Александр уставил его на глиняных обломках, налил туда воды и приказал развести маленький костер, чтобы её вскипятить. Озадачив всех, он нашарил в сумке флакон с лечебным зельем и сразу отложил его в сторону. Принесли вино. Юноша наполнил чашу и влил туда две капли средства Энохсета.
— Это лекарство дал мне первый пророк храма Сета в Абидосе господин Сетиер, — пояснил Алекс. — Оно помогает исцелять раны и поддерживает силы.
Услышав столь авторитетную рекомендацию, толпившиеся вокруг зрители одобрительно зашептались.
Когда вода закипела, юноша, бормоча на ходу придуманную молитву Сету, опустил в блюдо нитку с иголкой и при почтительном молчании зрителей попросил помыть руки. Раамос отправил слугу за мылом. Туптах что-то проворчал, но подхлестнутый гулкой затрещиной, скрылся в доме и скоро вернулся с круглой деревянной шкатулкой, внутри которой оказалась полужидкая субстанция грязно-серого цвета с запахом мимозы.
Похлопав раненого по щекам, Алекс все-таки добился того, что он открыл глаза. Сейчас же к его губам поднесли чашу вина.
— Сейчас тебе будет очень больно, Сирзес, — тихо проговорил юноша и скомандовал застывшим в ожидании слугам. — Держите его.
Когда Александр сорвал присохшие к ране повязки, келлуанин заорал так, что взлетела приземлившаяся на поле стая птиц, и потерял сознание.
— Это даже хорошо, — пробормотал Алекс себе под нос и стал смачивать сочившуюся из рваных ран кровь.
По его знаку Раамос поднес блюдо с кипяченой водой. Иголка оказалась толстой, тупой и совсем не подходящей для хирургических операций. Тем не менее, юноша стянул края разрывов в самых широких местах, завязав на каждой свой узел. После чего кожу вокруг ран смазал зельем Энохсета и с помощью бледного Раамоса, как следует, перевязал несчастную жертву своего первого медицинского опыта.
К его радости и удивлению, Сирзес пришел в себя и слабым голосом попросил пить. Сделав несколько глотков пива, закрыл глаза и погрузился в блаженное забытье.
— Теперь его надо отнести в дом, — проговорил Александр, вытирая потный лоб окровавленной ладонью. Стойте! Вместе со скамьей!
— У тебя ловко получилось, — похвалил молодой келлуанин.
— Я старался, — скромно улыбнулся юноша, чувствуя страшную усталость и жуткий голод.
— Он выживет?
— На все воля богов, господин, — решил подстраховаться на всякий случай Алекс. — Мы сделали все правильно. Расставили амулеты, прочли полагающиеся молитвы. Вот еще бы жертву принести Анубу и Сахме.
— Я клянусь, что как только приду в каменоломни, то сразу же совершу жертвоприношение! — пылко вскричал Раамос и в ответ на недоуменный взгляд собеседника поспешно разъяснил. — На озере есть храм Анубсетхотепа IX. Там служат жрецы Ануба, Небхет и Птаха. Кто-нибудь из них не откажется провести церемонию.
Крестьяне быстро разбирали навес. Молодые люди отошли, чтобы не мешать, и тут услышали голос деревенского старосты. Опираясь на посох, старик поклонился.
— Не хотите ли утолить голод, господа?
В доме, куда отнесли раненого, прямо на земляном полу между очагом и невысоким подиумом, заваленным овчинами и одеялами, гостеприимно разложили чистую циновку, на которую поставили две миски с кашей и положили очищенные головки чеснока. Слуги Раамоса уже перекусили и сидели в тени у входа, лениво переговариваясь.
Александр с жадностью набросился на еду, энергично работая плоской деревянной ложкой. После бурного утра у него разыгрался зверский аппетит. Разваренные зерна пшеницы оказались приправлены каким-то растительным маслом и травами, похожими на базилик. Это придавало каше своеобразный, непривычный вкус. Молодой келлуанин лениво ковырялся в своей миске, бросая тревожные взгляды в сторону раненого. Возле его скамейки на полу сидела хмурая девочка лет шести и веткой отгоняла от бесчувственного Сирзеса докучливых мух, которыми кишела комната.
