телу особям будущего, а вся, без остатка — окрыляло дорвавшегося Пауля. И слившийся с ней в единое целое попаданец только и успел подумать глупое:
— Дружбой ночью не займешься!
Хотя враждой такое действо тож не назовешь. А дальше уже и думать не получалось. И длилось это наслаждение долго, но счет времени был потерян и потому когда запыхавшийся и уставший от восторга мужчина внезапно провалился в неожиданный сон, даже не успев хрестоматийно повернуться к стене — сам Пауль бы не сказал. Проснулся на момент, потому что пушистые волосы щекотали щеку — понял, что лежит на чем-то жестком, колючем — но на это наплевать, сил нет ворочаться, да и на плече уютно женская головенка устроилась — и ручкой обхватила поперек груди и ножку закинула прижавшись тесно — и так привычно словно и никакой по времени разницы нету. Погладил женщину по гладкой спинке со всей возможной нежностью, хозяйка коротко мурклыкнула, не просыпаясь, прижалась теснее...
А Паштет опять как провалился... Вот словно кнопочку нажали и выключился организм...
....
Девчоночий визг словно раскаленный гвоздь в голову воткнулся.
— Тата... — и как обрезало.
И собачонки какие-то загавкали одна за другой. Истерично, заполошно, испуганно.
Паштет спросонья подхватился, как по крику 'Рота подъем'! Спрыгнул с лавки, чудом не расшиб башку о низкую крышу.
Светало, а может и глаз к темноте привыкли, уже можно разобрать что где даже и без лучины. Не соображая, чисто на инстинктах ухитрился влететь на ходу в свой бронежилет, схватил стоявшую наготове у входа аркебузу и выскочил наружу, на этот раз не зацепившись за сучок.
Точно, собачий час — начинает рассветать, но только-только.
А что снаружи?
Увиденное не понравилось крайне!
Прямо напротив входа оказался конный воин — полностью готовый к бою, в шлеме и кольчуге, с саблей наголо и по лезвию текло красное... Второй такой же — но куда победнее снаряженный и куда моложе — сразу и не скажешь, почему так показалось — но ощущение твердое — как раз спешивался у палатки с Нежило.
Тот что напротив Паштета был, явно старший — загорелым, морщинистым лицом словно в мультике выдал сразу гамму чувств.
Он определенно удивился, может быть даже чуточку напугался — определенно рассердившись на себя за это, и широко осклабился, довольный, словно кот у полной миски со сметаной. Это было как-то неправильно, попаданец был уверен, что враг вот сразу кинется конно в атаку, а тот словно в театр пришел и предвкушает! И даже похоже собирается тут сам какое-то представление товарищам устраивать, такое возникло ощущение, потому как он своему приятелю что-то со смехом сказал. И тот так же весело отозвался. Заверещал пойманным зайцем Нежило — его за ногу потащил из палатки второй воин. Крымчаки заржали в голос и верховой не спеша стал слезать с коня.
А по деревушке — вой, визг, крики словно взрывная волна прокатилась.
Тут Паштет немного пришел в себя и глянул на ситуацию со стороны. И чуть не застонал от досады. Голый дурак в одной серой жилетке и с фитильным ружьем — без горящего фитиля! Выскочил заполошно, видно, что тепленьким попался! Бери голыми руками такого!
Опрокидью кинулся обратно в землянку. Голова со сна не работает вовсе, забыл, куда дел фитили! Да и темно в жилище-то! Гвозданулся походя головой все же о бревна крыши, зашипел от боли и досады — и просветлел умом. Не беззащитен ведь! Самопал заряженный в руке — аргумент весомый, только огонь нужен!
Огонь!
А спички — да вот они, ночью ж зажигал ими лучину! Так и лежат!
Есть, грохотнули в открываемой коробке, немного трясущимися пальцами ухватил сразу пучок из нескольких спичек.
— Урус, вихади! — насмешливое снаружи.
И дверка нараспашку! Черный силуэт на фоне серенького утреннего неба.
Паштет сам не понял — сколько у него рук оказалось внезапно. Потому что потом не получилось ход событий понять — одной рукой чирканул по коробку спичками, второй рукой придержал, очевидно, коробок, третьей отжал скобу спуска, открыв полку с порохом и туда ж сунул вспыхнувший огонь и как только шибануло пороховым дымом, четвертой рукой перехватил аркебузу и донаправил ствол в силуэт.
Причем все сразу!
Налетчик был матерым воином и попытался одновременно увернуться и достать Пауля саблей, но зацепился кольчужным рукавом за торчащий из дверцы сучок — как и Паша вчера. Секундная помеха, пустяк вроде — а роковой оказалось — порох-то горит быстрее. И самопал громоподобным обвалом бабахнул в тесной землянке, показалось на миг, что даже крыша подпрыгнула!
