"Солнце приближается к горизонту. Идет Вечный Шторм. Настоящее Опустошение. Ночь Печалей..."
— Я нуждаюсь в тебе, — сказала Навани. — Я знаю тебя много лет и всегда боялась, что уничтожу тебя виной. Поэтому и сбежала. Но я не могу оставаться в стороне. Не сейчас, когда они так относятся ко мне. Не сейчас, когда что-то происходит с миром. Я ужасно напугана, Далинар, и я нуждаюсь в тебе. Гавилар был совсем не таким, каким его считали люди. Я любила его, но...
— Пожалуйста, — сказал Далинар, — не говори о нем.
— Как хочешь.
Кровь моих предков!
Он не мог изгнать ее запах из головы. Он вообще не мог пошевелиться и держал ее, как человек держится за камень во время сверхшторма.
Она посмотрела на него.
— Дай мне сказать, что... что я любила Гавилара. Но тебя — тебя я больше чем люблю. И я устала ждать.
Он закрыл глаза.
— Мы не можем быть вместе.
— Мы найдем способ.
— Нас осудят.
— Лагеря не обращают на меня внимания, — сказала Навани, — а о тебе распространяют слухи и ложь. Что они могут сделать нам?
— Что-нибудь найдут. Если раньше меня не осудят девотарии.
— Гавилар мертв, — сказала Навани, кладя голову ему на грудь. — Я никогда не изменяла ему, хотя — клянусь Отцом Штормов! — имела вполне достаточную причину. Девотарии могут говорить что хотят, но "Споры" не запрещают наш союз. Традиция и доктрина разные вещи, и страх оскорбления не удержит меня.
Далинар глубоко вздохнул, потом заставил себя разжать объятья и отпрянуть от нее.
— Если ты надеялась успокоить мои тревоги, то у тебя ничего не получилось.
Она сложила руки на груди. Он все еще чувствовал место на спине, которого касалась ее безопасная рука. Мягкое касание, для члена семьи.
— Я здесь не для того, чтобы успокоить тебя, Далинар. Как раз наоборот.
— Пожалуйста. Мне нужно время, чтобы подумать..
— Я не дам прогнать себя. Я не дам тебе забыть о том, что случилось. Я не...
— Навани. — Он мягко прервал ее. — Я не брошу тебя. Обещаю.
Она внимательно посмотрела на него и криво улыбнулась.
— Очень хорошо. Но сегодня ты кое-что сделал.
— Я? Сделал? — спросил он, довольный, ликующий, потрясенный, озабоченный и пристыженный одновременно.
— Твой поцелуй, Далинар, — небрежно сказала она, открывая дверь и выходя в прихожую.
— Ты меня соблазнила.
— Что? Соблазнила? — Она оглянулась. — Далинар, за всю свою жизнь я никогда не была такой искренней.
— Знаю, — Далинар улыбнулся. — Вот это и было самым соблазнительным.
Он осторожно закрыл дверь и глубоко вздохнул.
Кровь моих предков, подумал он, почему у меня все запутано до невозможности?
И, тем не менее, в полном противоречии со своими мыслями, он почувствовал себя так, как если бы весь этот запутанный мир стал более правильным.
Глава шестьдесят вторая
Три глифа
Темнота становится дворцом. Дайте ей править! Дайте ей править!
Какенах, 1173, 22 секунды до смерти. Темноглазый селаец неизвестной профессии.
— Ты думаешь, что эта штука спасет нас? — хмуро спросил Моаш, глядя на молитву, привязанную к руке Каладина.
Каладин взглянул на него. Он стоял в парадной стойке, пока солдаты Садеаса пересекали мост. Весенний воздух приятно холодил тело. Небо было безоблачным и блестящим, и штормстражи пообещали, что сверхшторм налетит не скоро.
Молитва, привязанная к его руке, была самой простой. Три глифа: ветер, защита, любимые. Молитва к Джезере — Отцу Штормов — защитить друзей и любимых. Именно такие предпочитала его мать. При всей ее утонченности и ироничности, она всегда вышивала или писала самые простые и искренние молитвы. Такая молитва всегда напоминала Каладину о ней.