Алекс не выдержал снедающего любопытства.
— Прости мою дерзость, господин, — издалека начал он, — Но чем тебе так дорог этот слуга?
Раамос вскинул брови, посмотрел на дверь, но видимо желание хоть с кем-то поделиться навалившимся горем победило осторожность.
— Восемь лет он был мне вместо отца!
— Вот как? — удивился Александр и, отложив ложку, приготовился слушать.
— Я только что пережил девятый разлив, когда отец отправил меня в Перхесеб в школу Дома людей. Он считал, что я должен учиться самостоятельности, и послал со мной только одного слугу.
— Сирзеса, — догадался Алекс.
Собеседник кивнул.
— Мы поселились в доме дяди. Но тот почти не обращал на меня внимания, занятый службой при дворе сепаха. Отношения с его сыновьями тоже как-то не сложились. А в школе меня вообще называли "каторжником".
Раамос усмехнулся.
— Пришлось разбить пару носов. Учитель здорово высек меня за это. Но мальчишки стали помалкивать.
"Даже в здешней школе плохо новичкам, — с философской грустью подумал юноша. — Дети везде одинаковы".
— Сирзес любил меня, — на смуглой щеке молодого человека блеснула слеза. Александр поспешно отвел взгляд.
— Он выслушивал мои рассказы, помогал, как мог. И хотя не знал иероглифов, зато понимал людей. Я с ним вырос. Понимаешь, Алекс?
Тот кивнул, бросив опасливый взгляд на девочку. Мало ли что она могла услышать? Но ту, кажется, ни сколько не интересовал разговор двух парней. Одной рукой бестолково размахивала веткой, второй она увлеченно ковырялась в ухе.
— За восемь лет я всего три раза побывал дома, — грустно улыбнулся Раамос. — Через три месяца после начала учебы я заставил Сирзеса отвести меня к маме. Отец сам выпорол меня, а слуге дали сорок палок.
— Сурово, — покачал головой Александр.
— У меня строгий отец, — нахмурился молодой человек. — Второй раз я приходил домой на похороны мамы. А год назад Уразские каменоломни посещал великий визирь, и отец представлял меня ему. Теперь понимаешь Алекс, что Сирзес был самым близким для меня человеком?
— Да, — кивнул юноша. — А как же Беснор и Туптах?
— Три года назад отец позволил мне взять еще двух слуг, — пояснил Раамос. — Вот с тех пор и живут у меня эти два разбойника. Но Сирзес... Это совсем другое. Он выживет?
— Это я скажу завтра, — дипломатично ответил Алекс.
— Но завтра я хотел уже выйти в Билд?
— Ты можешь идти, куда хочешь, господин, но Сирзес встанет на ноги не раньше чем через пять-шесть дней, — уверенно заявил Александр. — Сейчас его нельзя трогать с места. Швы разойдутся, и он умрет.
Молодой человек растерянно заморгал.
— Я не могу ждать так долго. В письме отец приказал мне торопиться.
— А чем ты еще можешь здесь помочь? — удивился Алекс. — Оставь одного из слуг. Кому больше доверяешь. Заплати старосте, чтобы крестьяне хорошо заботились о раненом, и иди домой.
Ему очень хотелось оказаться в Уразских каменоломнях в компании с сыном и наследником старшего писца. Вряд ли он согласится помочь вытащить Айри, но организовать свидание или перевести девушку на какую-нибудь легкую работу, наверное, не откажется.
— Твоя задержка вряд ли понравится господину Фуубису, — продолжал он увещевать молодого келлуанина. — И Сирзес огорчится, если узнает, что стал причиной твоих неприятностей, господин.
— Да, — согласился Раамос. — Ему это не понравится.
— Вот видишь! — обрадовался Александр. — Посмотрим, как он будет чувствовать себя завтра. Если боги будут благосклонны, оставляй слугу и отправляйся домой. Хочешь, я буду тебя сопровождать?
— Буду рад, — улыбнулся молодой человек.