Воину пуля попала в середку туловища и не отбросила кинематографично, а сложила его пополам, так, скорчившись, он и сунулся головой под босые ноги фон Шпицбергена. Помня о недобитках, которые опасны вдвойне — попаданец тут же долбанул голой пяткой в шею раненого врага. Попал удачно, хоть и мешал пороховой дым, но не глядя махнул рукой по столику, цапнул пальцами знакомую рукоятку ножа и перехватив поудобнее — пырнул лежащего туда, где артерии проходят. Брызнуло струей, хлестануло горячим туго по руке и голым ногам.
Визг Нежило по ушам режет! Паша, пригнувшись, кинулся вон из жилища наружу.
Второй воин-налетчик пытается отлепиться от клещом вцепившегося ему в правую руку мальчишки, нож тянет из ножен левой рукой, но неудобно, неловко ему. Увидел выскочившего Паштета, дернулся, но уже не успел. Попаданец в пару прыжков лютой фурией подлетел к дерущимся, размахнулся было для размашистого пинка, тут же подумал, что босой ногой по обшитому бляшками наряду пыром бить было себе дороже и вместо этого огрел врага по спине пищалью, как дубиной. Гость из Крыма видел замах ногой для удара и прикрылся от него, как мог, согнувшись слегка и выставив свободную руку. Потому плюху по горбу отразить не успел!
Сам подставился.
Паша обрадовался, что влепилось хорошо, гулко, с треском, но не оружие сломалось, а что-то в крымчаке хрустнуло, добавил прикладом в лицо под мятой мисюркой, маханув длинным размахом — и опять попал! От удара эрзац-шлем вместе с тюбетейкой прочь отлетел, хорошо врага тряхануло!
Сам не ожидал, что обманет финтом футбольным! А — получилось!
Крымский налетчик рухнул с лязгом и грохотом на землю, схватился руками за лицо, между пальцев жижа какая-то кровянистая потекла.
Оттуда, где ночевали немцы — спаренный выстрел! Почти слились бабахи! Живы, проходимцы, но и там напали дезертиры ханские! Это ж их сколько тут?
Тут же третий — и почему-то решил, что это гвозданул из овина Хассе. Неужто уже опытный стал и отличает выстрелы разного знакомого оружия?
Сам завертелся, ища на земле оброненный ножик. Бросил его у выхода, перехватывая обоими руками пищаль перед ударом — а теперь он нужен!
Что-то мелькнуло на краю поля зрения — резко повернулся, чуток оторопел — его бабенка, глаза на поллица, уже в рубахе и с аккуратно повязанным на голове платочком — когда только успела — выскочила из землянки. И босые ноги словно в алых тапках — вляпалась в кровищу на полу. А в руках держит его ножик — и уверенно так держит.
— Прирежь его! — кивнул на второго татарина, который неуверенно пытался подняться хотя бы на колени, но плохо у него выходило после влетевшего в табло окованного приклада. Разъезжались у него конечности. Секунду подумал — и еще раз влепил прикладом в бритое темечко.
— Заряжай! — кинул самопал слуге.
Сообразил с некоторой задержкой, что вообще-то не бабье дело татар резать, но глазом не успел моргнуть — а уже Кузнечиха сунула клинком врагу под челюсть и вертко отскочила — струя кровищи в нее не попала. Ловка, красотка! Не то, что он, увалень, извозюкался изрядно. Оскалилась в свирепом восторге. Жуткая такая улыбочка получилась.
Так, а дальше-то что?
А непонятно!
Нет, так-то как положено настоящему попаданцу — он тут же кидается с ружжом наперевес и всех вражин курощает не вспотев. Хоп, хоп — и по колено в куче трупов! И в книжках такое было вполне понятно — но тут-то что-то все иначе. Ошалело глянул вокруг. Только сейчас продрало изморосью кожу под броником — раньше пугаться времени не было, а теперь доперло — опять старушонка с косой мимо шагнула, повезло невиданно — то зацепившийся рукавом кольчуги враг и второй, не хотевший кровищей марать такой ценный по нынешним временам шатер и потому не пырнувший Нежило ножиком сразу... Самонадеянность дезертиров погубила, слишком уж в победе своей были уверены.
А Паштет как раз сейчас пребывал в очень неустойчивом состоянии духа. Раз свезло, два — пора и честь знать! Что за силы осаждают сейчас камарадов — неясно. Что-то там орали, но хрен разберешь.
Ага, еще раз бахнули вразнобой аркебузы! Значит еще живы, штурм гумна с овином в полном ходу. Понять бы еще, что там за войска дезертирские! Но всяко не один-два, поболее. Черт, как же туда лезть не хочется, но рядом сидит напряженно вдовушка и пацаненок и выглядеть трусом в их глазах Паулю не хотелось категорически.
Дураком заполошным, впрочем — тоже, таким который не зная броду кидается в воду.
Прикинул — какая тут тактика может быть?
Ололорашная атака в полный рост с криком и пальбой в воздух исключается. Там явно несколько дезертиров и немцам высунуться не дают — а то бы бравые прохвосты уже одежку делили трофейную. Подкрасться, как Виннету — Вождь Палачей или как его там — тоже не манит. Свои рейнджерские способности Пауль оценивал трезво.