— Мне даже не верится, что ты заплатил за нее приличную сумму, — продолжал Моаш. — Даже если Герольды смотрят на людей, они не замечают мостовиков.
— Мне кажется, что у меня развилась ностальгия. — Молитва, скорее всего, совершенно бессмысленна, но в последнее время он начал больше думать о религии, и не без причины. Рабу трудно поверить, что кто-то — или что-то — присматривает за ним. Тем не менее многие мостовики за время рабства стали более религиозными. Две группы, противоположные реакции. Значит ли это, что одни глупы, а другие — бессердечны? Или вообще что-нибудь третье?
— Они хотят увидеть нас мертвыми, сам знаешь, — сказал Дрехи из-за его спины. — Вот так. — Бригадники очень устали. Каладин и его люди были вынуждены работать в расщелинах всю ночь. Хашаль еще и увеличила норму добычи. Для того чтобы ее выполнить, пришлось забросить тренировки и только грабить мертвых.
А сегодня их разбудили для утренней атаки после трех часов сна. Они едва не падали, стоя в ряду, а до плато с куколкой еще несколько расщелин.
— И пусть, — тихо сказал Шрам с другого конца линии. — Они хотят нас мертвыми? Я не собираюсь сдаваться. Покажем им, что такое храбрость. Пусть прячутся за нашими мостами, пока мы атакуем.
— Это не победа, — буркнул Моаш. — Давайте нападем на солдат. Прямо сейчас.
— На наши собственные войска? — спросил Сигзил, поворачивая чернокожую голову и глядя на линию мостовиков.
— Конечно, — сказал Моаш, глядя на солдат. — Они в любом случае убьют нас. Давайте заберем немного с собой. Проклятие, почему бы не напасть на Садеаса? Его стража не ожидает нападения. Спорю, что мы сумеем сбить некоторых на землю, схватить их копья и убить несколько светлоглазых прежде, чем они перережут нас всех.
— Нет, — сказал Каладин. — Так нам не удастся ничего сделать. Они убьют нас задолго до того, как мы доберемся до Садеаса.
Моаш сплюнул.
— А как удастся что-то сделать? Клянусь Бездной, Каладин, я чувствую себя так, словно уже болтаюсь в петле!
— У меня есть план, — сказал Каладин.
Он ждал возражений. Все остальные его планы не работали.
Никто не пожаловался.
— И что это за план? — спросил Моаш.
— Увидишь сегодня, — сказал Каладин. — Если сработает, мы получим немного времени. Если нет, я умру. — Он повернулся и посмотрел на линию лиц. — В этом случае вы — под командованием Тефта — пойдете ночью на прорыв. Вы не готовы, но по меньшей мере хоть какой-то шанс. — Все лучше, чем напасть на Садеаса.
Люди кивнули и даже Моаш выглядел довольным. Он стал совершенно преданным, не то что вначале. Очень вспыльчивый, он, тем не менее, лучше всех работал с копьем.
На чалом жеребце подъехал Садеас, одетый в красные Доспехи Осколков; шлем на голове, но забрало поднято. Совершенно случайно он выбрал мост Каладина, хотя — как всегда — мог поехать по любому из двадцати. Садеас только мельком взглянул на Четвертый Мост.
— Перешли, — приказал Каладин, когда Садеас проехал. Бригадники пересекли мост, и Каладин приказал перетащить его на ту сторону и поднять.
На этот раз мост казался тяжелее, чем обычно. Бригадники побежали, огибая колонну и спеша добраться до следующей пропасти. За ними на почтительном расстоянии шла вторая армия — в синем, — используя другие бригады Садеаса. Похоже, Далинар Холин отказался от своих неуклюжих механических мостов и стал использовать мосты Садеаса. Таким образом он сохранял свою "честь", не жертвуя жизнями мостовиков.
В своем мешочке Каладин нес много заряженных сфер, выменянных у менялы на еще большее количество серых. Каладин ненавидел терять деньги, но ему был необходим Штормсвет.
Они быстро достигли следующей расщелины. Предпоследняя, если верить словам Матала, мужа Хашаль. Солдаты начали проверять оружие, подтягивать ремни, в воздухе появились спрены предчувствия, похожие на маленькие узкие ленты.