После позднего завтрака или раннего обеда Алекс осмотрел раненого. Слуга дремал. Юноша положил ему ладонь на лоб. Судя по всему у Сирзеса легкий жар, что не удивительно после таких ран и операции хирурга-самоучки. Раамос отправился договариваться со старостой. Александр спросил у хозяйки, растиравшей зерна в муку, где здесь можно поспать?
Получив исчерпывающие инструкции у пожилой женщины, парень вернулся в дом, цыкнул на задремавшую девчонку и улегся на подиуме, разложив поверх циновок и кишащих блохами шкур свое одеяло.
Но всегдашняя осторожность не покинула его и здесь. Под рукой лежал освобожденный от тряпок меч, а бронзовый кинжал он спрятал под сумку, которую положил под голову вместо подушки.
Негромкие голоса вырвали из глубокого сна привычно настороженное сознание. Проснувшись, Алекс не стал открывать глаза, а прислушался, нашарив рукоятку меча.
— Хозяин велел мне оставаться с Сирзесом, — со вздохом проговорил Беснор. — Буду ждать, когда он поправится. Как будто местные не справятся!
— Господин пожалел пару лишних бус, — тихо поддержал его Туптах. — Это Айхзес ему насоветовал.
— Странный он какой-то, — поддержал разговор Беснор.
— И разговаривает неправильно, — понизил голос Туптах. — Может с юга?
— Зря ему хозяин так верит, — прошептал Беснор. — Мало ли проходимцев по дорогам шастает, а наш господин богат...
— Ты думаешь? — охнул его собеседник. — Оборони нас великие боги. Спаси нас, Гибд бог дорог и путников.
— И меч у него железный, — продолжал бухтеть Беснор. — Ты слышал про железные мечи? Я нет!
— Надо предупредить хозяина! — прервал его Туптах, и Александр услышал быстро удаляющийся шум шагов.
Приоткрыв один глаз, он осмотрел комнату. Беснор стоял у входа и внимательно смотрел на него. Лицо Алекса находилось в тени, и слуга не мог, как следует, разглядеть его глаза.
Сирзес застонал. Александр резко сел. Слуга вздрогнул и, отступая, шагнул в дверной проем. Не обращая на него внимания, юноша шагнул к раненому, который пытался подняться.
— Что с тобой?
— Мне нужно, — пробормотал тот, прижимая руки к животу.
— Эй, Беснор! — грубо окликнул слугу Алекс. — Найди горшок. Понял для чего?
Высокий мужчина лет тридцати самодовольно усмехнулся.
— Не успеешь, будешь здесь сам убирать! — предупредил Александр. — Ему ходить нельзя. Торопись!
Почувствовав, что юноша не шутит, слуга, проникшись важностью момента, стрелой вылетел из дома и вернулся буквально через минуту с низким глиняным горшком.
Вернув раненого на лавку, Беснор посмотрел на Алекса. Тот равнодушно зевнул и, повернувшись, направился к лежанке. Слуга, сообразив, что неаппетитно вонявшую посуду придется выносить ему, попытался схватить молодого наглеца за плечо. Развернувшись, Алекс перехватил его кисть и вывернул так, что сильный мужчина взвизгнул как щенок и опустился на колени, глядя на юношу вытаращенными от боли глазами.
— Я не люблю, когда меня трогают. Понял?
Бледный келлуанин скрипнул зубами и, пытаясь сохранить достоинство, прохрипел:
— Пусти!
— Ты понял, что я тебе сказал? — Александр вывернул руку еще сильней.
— Да, понял!
— Вот и хорошо, — он отступил в сторону и брезгливо скривил губы. — Он же ваш друг. Вы одному хозяину служите.
Беснор поднялся на ноги, потирая изломанную кисть, и вдруг бросился на Алекса, размахивая кулаками. Юноша слегка подправил его движение, и келлуанин, красиво влетев на подиум, врезался в стену. Сверху посыпалась пыль. Александр со вкусом чихнул, вытер нос. Слуга неуклюже схватился за рукоятку его меча.
— Это уже серьезно, — покачал головой Алекс. — Если не положишь оружие, я тебя убью.
— Беснор! — слабым голосом крикнул Сирзес. — Прекрати сейчас же! Не смей.