И получалось, что в отличие от образцовых попаданцев — надо сколачивать сразу себе тут войско! Бог войны любит большие батальоны!
— Скажи, мужики ваши деревенские мне помогут? Надо выручить немчинов, вместе мы справимся, благо ворогов не так много! — повернулся к вдовушке. Та толком не дослушав — кивнула и опрометью кинулась прочь, только красные пятки мелькнули под подолом рубашки.
Досадливо щелкнул языком — не того хотел, а теперь уже в пятнашки играть не стоит — но напорется если девчонка на кого из дезертиров — помрет без пользы! Устыдился такой мысли, больно уж какая-то торгованская она получилась, рассчетливая. Некрасиво. Хотя — так и думает офицер на поле боя, вжился Пауль в роль военачальника, для которого люди — просто ресурс.
Нежило аркебузу подал, уже с фитильком вставленным как надо и дымящимся, раздут хорошо. От такой тяжести в руках стало веселее. Сам слуга в землянку ссыпался, выскочил оттуда с штанами и сапогами, пугливо озираясь, подал хозяину. Ишь, боится — а и зарядил правильно ружье и думает верно — щеголять голой задницей перед местными — не очень разумно, авторитет упадет сильно.
Одевался Паша быстрее, чем в армии, больше всего опасаясь, что пока он путается тут в штанинах — набежит еще дезертиров. Спешил изо всех сил!
И очень вовремя вышло, потому как практически одномоментно со спины топот — вдовушка с десятком мужиков разных — от подростков до старика седобородого — прибежала — и спереди из-за холмишки татарин выскочил, сопляк совсем бездоспешный, но конный, увидел урусков, стал осаживать лошадь, поспешно разворачивая ее обратно. На минуту всего замешкался — а тренькнуло дважды, свистнуло мимо ушей по обе стороны головы Пауля и уже в спину разведчику стрела воткнулась коротенькая. Пауль было приложился, но стрельнуть не успел.
Лазутчик конный вместо того, чтобы свалиться с седла, ускакал прочь, правда сильно мотаясь из стороны в сторону. Черт его дери — теперь там узнают, что набегают селяне. Плохо, там конные, тут пешие — не товарищи значит ни разу и в бою не сладко и догнать не удастся, если побегут.
Глянул на свою подмогу — двое спешно заряжают самострелы, которые Паштет знал под именем арбалеты, но эти простецкие и слабосильные — ни о каком пробитии доспеха речи нет, но все ж дальнобои. У четверых — колы в руках, от размера с оглоблю у жилистого мужика в синей рубахе, до куда более скромной палки в лапах подростка. У седобородого — явная рогатина, но не из коровьего рога, а все же — железная. У самого мелкого еще совсем пацана — явная праща. И двое с банальными дубинами, которые сделаны из комлеватых деревцов.
Уставились на попаданца настороженно. Только рот Пауль раскрыл, чтобы хотя бы поздороваться, как один из мужиков — который был с колом, но не шибко великим, размером еще пожалуй с большую палку, с кривоватой бороденкой и лихо заломленным на затылок колпаке быстроглазо оглядел всю картину и тут же спросил:
— Вторый татарин где?
Седобородый недовольно уставился на шустрика и что-то буркнул, что Паша не разобрал. Мужик в колпаке только рукой отмахнулся, не внял.
— В землянке лежит! — сказал Пауль.
Не спрашивая разрешения у хозяйки, словно к себе домой, кривобородый ссыпался в нору и выскочил оттуда очень быстро, но уже с саблей в правой руке и мотком кольчуги в левой. Тяжелые кровавые сопли тянулись за полусвернутым доспехом по земле, но мужику до этого дела не было, цепко держал.
— Эй, ты что творишь! — недовольно крикнула Кузнечиха.
— Да не твоего ума дело, бабенка! Немчин! Глянуть надо — что там у твоих деется! Дозволь я туда-обратно для догляда? Только мне тогда на коне сподручнее и чтоб стрелой не сняли — кольчугу б накинуть!
Паштет немного оторопел. Он прекрасно понимал, что без разведки лезть не просто глупо, а смертельно опасно. То, как стрельцу в глаз стрела влетела так перед глазами все время и стояло. Потому послать соглядатая необходимо.
Но в этом лихаче что-то смущало. Больно уж быстрый, а у Павла была давно прошита программа — не доверять тем, кто начинает сразу пугать или торопить. Как правило — жулики это и мошенники. И тут что-то смущало. Хотя в разведку только отморозков и посылать, на смерть ведь зачастую идут. А информация необходима жизненно, упускать инициативу, когда у тебя два самострела и мушкет, а противник — лукари конные — смерти подобно. Ты им три выстрела в минуту — а они в ответ — тридцать! Но странный какой-то малый — да еще в придачу в розовой рубашке! Ну представить только мужчину серьезного — и в розовом, а ля Барби!