Бригадники поставили мост и отступили в сторону. Каладин заметил, что Лоупен и молчаливый Даббид подошли с носилками, в которых лежали меха с водой и бинты.
Лоупен продел одну из ручек носилок в металлический крючок, прикрепленный к поясу и заменявший ему отсутствующую руку. Оба ходили между бригадниками Четвертого Моста, раздавая им воду.
Проходя мимо Каладина, Лоупен кивнул на большую выпуклость в середине носилок. Доспехи.
— Когда они тебе понадобятся? — тихо спросил Лоупен, опуская носилки и протягивая Каладину мех с водой.
— Прямо перед тем, как мы побежим в атаку, — ответил Каладин. — Молодец, Лоупен.
Лоупен прищурился.
— Даже без руки хердазианин вдвое полезнее безмозглых алети. И с одной рукой я все равно могу делать вот так. — Он незаметно сделал грубый жест в сторону идущих солдат.
Каладин улыбнулся, но смеяться по-настоящему не мог. Давным-давно он не боялся перед боем и считал, что Туккс выбил из него страх много лет назад.
— Эй, — внезапно сказал голос сзади, — я хочу воды.
Каладин обернулся и увидел солдата, идущего к нему. Именно таких он и избегал в армии Амарама. Темноглазый, низкого ранга, сильный, высокий и, вероятно, выдвинувшийся именно из-за своих габаритов. Доспехи в полном порядке, но мундир под ними грязный и мятый, а еще он засучил рукава, обнажив волосатые руки.
Сначала Каладину показалось, что солдат увидел жест Лоупена. Но нет, он не казался взбешенным. Он небрежно оттолкнул Каладина и выхватил мех с водой у Лоупена. Недалеко, в ожидании переправы, стояли другие солдаты. Их собственные водоносы работали намного медленнее, и многие положили глаз на Лоупена и его воду.
Уже было бы ужасно, если бы солдаты добрались до их воды — но это мелочь по сравнению с главной проблемой. Если солдаты скопятся вокруг носилок, они обязательно заметят мешок с доспехами.
Каладин мгновенно выхватил мех из руки солдата.
— У тебя есть своя вода.
Солдат посмотрел на Каладина так, как если бы не был способен поверить, что мостовик осмелился возразить ему. Мрачно взглянув на Каладина, он упер копье тупым копьем в землю и процедил:
— Я не хочу ждать.
— Как неудачно, — сказал Каладин, шагнув к человеку и уставившись ему прямо в глаза. Идиот, подумал он. Если начнется драка...
Солдат заколебался, потрясенный угрожающим видом обычного мостовика. Плечи Каладина были не такие широкие, но он был на пару пальцев выше. На лице солдата появилась неуверенность.
Отступи, взмолился Каладин.
Но нет. Отступить перед простым мостовиком на глазах своего взвода? Солдат сжал кулак, костяшки хрустнули.
Через мгновение рядом с ним появилась вся бригада. Солдат мигнул, когда Четвертый Мост выстроился вокруг Каладина агрессивным перевернутым клином, двигаясь естественно и плавно — как он и учил их. Каждый сжал кулаки, дав солдату понять, что поднятие тяжестей сделало этих людей сильнее обычного солдата.
Солдат неуверенно взглянул на свой взвод, ожидая поддержки.
— Друг, ты действительно хочешь подраться, прямо сейчас? — тихо спросил Каладин. — А если ты убьешь всех мостовиков, кто понесет мост для Садеаса?
Человек поглядел на Каладина, какое-то мгновение молчал, потом нахмурился, выругался и пошел прочь.
— Крэмово отродье, — пробормотал он и слился со своим взводом.
Члены Четвертого Моста расслабились, хотя несколько солдат оценивающе поглядели на них. И на этот раз не просто хмуро. Хотя, быть может, они и не поняли, что бригада быстро и точно выстроилась в боевой порядок, используемый в сражении на копьях.
Каладин махнул своим людям отойти назад и поблагодарил их кивком. Они отступили, и он отдал мех с водой Лоупену.