— Какой-то чужак будет меня оскорблять!? — фыркнул разъяренный слуга, но как-то неуверенно.
— Мне очень не хочется огорчать господина Раамоса, — Александр попробовал последний раз завершить дело миром.
— В чем дело? — раздался за спиной юноши знакомый голос молодого келлуанина. — Что ты там делаешь, Беснор?
— Этот человек обманул вас, господин! — вскричал слуга. — Он чужак!
— Я знаю,— спокойно ответил Раамос.
Беснор на секунду смешался, но тут же проорал еще одно обвинение:
— Он разбойник и хочет вас ограбить!
— Что здесь произошло, Сирзес? — поинтересовался молодой келлуанин у раненого. С тревогой наблюдавший за происходящим тот сделал попытку встать.
— Лежи, — мягко приказал господин. — Тебе нельзя вставать.
— Айхзес говорил то же самое, — виновато улыбнулся Сирзес. — Когда мне захотелось облегчиться.
Казалось, Раамос только сейчас обратил внимание на мерзко благоухающий горшок.
— Он попросил Беснора принести какую-нибудь посуду, — продолжил слуга. — Чтобы мне не надо было никуда ходить... Ну а потом...
Он смутился и замолчал.
Раамос виновато посмотрел на Александра, подошел к подиуму и взял из рук Беснора меч.
— Господин, этот чужак убьет нас.
Не глядя него, господин вложил клинок в ножны и протянул Алексу.
— Возьми, я прошу прощения за недостойное поведение своего слуги. Он будет наказан.
— Благодарю, — Александр поклонился на тонганский манер.
— Туптах! — громко крикнул молодой келлуанин.
— Я здесь, господин, — в дверях возникла пухлая фигура второго слуги.
— Приготовь палки!
— Слушаю, господин.
Алекс прошел к подиуму, не глядя на шарахнувшегося в сторону Беснора, взял сумку и нашел в ней письмо, что написал Небраа.
— Господин Раамос, у меня есть просьба.
— Слушаю, — нахмурился келлуанин.
— Прочти, кому адресован этот папирус.
— Зачем? — вскинул брови молодой человек.
— Я хочу, чтобы твой человек узнал, как он ошибается. Пожалуйста, сделай это.
Щеки Раамоса вспыхнули огнем. Он ожег взглядом притихшего слугу, взял из рук Александра свиток и прочитал цепочку иероглифов, изображенных на перевязывавшей его ленте.
— Господину Гнешуеру писцу Уразских каменоломен.
— Благодарю, господин, — Алекс еще раз поклонился, возвращая фальшивое послание в сумку.
Красный, как вареный рак, Раамос схватил Беснора за короткие волосы и, стащив с подиума, швырнул на пол.
— Господин! — взвыл слуга. — Пощади! Я не знал! Я хотел только предупредить тебя!
— Ты не захотел вынести горшок за раненым, зная, как он мне дорог! — крикнул молодой господин, яростно сверкая глазами. — За Сирзесом, который привел тебя ко мне и уговорил взять на службу?!
— Пощади! — только и смог вымолвить несчастный Беснор.
— Потом ты унизил грязными подозрениями моего гостя?
"Ого! — усмехнулся про себя Александр. — Я уже стал гостем! Прогресс!"
— Я лишь пытался уберечь тебя, господин! — продолжал стонать слуга.
"Странно, — подумал Алекс, наблюдая за этой некрасивой сценой. — У этого парнишки ни меча, ни вооруженных соратников, а мужик боится так, словно его вот-вот прикончат".
— Палки готовы, — пролепетал возникший в дверном проеме Туптах.
— Не нужно! — Раамос внезапно выпрямился.
— Господин! — возопил раненый. — Не делай этого! Беснор верно служил тебе.
Проштрафившийся слуга поднял на хозяина полные ужаса глаза.
— Пощади, господин! Умоляю, не прогоняй меня. Накажи своей волей, но разреши служить тебе.
— Я не смею советовать тебе, господин, — тихо проговорил Александр, быстро сообразивший, что при отсутствии одного слуги, забот у других сопровождающих молодого писца заметно прибавится. — Но любой может просить о милости. Беснор осознал свою ошибку и понял, как был не прав.