Коротышка криво улыбнулся.
— Теперь я буду приглядывать за этими делами, мачо. — Он глазами указал на солдата, который пытался добыть воду.
— Что? — не понял Каладин.
— У меня есть кузен, который работает водоносом, — сказал Лоупен. — Я считаю, что он должен мне с того раза, когда я помог сестре его друга сбежать от парня, который пытался...
— У тебя действительно много кузенов.
— Никогда не достаточно. Ты оскорбил одного из нас, ты оскорбил нас всех. Вот что вы, соломенные головы, не поймете никогда. Никаких оскорблений или чего-то в этом роде, мачо.
Каладин поднял бровь.
— Я не хочу неприятностей с солдатами. Не сегодня. — Скоро их у меня будет больше чем достаточно.
Лоупен вздохнул, но кивнул.
— Хорошо, для тебя. — Он поднял мех. — Ты уверен, что больше не хочешь?
Каладин не хотел, его желудок бурлил и без того. Но заставил себя взять мех и сделал пару глотков.
Скоро они перешли мост и перетащили его на другую сторону. Последний забег. Атака. Солдаты Садеаса выстраивались в боевую линию, светлоглазые носились взад и вперед, выкрикивая приказы. Матал махнул рукой Каладину, приготовиться. Армия Далинара Холина по-прежнему тащилась далеко позади.
Каладин встал перед мостом. Паршенди с луками уже ждали по ту сторону расщелины, спокойно глядя на приближающуюся армию. Они уже поют? Каладину показалось, что он слышит их голоса.
Моаш справа, Камень слева. Только трое на линии смерти, в бригаде и так мало людей. Шена он поставил назад, чтобы он не видел то, что будет делать Каладин.
— Я собираюсь выскользнуть из-под моста, как только мы начнем, — сказал Каладин. — Камень, будешь командовать.
— Хорошо, — сказал Камень, — но без тебя будет трудно. Нас и так очень мало, и люди еще не отдохнули.
— Вы справитесь. Должны.
Каладин не видел лицо Камня, но в голосе рогоеда прозвучала тревога:
— То, что ты собираешься сделать, опасно?
— Возможно.
— Я могу помочь?
— Боюсь, что нет, мой друг. Но меня подбодрило то, что ты спросил.
Ответить Камню не удалось.
— Мосты, вперед! — проорал Матал.
Ударили стрелы, отвлекая паршенди. Четвертый Мост рванулся к расщелине.
Каладин пригнулся и выскользнул из-под него. Лоупен, ждавший сбоку, мгновенно перебросил ему мешок с доспехами.
Матал в панике закричал на Каладина, но все бригады уже бежали вперед. Каладин сфокусировался на своей цели — защитить Четвертый Мост — и резко вздохнул. Из мешочка на поясе потек Штормсвет, но Каладин не стал черпать много. Пока только заряд энергии.
Сил неслась перед ним, почти невидимая, рябь в воздухе. Каладин на ходу развязал мешок, вынул куртку и неловко надел ее через голову. Потом, не обращая внимания на завязки, вытащил шлем и натянул на голову, перепрыгнув каменный бугорок. Последним он взял щит с красными костями паршенди на нем, стучавшими и гремевшими.
И все это время, несмотря на манипуляции с доспехами, Каладин бежал перед тяжело нагруженными бригадами. Наполненные Штормсветом ноги легко и уверенно несли его вперед.
Внезапно лучники-паршенди перестали петь. Некоторые опустили луки, и, хотя издали было трудно разглядеть их лица, Каладину показалось, что они очень разгневаны. Он ждал этого. Он надеялся на это.
Паршенди оставляли своих мертвых. Но не потому, что не заботились о них. Нет, они считали ужасным оскорблением двигать их. Даже касаться мертвых, по-видимому, считалось грехом. А если, как сейчас, кто-то осквернил мертвых, взяв их кости в сражение, наверняка такой грех даже не с чем сравнить.
Каладин подбежал ближе, и лучники запели другую песню. Быстрая, жестокая, скорее речь, чем мелодия. Те, кто опустил луки, опять подняли их.
